Татьяна МЕЙКО (Томск)
ПОЛЮБИЛА ВЕТЕР — НЕ ИЩИ ПОКОЯ
Раз крещенским вечером собрались подружки на посиделки — распоясали рубахи, распустили косы по плечам, поставили перед собой зеркала, так, что в них сквозные коридоры образовались, и стали в них себе женихов высматривать, приговаривая:
— Суженый, ряженый, сядь со мной рядышком.
Ворожат, а меж собой разговор ведут. Одна говорит:
— У сына мельника, у Василия, глаза голубые, кудри русые, щеки румяные…
Ей в зазеркальном мраке сын мельника показался.
Вторая говорит:
— У молодого купца Игнатия речи вьются, глаза смеются, так бы и хохотала вместе с ним, так бы и вилась около.
Всмотрелась в зеркала и купца высмотрела.
Третья говорит:
— У Прохора из ювелирной лавки картуз с брошкой, поддевка шелковая, сапоги со скрипом, а на ручке перстень золотой — с адамантом.
Ей Прохор в зеркалах увиделся.
— Ну а ты что молчишь, Галичка,— спрашивают у четвертой, — тебе кто люб?
Потупила девица глаза.
— Никого, — говорит, — у меня на примете нет…
Усадили подружки Галю перед зеркалами, и велели смотреть. Глянула она в одно зеркало — никого. И в другом черно, и в третьем… Все коридоры пересмотрела — пусто в них, только сквозняк гуляет.
— Ну что там увидела? — спрашивают ее.
— Ничего — ветер один.
— Вот и жених тебе, — засмеялись подружки.
Тогда вынула Галя из-за пазухи свое заветное зеркальце — маленькое, в оправе серебряной — в него заглянула. И тут с шумом распахнулось окно, взметнулись занавески, и ворвался в комнату буйный ветер. Подхватил Галю и унес. Как была она в рубашке шелковой, с серебряным зеркальцем в руках, так и исчезла. Сколько ни кричали подружки, сколько ни плакали — не вернулась Галя.
Очнулась девица в высоком тереме. Стоит посреди просторной комнаты, в высокие окна свет льется и зеркала сияют. А зеркалам нет числа. Ветер по комнате промчался и, отразившись во всех зеркалах, стал молодцем: кудри вихрем развеваются, взгляд игривый, пальцами тонкими, перебирает, будто струнами наигрывает, так что воздух, вокруг струится, переливается. А говорит, будто поет:
— Люб ли я тебе, Галичка?
— Очень люб.
— Так зови меня Ветром Ивановичем да будь моей женой.
Галя сразу согласилась.
Стали жить. Девица не нарадуется — ветер с ней ласков, добр и щедр. Все у нее есть, а чего нет — он тут же достанет. Семь дней прожили, шесть ночей… А на седьмую ночь вдруг исчез Ветр Иванович. Всю ночь Галя его ждала — по комнатам ходила, в окна и даже в зеркала заглядывала. Лишь под утро дождалась. Пришел муж, как ни в чем не бывало — сел чай пить, и не замечает, что у Галички глаза заплаканы… Ничего не сказала она. Ветр Иванович еще ласковей стал, еще нежней, она и успокоилась.
Стали дальше жить. Но долго ли коротко — вновь исчез Ветр Иванович. Галя глаз не сомкнула — все у окна стояла, плакала, слушая, как деревья от ветра стонали и река шумела. Два дня его не было. На третий день явился. Веселый, довольный. Обнял жену, по комнате закружил — соскучился.
Не выдержала Галичка:
— Где ты был, Ветр Иванович?
Он только смеется:
— Не спрашивай где я был, спроси — где не был.
Стала Галя с того времени за ним следить. Днем следила и ночами не спала — караулила. Видит как-то, встает Ветр Иванович с кровати, и тихонечко выходит из комнаты… Она за ним — крадучись. Поднялся он по витым лесенкам, и она тоже. Вошел в самую верхнюю светелку. Она вслед вбежала, а его уж там нет, только оконная рама от сквозняка хлопает. Кинулась она вниз по лестницам, выбежала на улицу. А там деревья гудят, клочья туч пробегают по лицу луны, и где-то отчаянно кричит птица невидимая. Не испугалась Галя ни лунного лика, ни птичьего оклика. Побежала ветру навстречу. А ветер все сильней! Поднялась в гору — там вихрь столбом стоит, шагу не ступить.
Стала Галя кричать, мужа кликать. Наконец стих ураган и возник перед ней Ветр Иванович. Смотрит на него Галя и не узнает… Кудри всклокочились, брови насупились, глаза сузились — дышит тяжело, говорит сурово:
— Зачем пришла? Обещай больше не ходить за мной, и не следить никогда.
Оробела Галя, пообещала. Подхватил ее ветер и мигом в терем умчал.
Дома стал он прежним — ласковым. Никуда больше не отлучается. Но только замечает Галя, скучнее, мрачнее становится — все ему не в радость. Так неделя прошла и месяц, наконец, он не выдержал, и объявляет Гале, что должен уйти сегодня ночью.
У нее руки опустились:
— Да куда ж тебе ночью ходить, ночью все мужья дома — с женами.
А он отвечает:
— Не могу больше дома сидеть. Я ветер, я всем нужен: облакам в небе, кораблям в море, цветам в поле… А если тебе тоскливо одной, отнесу я тебя к подружкам. Погостишь — захочешь обратно, возьми свое зеркальце серебряное и позови меня.
Согласилась Галя, собрала подарки для подруг, приготовила кушанья редкие, вина заморские. Отнес ветер ее вместе с гостинцами, в родную светелку. И вечером собрались у нее подружки. Поплакали на радостях — они думали, пропала Галичка. Подаркам порадовались, кушаний отведали, вин попробовали. А потом стали друг перед другом красоваться и мужьями хвалиться.
Та, что вышла замуж за купца Игнатия, хвалится:
— Мой Игнатий каждый день мне обнову приносит. Я их и одеваю и в сундуки складываю, уж класть некуда, а он все несет и несет.
Другая за ювелира вышла.
— Мне, — говорит, — мой Прохор каждый день драгоценность дарит. Я все ларцы набила, все пальцы унизала, вокруг шеи обвила, в каждом ухе, глядите, по две серьги, а он все дарит и дарит.
А мельничиха хвастает:
—У нас каждый день на столе булки сдобные, пироги и всевозможные пряники, уж я их и ем, и в кладовые прячу, а они не кончаются, глядите, какая я стала справная и румяная.
— Ну а ты, Галичка, что не похвалишься, не расскажешь, как за ветром живешь?
Вздохнула Галя, но тоже похвалилась.
— Хорошо живу. Мой Ветр Иванович для меня ничего не жалеет — все у меня есть, что захочу: и наряды, и украшения, и яства всякие…
Слушают ее подружки и сомневаются:
— Что-то ты от своей хорошей жизни невеселая, что-то все вздыхаешь… Платье на тебе богатое, ожерелье дорогое, угощенье редкое — а глаза-то — печальные!
Галя не удержалась, расплакалась да подружкам пожаловалась, что иногда оставляет ее Ветр Иванович одну в тереме, а сам исчезает куда-то… И говорит, что не ей одной — всем нужен.
Девушки головами закачали с укоризною:
— Гуляет!..
— При молодой жене с другими хороводится.
Стали Галичку наперебой жалеть да поучать.
— Покажи-ка норов. Скажи: чай, не холостой, не вольный! Пора бросить старые привычки и остепениться!
Проводила Галя подруг, достала зеркальце серебряное, позвала Ветра Ивановича. Он ее домой унес.
Стала она рассказывать:
— Мельникова жена хвастает, что у нее стол от яств ломится, у купчихи наряды некуда складывать, у ювелирши все пальцы в перстнях…
— Ну а ты что ж: неужто не похвалилась ничем? — спрашивает ветер.
И стала Галя его попрекать.
— У других мужья дома сидят… Ты же меня одну бросаешь — гуляешь где-то.
Удивился ветер и опять говорит:
— Без меня дети воздушного змея не запустят, мужики муки не намелят, бабы лен не провеют…
— Ну бабам-то, конечно, без тебя никак не обойтись! Не любишь ты меня, с другими хороводишься. Выбирай — я, или воля вольная!
Низко опустил голову Ветр Иванович, кудри длинные на грудь уронил.
— Что ж, — говорит, — коли так, прощай, Галичка… Мне без тебя плохо будет, да без воли вольной еще хуже.
Промчался по комнате, в зеркалах отразился и исчез. Только окна нараспах и двери настежь. Кинулась Галя к окнам, бросилась к дверям, умоляла вернуться, да разве ветра докличешься…
День Галичка проплакала. И ночь проплакала. А как слез не стало, подняла голову, на себя из зеркал глянула и сказала:
— Нет ему жизни без воли, а мне без него жизни нет.
Вынула из-за пазухи зеркальце заветное. Заглянула за стекло, увидала, как качаются в мире деревья, как реки волнуются, тучи по небу несутся. Это сердится Ветр Иванович. Стала она его звать — не слышит, стала кликать — не откликается. Несколько дней звала — напрасно. Наконец опять посмотрела в зеркальце, видит — все бело от облаков в небе да ромашек в поле. И так тихо… Не проплывет облако, не шевельнет береза веткой. Только на нижней ветке листья березовые чуть трепещут, да трава под ней слегка колышется. Это, разметав кудри по траве, спит под березою Ветр Иванович.
Обрадовалась Галя и стала его звать:
— Проснись милый, вернись ко мне, люблю я тебя, мой вольный ветер!
Услышал ее Ветр Иванович, пробудился и тут же в маленьком зеркальце исчез, а в остальных отразился. Предстал перед Галичкой — таким же красавцем, как прежде.
Стали они жить лучше прежнего. Любили друг друга и жили душа в душу. И все же иногда уходил Ветр Иванович гулять на волю вольную… Стояла тогда Галя у окна, и деревья ей кланялись, и травы кланялись, и цветы — то гулял по земле ее ветреный суженый. В полях шумел, в лесах гудел, в горах грохотал, в морях бушевал, а возвращался домой тихим да ласковым. А на улице деревья шумят, по небу сизая мгла несется, смотрит сквозь мглу строгая луна, и кричит где-то птица неведомая. Не испугалась Галя ни тьмы, ни лунного лика, ни птичьего крика, побежала ветру навстречу. По берегу бежала, река бушевала — Гале платье измочила, бежала по перелеску, деревья ее ветвями хлестали, косы растрепали. А вихрь все усиливается, идти все тяжелее. Поднялась в гору, а там — шагу не ступить — со всех сторон ветер стеной стоит… Стала она кричать, мужа кликать. До тех пор кричала, пока не стих ураган.