Владимир ТЕПЛЯКОВ (Москва)
Кратко об авторе: Владимир Алексеевич Тепляков родился в городе Каунасе (Литва), в семье военного врача. Рижанин с 25-летним стажем, но школьные годы провел на Ставрополье. Окончил Рижский политехнический институт и Высшие литературные курсы. Член Союза писателей России. Живет в Москве.
СТИХИ МОСКОВСКОГО РИЖАНИНА
Ненаписанные стихи о счастье
Им очень… (не подобрано) вдвоем.
Она к нему садится на колени…
Он бесконечно (дописать потом
И постараться без местоимений).
Финал вчерне написан. Мой герой
И героиня счастливы отныне.
(В корзине все, что связано с луной,
С дрожанием ресниц у героини…)
Одно досадно: собственно сюжет,
Такого удостоенный финала, —
Не выстроен. Его, по сути, нет.
Как нет ни середины, ни начала…
Я просто верил. Верил в их судьбу.
Я так хотел, чтоб встреча состоялась…
И вот, постфактум, закусив губу,
Тщусь угадать, как это с ними сталось.
Но лоб не превращается в чело.
А в голове словесной столько грязи…
Оставлю так! Уж коль на то пошло –
Им хорошо без авторских фантазий.
Перо не ускакало за судьбой…
Но автора не мучает гордыня.
Ведь главное – чтоб счастлив был герой.
И – чтоб его любила героиня.
Несбыточное лето
Был месяц март… Хорошее начало.
Но было так: свирепствовал июнь.
Не громыхало. Только припекало.
Разогревало бронзу и латунь.
Но страсти не замешкались на старте.
Пылали щёки. Капало со лба.
Обида жгла: ну почему не в марте?
А потому. Всё схвачено. Судьба.
Июнь. Июль. Поспевшая черника.
Поэтому и губы так черны.
Нелепый сон: в какой-то чаще дикой
Какой-то стол; какие-то блины…
«Всё та же слякоть», – напиши, и баста.
И станет ясно, что июль, июнь –
Несбыточны… Сны снятся, но нечасто.
Скажи: я счастлив. Постучи и сплюнь.
Антибасня
На утренний сыр прилетела ворона
из басни жестокой.
В обед не раздался звонок телефона
(он просто для рифмы).
А тут логарифмы как раз под рукою.
И, стало быть, можно,
под яблоней стоя,
все те же с нее
околачивать груши;
причин домогаться
невинного с виду
лесного разбоя:
злодейство ли это? Иль сыр и лисица –
две вещи совместны?
А если судьба оплывает,
как сыр,
помещаемый в пиццу?
И можно ворону – по третьему разу –
принять за жар-птицу?
То так ли уж надобно
в мыльной водице
вымачивать рифму;
о сырности сыра трубить;
фимиам курить логарифму?
***
Я мерзну у того костра,
Что так когда-то грел:
К тому, что тешило вчера,
Душой не прикипел.
И если в сердце дикари
Не загорланят впредь, —
Гори, звезда моя, гори!
Счастливо догореть.
***
Во рту горчит.
Луна торчит
Там, где положено по чину.
Вам ветчину или дивчину?
Спасибо, сыт.
Домой не ждут.
Ботинки жмут.
И жизнь, похоже, тесновата.
Да и в ушах как будто вата
И там, и тут.
Вот и луна –
На всех одна.
В нее смотрелась Нефертити…
Так вы чего-нибудь хотите?
Идите на…
Тайна
Не ведаем, гремящие ключами
Сердец, приотворённых сгоряча,
Какие дни, оставшись за плечами,
Навеют драгоценную печаль.
Такая вот, гуляющая в роще
Громоздкая частица бытия,
Постичь пытаюсь, действуя на ощупь,
Каким задуман кажущийся я?
Тезки
Ни в чем не похожи:
Один, большей частью, сажал.
А самых отъявленных
Ставил, как правило, к стенке.
Другой – дуновение сердца
На музыку клал.
И тоже сажал,
Но не в камеру, а на коленки.
Сближает людей даже ненависть,
Даже бревно,
Носимое вместе с товарищем неугомонным…
Ничто. Ни на йоту.
Лишь имя носили одно
«Железным» прослывший
И – марш подаривший влюбленным.
Издевка небес
Или замысел их приглушен?
На звездах Кремля
И крестах – одинаковый иней…
И трудно понять,
Что сближает, помимо имен,
Крестившего Русь
И поправшего эти святыни.
***
Гром громыхнул.
Полураскрылась почка.
Принц Гамлет начинает монолог.
Он жив еще…
Пришла из школы дочка.
Курс доллара не низок, не высок.
Мужчина круглый катится куда-то.
Ишь, докатился до второй строки.
«Поэзия должна быть глуповата», —
Иначе поглупеем от тоски.
Струятся струи.
Пиво.
Понедельник.
Базар.
Вокзал.
Базаров – нигилист.
Когда сойдутся шельма и отшельник –
Тушите звезды…
Грязен.
Снова чист.
И снова осень.
Дяде честных правил
Пора уже не в шутку занемочь.
Дождя все нет.
Зато задушен Павел.
Забулькал чайник.
Засмеялась дочь.
Всполохи
О, этот миг меж первой и второй,
Когда еще внимательны и пылки!
Но пир уже, как водится, горой:
Теряют равновесие бутылки,
Уже слова не лепятся к словам,
И трогательно тянет к недотрогам…
Когда ж по уготованным углам,
Убого обустроенным берлогам
Нас гулкие развозят поезда, —
Не верится, что карта будет бита,
И не смутит ни падшая звезда,
Ни мчащаяся в небе Маргарита.
Исполнение желаний
Лобызаем стекло иконное;
Негодуем: закон в ходу ли?..
Но сбывается потаённое,
А не ставшее на ходули.
Наяву ли, во сне, в прострации,
На каком-нибудь Иссык-Куле
Рассекретятся декорации,
Прожужжат заказные пули.
Сколько б слово твоё ни весило,
А потянет оно немало…
Потому и глядим невесело,
Влагу вытянув из бокала.
И, почтительно безголосые,
Голосистому вторим мэтру;
И знамёна свои курносые
Привыкаем держать по ветру;
И, смущаемы тенью Каина,
Марком лечимся и Матфеем.
Либо мечемся неприкаянно
Между морфием и Морфеем.
Осеннее тепло
На излёте последних иллюзий
Согревает единственный взгляд,
И душа устремляется к Музе
Или к той, перед кем виноват.
Согревает нечаянный лучик,
Что во мгле непроглядной пророс.
Оттого и бессмертен поручик,
И дороже ответа вопрос.
И книженция эта с развала, –
Где о том, как страдала княжна,
Перед тем, как княгинею стала, –
Лечит раны во все времена.
Щеголявшая некогда в мини
С героиней разделит сполна
Эту муку: легка на помине
Незажившая в сердце весна.
Национальное достояние
Жарко ль, холодно – хочется водки,
А иначе спасения нет.
Не поможет душе-патриотке
Ни шипучий, ни марочный бред.
Не спасут ни шуты, ни пророки,
Ни партийцы, крестящие лоб.
Мы без водки совсем одиноки,
Нас везде донимает озноб.
Ждут огня пересохшие глотки.
Пьёшь не водку – считай, не жилец.
Мы – страна неисправной проводки,
Потому и горящих сердец.
Возбуждает лишь водочный запах…
Всё двоится: и страх, и восторг.
Мы умом повернулись на Запад,
А в душе колобродит Восток.
Нет нужды разгоняться в болидах
Или в прорубь сигать нагишом.
Жгучий вдох. Обжигающий выдох…
Слава богу, пошла хорошо.
Томление
Обречённостью дышит
завидная с виду судьба.
Перед сходом лавин тихо-тихо в горах.
Тихо-тихо.
За минуту до старта,
за две – до триумфа, со лба
колебанья изгнав,
плавники расправляет пловчиха.
Но забвению предан
победный её пьедестал.
И, никем не воспетая,
листья роняет берёза…
Перед сходом времён
правит бал жутковатый металл,
Цепенеют уста,
и у статуй меняется поза.
Перед сменой эпох,
перед новым скончанием дней
проклинают пророков
и жертвы приносят Ваалу.
Но уже предстоит по следам
безымянных коней
триумфально промчать
своего седока Буцефалу.
Предстоящая смута
вперёд высылает гонцов.
Перед сменой эпох
исчезают красивые лица.
Карфагену каюк.
И пикируют на «близнецов»
Начинённые злобой
сентябрьские две единицы.
Появленье на свет
незаконнорождённых идей
диссиденту Афин
полагается спрыснуть цикутой…
Неспокойно у Гроба.
Клеймит супостата злодей.
И провидческий сон
посылается где-то кому-то.
2003
Поэзия© ЖУРНАЛ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ И СЛОВЕСНОСТИ, №2 (февраль) 2005.