Борис УГЛИЦКИХ (Краснотурьинск, Свердловская обл.)
Кратко об авторе: Борис Алексеевич Углицких (Борис Борчанинов – псевдоним).
Подполковник МВД в отставке. Автор стихотворного сборника и художественно-исторического очерка о родном уральском крае. В №4 «ЖЛКиСа»(2011) было опубликовано эссе Б.Углицких «Немцы Поволжья. Реквием по Республике», а в следующем номере — отрывок из романа…
Туманные горизонты демократии
Научный нигилизм
Кто из нас, познавая в школьные годы хрестоматийную русскую литературу, не натыкался на какое-то непонятное (несмотря на обстоятельные объяснения в учебнике) словечко – нигилизм. Что они, эти нигилисты из тургеневского романа «Отцы и дети» отрицали и что у них из этого получилось, в конце концов, – всё это до сих пор для меня (может быть, я не очень прилежно учился?) остаётся неразгаданной тайной. Но негативный оттенок для меня это словечко всё же несёт до сих пор.
Вот и, прочитав как-то в одной научной статье, что в библиотеке Российской Академии наук существует раздел библиографии «Против», я был (как бы это помягче сказать) несколько удивлён. Из всего огромного собрания книг и статей какая-то умная голова догадалась систематизировать ту его часть, которая полностью была построена на категорическом отрицании того или иного предмета научного спора.
Но так устроена наша жизнь — мы всегда категорично и безапелляционно против чего-то (или кого-то?). Интеллектуальная элита — не исключение. Не любопытно ли ознакомиться, что же собрано в той картотеке, если разложить книги и статьи в хронологическом порядке?
1906 год — «Против смертной казни»;
20-е годы прошлого столетия — «Против бога», «Против религиозных предрассудков»;
30-е годы — «Против народничества», «Против воинствующего меньшевизма», Против буржуазной контрабанды в языкознании», «Против механистических тенденций в исторической науке», «Против национал-демократизма в литературе», «Против буржуазной педагогики и лженауки педологии», «Против реакционных теорий на военно-научном фронте»;
40-е годы — «Против войны», «Против фашизма», «Против нацизма», «Против тоталитаризма»;
50-е годы — «Против буржуазной этики и эстетики», «Против мещанства», «Против реакционного менделизма-морганизма»;
60-е — 70-е годы — «Против буржуазной фальсификации истории советского общества», «Против буржуазной и мелкобуржуазной теории социализма», «Против сионизма», «Против фальсификации идейных основ коммунизма»;
80-е — «Против пьянства и наркомании», «Против СПИДа», «Против клеветы, наветов и лжесвидетельств».
Если та картотека продолжает расти, то, я думаю, в ней обязательно должна появиться серия монографий под общим собирательным названием «Против демократии».
В поисках справедливости
Да, в последнее время всё чаще можно встретить обстоятельно аргументированные публикации о неактуальности демократических принципов социального мироустройства, где авторы, порой, явно не утрудив себя знакомством с элементарной социологией, авторитетно анализируют те или иные знаковые общественные явления. Взять, к примеру, недавно выложенные в социальной сети две явно претендующие на широкий резонанс статьи известного сатирика М.Задорнова: первая — в защиту свергнутого ливийского лидера М.Каддафи, вторая — о предстоящих в нашей стране президентских выборах. Не буду пересказывать содержание этих статей (кстати, очень богатых на факты и изложенных острым, свойственным автору иронично-афористическим языком), отмечу лишь концепцию взгляда автора на причинно-следственные связи недавно случившихся международных событий и их проекцию на будущность всего мироустройства. Если сформулировать одним предложением, то это: «Всё мировое зло — от их «американских» демократий». Мол, если отбросить все высокие словеса про защиту ливийского народа от гнёта тирании, то в остатке получим то, что уже имеем в других регионах с проамериканской системой власти. Мол, та система власти в Ливии, что была установлена М.Каддафи, и была единственно правильной, подобранной под сложившиеся социально-политические обстоятельства, учитывающие как внутренние, так и внешние факторы. Мол, да — диктатор. Пусть даже и «кровавый». Но ведь, мотивацией его жестоких поступков было улучшение социальных благ своего народа. Вот ведь и Сталин при всех его злодеяниях радел не о себе (и не о семье, а тем более — каких-то любимчиках), а исключительно — о народе. Именно при нём Россия встала вровень с «главарём» глобальной политики — США. Именно при нём с Россией стали считаться. О демократии сатирик говорит только в уничижительном тоне, иногда «оговариваясь» — «дерьмократия».
Естественно, его безапелляционные и чуть даже хулиганские мысли нашли живой, в большинстве своём положительный отклик. Но были и серьёзные, умные и хорошо аргументированные комментарии-отклики с критикой позиции автора. Они, казалось бы, камень на камне не оставив от основных тезисов обсуждаемой статьи, тоже оставляли ощущение идеологического перегиба.
Так что же такое демократия? Одинаково ли понимаем мы то, что казалось бы и лежит на поверхности? Ведь, как её ещё понимать, если она переводится — народовластие? Свобода выбора? Свобода слова? Свобода жить так, как кажется всем справедливо?
Справедливость! Вот, наконец, мы и назвали то слово, на ось которого мы нанизываем всё, что понимаем под народовластием. В конце концов, а для чего тогда нам это народовластие, если интересы большинства не будут удовлетворены?
Не к социальной ли справедливости взывали практически все классики русской литературы? Вспомним основоположника художественного социально-психологического исследования с глубоким философским осмыслением взаимоотношений людей в обществе Льва Толстого. А какими современными нам сегодня кажутся мысли Фёдора Достоевского о поисках гармонии человека и общества, о страданиях «маленького» человека, о близящемся социальном и духовном кризисе России. Обстоятельному исследованию характеров всех слоёв дореволюционного российского общества посвятил своё творчество «пролетарский» писатель Максим Горький, лейтмотивом которого было явное эмоциональное несогласие с существующим общественным порядком.
Социальная справедливость стала обязательной путеводной звездой первых советских писателей. Социалистический реализм, объединивший в себе искусство с принципами социалистической (подразумевается – гуманной) идеологии, стал на долгие годы основным методом советской литературы и критики. Искренняя приверженность социалистическому идеалу — с его пафосом социального переустройства мира – способствовала созданию отдельных значительных произведений о социально-политических конфликтах века («Разгром» А.А. Фадеева, «Как закалялась сталь» Н.А. Островского, «Жизни Клима Самгина» М. Горького, произведения Л. Арагона, Н. Хикмета, П. Неруды и др.).
Идеологические одежды демократии
Так являются ли синонимами слова «демократия» и «социальная справедливость»? И что думают по поводу демократии современные социологи?
Вот что пишет в своей нашумевшей работе «На пути к сверхобществу» известный русский мыслитель, социолог Александр Александрович Зиновьев, автор широко известных на Западе социологических романов «Зияющие высоты», «Светлое будущее», «В преддверии рая», «Жёлтый дом», «Гомо советикус», «Пара беллум», «Нашей юности полёт», «Иди на Голгофу», «Живи»:
«Можно найти десятки различных явных и неявных определений демократии в сочинениях западных авторов, включая выдающихся. Демократия, пишет, например, один такой мыслитель, есть открытое и плюралистическое общество, в котором можно выражать несовместимые взгляды и бороться за достижение конфликтующих целей. Здесь каждый свободен исследовать проблемную ситуацию и предлагать своё решение. Каждый свободен критиковать предложения других. Политика правительства меняется под влиянием критики. Возможно смещать людей у власти в течение разумного времени и без насилия заменять их другими. Возможно альтернативное правительство, причём путём свободных выборов. Имеется возможность повышать жизненный уровень населения, минимизировать страдания и недостатки, максимализировать счастье».
Утопия! Ну, и не будем останавливаться на этом заумном теоретизировании.
«У другого мыслителя демократии, — пишет далее автор статьи, — рассматривается и как защита от тирании, и как мирная передача власти, и как средство защиты свободы личности, и как особая процедура принятия правительственных решений. Утверждается, что демократия возможна только в рамках капитализма. Третий мыслитель характеризует демократию как средство защиты общества от произвола политических лидеров и от засилия бюрократии. Четвёртый считает демократию средством образования эффективного и ответственного правительства. По его мнению, демократия даёт возможность заместить данного политического лидера или правящую партию другими. В демократии, считает пятый, правительство ограничено в своих решениях и действиях. Общество признаётся плюралистическим. Правительство правит в интересах всех, а не отдельных групп. Меньшинство имеет шансы стать большинством. Имеется избираемый представительный орган власти. Имеется социальная и экономическая оппозиция власти, включая частные фирмы и их объединения, рыночный механизм, профессиональные ассоциации, политические партии. Имеет место разделение власти на законодательную, исполнительную и судебную, разделение в рамках законодательной власти и разделение на федеральную и локальные власти»
Не правда ли, что уже одно только это краткое перечисление определений демократии заставляет нас усомниться в строгой научности термина в силу такой жуткой аморфности, вкладываемого в него авторитетными социологами смысла. Термин «демократия», конечно же, является характерным термином идеологии. Различные люди, употребляя его, имеют в виду один и тот же объект, но при этом видят его с различных сторон, понимают его различно, испытывают к нему различные чувства и, наконец, имеют различные цели при его описании. Не случайно, сваленные ими в одну кучу различные социальные феномены, невольно или умышленно запутывают доверчивого читателя.
Конфликт равенства и свободы
Практически это же утверждают в своей работе «Демократические институты и моральные ресурсы», изданной Стенфордским университетом в 2001 году социологи К. Оффе и У.К. Пройсс: «Замечено, что «демократия» стала универсальной формулой описания широкого спектра самых разнообразных обществ с их режимами управления…К середине 1970-х годов, начиная с Чили и кончая Китаем, не было практически ни одного государства, которое не оправдывало бы свою легитимность «демократическим» характером или, по крайней мере, характером, переходным к какой-либо версии демократии».
Авторы с сожалением констатируют, что термин «демократия» как бы «утратил свои отличительные черты: он не в состоянии быть полезным при освещении важных различий между разнообразными социально- политическими устройствами». Они даже предлагают в связи с этим принять в научный обиход «такие прилагательные, как «либеральная», «авторитарная» или «народная» демократия»». Но они не были бы западниками, если бы не упомянули, что оказывается можно характеризовать государства ещё и «в зависимости от их социально-экономической системы и, в частности, от достигнутого ими уровня экономического развития». А если без обиняков, то правильнее, с их точки зрения, делить миры на «первый», второй», «третий», а иногда и «четвёртый», чем на «демократический» и «недемократический».
Вот именно, учитывая идеологическую подоплёку определения термина «демократия», А.А. Зиновьев предлагает различать демократию, прежде всего, как элемент государственности. В рамках государственной демократии он предлагает различать способ формирования власти, её структуру и функционирование, то есть выборность органов власти, разделение властей, публичность работы власти (гласность), официальную оппозицию и многопартийность. Существенным отличием демократии, которую автор статьи именует «западной» является наличие в ней совокупности правовых норм, декларирующих права человека и демократические свободы и обеспечивающих реальное соблюдение этих норм.
Выходит, западная демократия – образец для всех времён и народов? Может быть и правы российские оппозиционеры либерально-демократического пошиба прожужжавшие нам все уши, что совершенней западной демократий просто не существует. Так вот, оказывается, нет. Социологи К. Оффе и У.К. Пройсс в вышеупомянутой статье осторожно говорят по этому поводу так: «…Всё это не должно ошибочно приниматься за окончательную победу западной модели либеральной демократии, какой бы она ни была…Парадигма, с помощью которой капитализм примиряет индивидуальные и коллективные стремления, изнашивается».
А как ей не изнашиваться, этой парадигме, если в самой формуле капиталистических отношений лежит конфликт между свободой и равенством? Ещё в начале 60-х годов прошлого века американский социолог Алексис де Токвиль в своей книге «Демократия в Америке» отметил, что «…невозможно представлять себе людей, навсегда остающихся неравными в одной области, но имеющих равные права во всех остальных…бесконечные разнообразия людей равны и одинаковы; они неизбежно стремятся обеспечить себе мелкие и ничтожные удовольствия…Каждый из них, живя отдельно, является чужим для судьбы остальных…Бесконечная и опекающая этих людей власть делает проявление свободной силы человека менее полезным, ограничивает волю». Продолжая эту мысль, другой видный социолог Роберт Даль высказывается более определённо: «…мы должны также стараться уменьшить отрицательные эффекты демократии и политического равенства, возникающие в условиях экономической свободы из-за неравенства в распределении ресурсов». А социолог Ф. Хайек вообще расставляет все точки над i: «Социальная справедливость – это мираж…В обществе свободных людей понятие социальной справедливости неизбежно будет пустым и бессодержательным». Более того, этот уважаемый мыслитель приходит к неожиданному выводу: «До тех пор, пока вера в социальную справедливость будет управлять политическими действиями, этот процесс будет теснее и теснее смыкаться с тоталитаристской системой».
Сказано предельно цинично, но справедливо: ведь известно всем, что свобода щуки означает гибель пескарей.
Что же из этого следует? Назвать вслед за коммунистическими идеологами западное общество аморальным? А.А. Зиновьев по этому поводу не спорит, но замечает: «Оно не является моральным, как и всякое другое общество, ибо моральных обществ вообще не бывает. На принципах морали не основывается никакое общество…Западное общество является по сути своей расчётливо- прагматичным. Моральное поведение тут является поверхностным и показным. Если же дело касается жизненно важных поступков и решений, если следование принципам морали препятствует достижению важных целей и успеху и, тем более, если это грозит серьёзными неприятностями и потерями, то западные люди без колебаний забывают о моральном аспекте поведения и поступают в соответствии с правилами практического и эгоистического расчёта».
Крах коммунистической идеи?
И если западная демократия не является демократией совершенно справедливой, то, что же тогда – справедлива коммунистическая?
Парадоксально, но А.А. Зиновьев периодом подлинного народовластия называет сталинский период. Он поясняет это так: «Народовластие не есть нечто очень хорошее – пусть слово «народ» не сеет на этот счёт иллюзий. Сталинский террор, массовые репрессии и всё такое прочее – это суть признаки именно народовластия. Власть была народной прежде всего в том смысле, что это была не профессиональная, а дилетантская власть. Подавляющее большинство постов в ней с самого низа до самого верха заняли выходцы из низших слоёв населения…А это миллионы людей. И по образу жизни это множество людей мало чем отличалось от управляемой массы». Объясняя культ личности Сталина, далее автор делает такое замечание: «Воля вождя – ничто без соответствующей подготовки и организации масс. Такие средства организации масс, как партийные и комсомольские организации, общие собрания, митинги и т.д. общеизвестны. Я хочу здесь особое внимание обратить на такой важный элемент народовластия, как феномен активистов. Масса людей в принципе пассивна. Чтобы держать её в напряжении и двигать в нужном направлении, в ней нужно выделить сравнительно небольшую часть».
По-видимому (и с этим согласны многие россияне, пережившие сталинизм), тоталитарные методы руководства страной были жизненной необходимостью. И когда необходимость в этих методах отпала, страна с лёгкостью заменила их на партийно-бюрократические. Десталинизация страны происходила как естественный процесс созревания, роста, усложнения и дифференциации социального организма. Временем стремительного прогресса во всех основных сферах советского общества стали брежневские, сейчас называемые, не иначе, как «застойные», годы. Было построено огромное число новых предприятий. Необычайно усложнились хозяйство, культура и быт населения. Улучшились бытовые условия для огромного числа людей. Произошла общая либерализация социальных отношений. Был окончательно ликвидирован «железный занавес», необычайно расширились контакты с Западом.
Общий жизненный уровень в Советском Союзе в брежневский период был сравнительно высоким (наверное, самым высоким за всю историю России). И как бы мы ни относились к построенному обществу, оно объективно было целостным социо-биологическим организмом. Сложилась устойчивая организация многомиллионных масс населения и многих сотен тысяч предприятий.
Однако, как мы знаем, реальное коммунистическое общество существовало очень короткое время. Кризис вызревал уже в брежневские, внешне благополучные годы. И приход сравнительно молодого и поначалу казавшегося деятельным Михаила Сергеевича Горбачева только способствовал его катастрофическому приближению.
Согласно справедливому замечанию А.А. Зиновьева «Кризисы суть обычное явление в жизни всякого общества». Переживали кризисы разные общества и самые разные страны. Вот и сейчас мы стоим на пороге глобальных экономических потрясений. Но тот кризис был совсем иного рода. Он заключался в дезорганизации всего общественного организма, достигая, в конце концов, уровня дезорганизации всей системы власти и управления. Сегодня для всех очевидно, что советские руководители времён «перестройки», подталкиваемые своими идеологическими советчиками с Запада, вместо того, чтобы усовершенствовать экономическую теорию под сложившиеся обстоятельства, ринулись в непродуманные реформы. Почему высшее советское руководство во главе с Горбачевым поступило так? Можно ли объяснить это только глупостью? «Думаю, что нет, — твёрдо отвечает на эти вопросы А.А. Зиновьев, — Объяснить этот феномен, игнорируя внешние факторы, невозможно. При всех недостатках того состояния советского общества накануне контрреволюции, в нём само по себе не назрела никакая потребность в ослаблении и разрушении государственности, в разрушении экономической системы и прочих жизненно важных сфер общества…Деятели «холодной войны» с самого начала изучали советскую систему власти и управления, особенно высшее руководство, обозначаемое словом «Кремль». В составе советологии возникла даже особая её отрасль – кремлинология. Она самым педантичным образом изучала структуру советской государственности, партийный аппарат, центральный партийный аппарат…и лично работников аппарата власти. Изучали, не брезгуя даже анализом мочи и кала высших руководителей. Но основное внимание в течение длительного времени (пожалуй, до конца семидесятых годов) было направлено на идеологическую и психологическую обработку широких слоёв населения и создание прозападно ориентированной массы советских граждан…Так было создано диссидентское движение».
Важно отметить, что эти строки писал автор, с 1978 по 1999 годы проживший в эмиграции и бывший все эти годы, как говорится «в теме» своих социолого-политических исследований. И потому трудно ему не поверить, что в конце концов Запад одержал первую свою победу, проведя на пост Генерального секретаря ЦК КПСС «своего» человека – М.С. Горбачева. Амбициозный «говорун» вполне оправдал расчёты своих западных манипуляторов. И даже превзошёл их.
«Если припомнить то, что конкретно делал Горбачев, то без особых усилий станет очевидно, что вся его деятельность была планомерным и преднамеренным разрушением партийного аппарата КПСС, — рассуждает далее А.А. Зиновьев, — Эту деятельность высшего руководства КПСС по разрушению основы советского общества советские люди завершили уже под руководством Ельцина, который просто запретил КПСС. А глава парии Горбачев покорно подписал бумагу о самоликвидации ЦК партии (как будто только этого и ждал?), хотя по всем законам поведения обязан был призвать партию к сопротивлению. После этого процесс разрушения всей системы советской государственности пошёл с поразительной быстротой. И молниеносно рухнуло всё общество – первичные коллективы, экономика, идеология, культура и т.д. Такое никак не могло случиться неким естественным путём…У советского коммунизма не оказалось серьёзных защитников». И заключает автор свои мысли так: «Если даже допустить, будто коммунистический социальный строй в Советском Союзе рухнул в силу своей внутренней несостоятельности (что, повторяю, есть идеологическая ложь!), из этого никак не следует, что в результате его краха на его место должен прийти социальный строй западного образца. Последний стал навязываться советскому населению сверху и искусственно, причём вопреки интересам народа и с очевидными катастрофическими последствиями для страны».
Так не в этом ли был парадокс самой народной советской демократии, что она в критический момент не была способна защитить себя саму? Кто слушал тогда народ, советовался с ним? Кто откровенно издевался над народом, придумывая ему «ускорение», «перестройку» и «социализм с человеческим лицом»? Не эта ли мина замедленного действия, которая способна при стечении обстоятельств к самоликвидации, заложена в самой системе коммунистической власти? Чего она стоит, эта демократия, если её жизнеспособность полностью зависит от мудрости верховных правителей? Хотя основную массу народа она вполне устраивала (за коммунистов до сих пор голосует 20% электората), всё же, согласитесь, очень зыбкая это перспектива ждать от номенклатурной власти дележа своих руководящих функций с ним, этим самым народом.
Кому нужны потрясения?
Но постольку, поскольку во всех странах с «развитой» демократией, как мы выяснили, присутствует прагматизм, то почему кому-то не нравится прагматизм России или, скажем, республики Беларусь? Если этот прагматизм не даёт разгореться новой контрреволюции, которая бы завершила то, что было начато западными политтехнологами в конце 80-х годов прошлого века, то что нам в нём плохого? Наше счастье, что проводниками западных ценностей выступают сегодня непопулярные в народе политики (вроде Г. Явлинского, М. Прохорова, Б.Немцова). Но ничего хорошего не сулят народу и программы коммунистов. Национализация крупных предприятий – это только кажущаяся манна небесная. Восстановить порушенное социалистическое хозяйство – это то же самое, что собрать из металлолома новый автомобиль (может быть, и поедет, но очень недалеко). Да и потом: кто сказал, что коммунисты, придя к власти, тут же начнут коренную ревизию политико-экономического порядка страны? Не надо забывать, что их социальные пряники имеют весьма туманные источники финансирования. Экспроприация экспроприаторов? Спасибо, но только совсем уж бестолковые люди не понимают, чем пахнет такая идея в наши дни. Коммунисты сегодня бойко жонглируют современными экономическими терминами, они отнюдь не отрицают рыночных принципов (не случайно их многолетний лидер Г. Зюганов постоянно ссылается на успехи «братского» Китая). Да и финансируется партия вряд ли только на средства фанатично преданных ей партийцев-пенсионеров.
Народ сам вправе выбирать в какой демократии ему жить. Ценой проб и ошибок мы подходим наконец к той модели, какая отвечает сегодняшним вызовам времени. Нужны ли нам новые потрясения, которые неизменно возникают при коренной смене конституционных ориентиров? Нынешние кандитаты в президенты (как левого, так и правого толка) в один голос заявляют о «ремонте» властных институтов страны, как только они одержат победу на выборах. А не это ли первый признак «оранжевости» их намерений? Так, может быть, и есть смысл согласиться с М. Задорновым по поводу «дерьмократичности» отдельных заявленных кандидатских платформ?
2012 г.
Литература:
1. Александр Зиновьев «На пути к сверхобществу». Москва. Центрполиграф. 2000 г.;
2. «Современная политическая теория» (автор-составитель Д. Хэлд). Перевод с английского. Москва. Nota Bene. 2001 г.;
3. «Суровая драма народа» (учёные и публицисты о природе сталинизма). Москва. Издательство политической литературы. 1989 г.
Литературная критика и публицистика ©
ЖУРНАЛ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ И
СЛОВЕСНОСТИ,
№2 (февраль) 2012.