Владимир Тыцких (Владивосток). О ком попало легенд не слагают…

От редакции: В №4 ЖЛКиС за 2012 год было опубликовано письмо Владимира Беспалова (Барского), относительно публикации «После нас придет уборщица»в Владимир Беспалов (Барский) выдвинул свою версию преждевременного ухода из жизни талантливого приморского поэта Геннадия Лысынко (1942-1978) (СМОТРЕТЬ).

Сегодня Владимиру Беспалову (Барскому) отвечает Владимир .Тыцких (Владивосток)

Владимир Тыцких (Владивосток)

О КОМ ПОПАЛО ЛЕГЕНД НЕ СЛАГАЮТ…

Версия Владимира Беспалова (Барского) о гибели поэта Геннадия Лысенко, опубликованная в апрельском номере «Журнала литературной критики и словесности», – это легенда. Причём очень неуклюжая. Маршак ушел из жизни в 60-х. Кажется, в 1964 или 65-м. Первая публикация Лысенко в «Тихоокеанском комсомольце» – поэма «Владивосток» – относится к 1968 г . Геннадий Михайлович в это время отбывал срок заключения в Славянке. Первая книга стихов «Проталина» – уже 1975 год. Так что с Маршаком поэт Лысенко не совпал во времени, и видеться они не могли нигде, никогда и ни при какой погоде.

С миром Геннадий простился 31 августа 1978 г . Незадолго до этого, правда, во Владивостоке были писатели из Москвы. Или писатель. Я помню лишь Льва Ошанина, приезжавшего вместе с композитором Георгием Мовсесяном. Кстати, тогда и родилась их песня о Тихоокеанском флоте («А если очень повезет, тебя дорога приведет на Тихоокеанский флот»). В СП была встреча, дату её не назову. Могу только сказать, что она состоялась задолго до самоубийства Геннадия. Возможно даже, Ошанин был у нас предыдущей осенью. Я, прибывший с Балтики на Тихий океан в сентябре 1977-го, с другом Леонидом Климченко присутствовал на этой встрече. Помню, что в Союз ходили одетыми по-летнему. Хотя могу с этим и напутать.

А вот что скажу точно – последняя встреча с писателями-москвичами в СП в год гибели Лысенко могла произойти не раньше 12 июня, то есть за два с лишним месяца до самоубийства. Скорее всего, такая встреча имела место, но её я не помню. В состав солидной делегации входили: Людмила Щипахина, Марк Кабаков, Алим Кешоков, Сергей Кошечкин, Александр Николаев, Рудый (Рудный? Имя не помню), Они прилетали «вслед за Брежневым», побывавшем на ТОФе в марте или апреле и выходившем в море на крейсере «Адмирал Сенявин» (между прочим, моя лодка Буки-90 демонстрировала боевую выучку флота торпедной стрельбой по «Сенявину», за которую командир получил часы от Генсека, а мы со старпомом – от Министра обороны). Если такая встреча была, то в ней мог участвовать и Гена, да и я мог быть там, но дальнейшие события «стерли файл».

Писатели 13 июня вышли на крейсере в море, где во время артиллерийской стрельбы случилась трагедия – при взрыве башни главного калибра погибли 37 моряков, в том числе мой друг и сослуживец еще с Балтики – старший посткор «Красной звезды» по Тихоокеанскому флоту капитан 2 ранга-инженер Леонид Леонидович Климченко. Повторяю, на встрече с Ошаниным мы были вместе. Я тогда видел Лысенко первый и последний раз (если не считать возможной, но забытой мною встречи с командой Кешокова). Он обратил на себя внимание тем, что неожиданно выскочил из зала к столу президиума, за которым сидели гости, и заявил что-то вроде – а вот послушайте, здесь настоящие поэты! И прочитал свои стихи. Выглядело довольно эпатажно и не очень своевременно, но не убавило любви к Геннадию со стороны поклонников его таланта и не вызвало недовольства у Ошанина. Однако уже тогда Гена для некоторых местных гениев был костью в горле, и с годами их ничем не прикрытая ненависть приобрела безобразные формы, многократно проявляясь публично и печатно. Особенно преуспел в этом Борис Лапузин.

В ночь самоубийства Геннадий Михайлович оставался один в помещении Приморского отделения СП России. Звонил некоторым литераторам, в частности Юрию Кашуку, звал пообщаться. Вроде звонил уборщице, замечательной во всех отношениях Зинаиде Ивановне Гилевой (она работала и при мне до средины 1990-х, пока СП еще существовал более-менее достойно и имел какие-то деньги). Никто на призыв Гены не отозвался.

Вообще, временами он был человеком тяжелым – в этом Лысенко очень схож с Рубцовым, с которым его нередко и, мне кажется, вполне справедливо понимающие критики и читатели ставят рядом. И, наверное, к трагедии Гены имеют какое-то отношение люди, в кругу которых он жил. Но предполагать чье-то непосредственное злонамеренное участие в его смерти оснований нет.

В начале девяностых, на фоне всяческого развала и нарастающего всеобщего безденежья, при содействии тогдашнего начальника управления культуры Приморского края Виталия Хрипченко принимались меры к увековечению памяти Г.М. Лысенко. В частности, скульптор Эдуард Барсегов изготовил мемориальную доску для установки на фасаде здания, где обитает Союз писателей (и где Лысенко не только покончил счеты с жизнью, но был принят в СП, постоянно бывал и даже какое-то время кормился, работая завхозом). Скульптор сделал свою работу очень хорошо, это было нестандартное, во всех отношениях настоящее произведение искусства, которое само по себе стало бы достопримечательностью Владивостока, где, к сожалению, со знаками памяти и внимания к действительно заслуженным литераторам дело обстоит позорно плохо. Мало того, что наши серые возлелитературные кардиналы скандально воспротивились установке памятника (это был подлинно памятник), но и совершили акт вандализма – изготовленная в гипсе работа Барсегова не была отлита в металл, многие годы как попало валялась в помещении писательской организации и, в конце концов, исчезла бесследно.

Геннадий отличался прямотой и честностью. Вот яркая деталь: часто оставаясь без средств, Геннадий «перехватывал» трёшку-пятерку у друзей-товарищей, мог затрудняться  в отдаче долга, но всегда рассчитывался с «кредиторами». После  смерти в его записной книжке обнаружили список тех, кому он задолжал и не успел отдать хотя бы рубль.

А теперь мы все, осознавшие ценность поэзии Геннадия Лысенко, в долгу перед ним.

Что касается легенд, которые живут спустя три с лишком десятилетия после ухода того, кому они посвящены, то какие бы они ни были, эти легенды, правдивые или нет, добрые или не очень, – они свидетельствуют о значительности личности героя.

О незначительных, фальшивых, пустых людях легенд не рассказывают.

Литературная критика и публицистика @ Журнал литературной критики и словесности, № 6 (июнь), 2012 года.