Тамара Григорьева (Москва). Встретимся после жары. Рассказ

Тамара Григорьева (Москва)

Кратко о себе: Григорьева Тамара Николаевна. Родилась и живу в Москве.       

Окончила МГПИИЯ им. Мориса Тореза. Учитель английского языка.

Член Союза писателей России. Пишу стихи, прозу, делаю поэтические переводы с английского.

Есть два авторских сборника стихов – «Простые вещи» (Москва, изд-во «Спутник» 2006) “Круги на воде” (Москва, “Московский писатель” 2007) и сборник стихотворных переводов “Тот старомодный дом…” (Москва, “Московский писатель” 2009). Участвовала в коллективных изданиях.

ВСТРЕТИМСЯ ПОСЛЕ ЖАРЫ

рассказ

Алиса быстро идёт по длинному коридору телестудии. В конце коридора на стене висят часы – шесть часов сорок пять минут. Алиса всегда точна, она никогда не опаздывает. Белый комбинезон, как влитой, сидит на стройной Алисиной фигуре. Кажется, она ничуть не изменилась за четыре года, с тех пор как впервые переступила порог телестудии. Каждый день она проходит этот короткий маршрут, по-прежнему молодая, красивая, стремительная.

В первый год она не просто ходила, а почти летала по этому унылому коридору. Идущие ей навстречу шарахались от неё – слишком ярка, слишком ослепительна, слишком счастлива, даже страшно!

Алиса на секунду остановилась, прислушалась. Непонятно откуда, видимо, за какой-то студийной дверью, почти в унисон с её мыслями, очень тихо звучал голос Окуджавы. Или это у неё в голове звучало?

 

Еще моя походка мне не была смешна,

еще подошвы не поотрывались,

из каждого окошка, где музыка слышна,

какие мне удачи открывались!

 

“Арбатский романс”. Кто его сейчас помнит? Ну, разве что сверстники Алисиной бабушки, а те, кто помоложе, даже имени автора не знают. Другое время, другая музыка. Но Алиса любит эти песни. Каким-то  незаметным образом они перетекли из бабушкиной молодости в Алисину жизнь да так там и остались.

“Странное утро, – подумала Алиса, – этот сон, который не выходит из головы, “Арбатский романс”…”

Да, удачи ей тоже открывались… ещё как открывались. Красный диплом, сразу работа на телевидении, умный, симпатичный, влюблённый в неё жених. О чём ещё может мечтать девушка двадцати трёх лет от роду. Разве могла она представить, что счастье продлится только один год, всего лишь один год.

Алиса входит в знакомую до мелочей комнату, кивает гримёрше, оператору, коллегам. Почти физически чувствует, как вырастает вокруг неё стена отчуждения и неприязни. Могла бы уже привыкнуть, а вот не привыкла. Надевает парик, который ненавидит всей душой. Сразу после начала Великой Жары она остригла свои роскошные тёмно-рыжие волосы и стала похожа на зеленоглазого ёжика. Начальству это не понравилось категорически. Всё должно было оставаться как прежде. Не надо лишний раз волновать и тревожить граждан, тревог и так предостаточно. Жара жарой, а жизнь всё равно продолжается. Алисе срочно изготовили парик – точь-в-точь как её собственные волосы. Алиса снимает комбинезон, надевает бутафорское летнее платье, всего в студии их пять, и она периодически их меняет, берёт указку, встаёт рядом с неизменной картой. Минутная готовность – на лице её вспыхивает лучезарная, но чуть виноватая улыбка. Камера, и Алиса слово в слово повторяет то, что произносит уже три года подряд. Прогноз не меняется. И вдруг неожиданно, без всякой паузы, добавляет: давайте будем всё-таки надеяться на лучшее.

Все смотрят на Алису с недоумением. Что это она сейчас сказала? Разве не предписаны ей неизменные чёткие формулировки, разве имеет она право менять раз и навсегда установленные порядки! В полной тишине Алиса переодевается и покидает студию.

Вот и всё, самая трудная часть её работы на сегодня закончена. Эти несколько минут прямого эфира забирают максимум её сил и выдержки. “Теперь наверняка уволят”, – думает она почти радостно.

Алиса уже два года бьётся за то, чтобы поменять работу, вернее, не работу, а должность, род занятий. Она бы охотно согласилась вести любую программу, ну, хоть “Спокойной ночи малыши”. Но каждый раз, когда она приходит к начальству с заявлением, то слышит всего два слова – ищите замену. Почему именно она должна искать себе замену, никто не объясняет. Люди вообще теперь разговаривают очень мало. Минимум слов, минимум движений, минимум действий. Жара.

 

В два часа дня Алиса возвращается домой. У подъезда на лавочке, как всегда, сидят три бабки. На них надеты громоздкие скафандры-холодильники, только головы торчат. Бабки откинули шлемы, чтобы удобнее было разговаривать, по красным лицам стекает пот. При виде Алисы бабки замолкают и, как по команде, надевают шлемы, но даже сквозь шлемы Алиса видит их скорбные, укоризненные взгляды.

 

Такие скафандры, как у них, давно устарели. Это было первое защитное изобретение, когда стало понятно, что Жара невыносима и что она не уйдёт. Тяжёлое это было время – начало Жары. Пылали лесные пожары, улицы городов и деревень погрузились в серый едкий смог, люди опасались выходить на улицу, но выходить приходилось. Квартиры без кондиционеров, (а таких было большинство) превратились в подобие душегубок. Летом люди ещё надеялись, что наступит осень, потом зима.… Но лето оказалось бесконечным. Сначала все как будто оцепенели, не в силах поверить, что это правда. Потом началась паника. У многих не выдерживали нервы. Волна самоубийств прокатилась по стране. Люди начали устраивать шествия, митинги, выдвигали какие-то требования, во многих властных структурах полетели головы. Наконец ситуацию удалось взять под контроль. Пожары с трудом, но потушили, вместо сгоревших домов были построены новые. Главной задачей стало всеобщее спасение от Жары. Каждый занялся обустройством своей собственной жизни. Кондиционеры появились практически везде. Роботы-помощники доставляли желающим продукты и прочие товары. Для детей построили закрытые детские площадки и детские комнаты, некое подобие детских садов. Появились дистанционные школы, дети сидели дома за своими компьютерами, как раньше сидели за партами.

Скафандры продержались недолго, вскоре изобрели жаростойкие комбинезоны с охлаждением, а на головы надевались круглые прозрачные звукопроницаемые шлемы с подачей кислорода. Люди стали похожи на воздушные пузыри на разноцветных ножках.

Но самым удивительным изобретением стало облачко, некая невидимая глазом субстанция, обволакивающая человека с ног до головы и создающая комфортнейший микроклимат внутри. Облачко могло быть с ароматом хвойного леса, или моря, или каких-нибудь цветов. Под защитой облачка ты мог надеть любую лёгкую одежду, и никакая жара тебе была не страшна. Но одного облачка хватало только на один раз, и стоило оно немало. Поэтому, когда человек шёл по улице налегке, как в добрые старые времена, все понимали – он идёт в гости, или у него свидание, или какой-нибудь праздник. Каждодневной одеждой стали всё-таки разноцветные комбинезоны.

Алиса переступила порог своей прохладной, уютной, любимой ею квартиры. Тихонько гудел кондиционер, покачивались на ниточках два бумажных ангела, пылились в коридоре на стене нарисованные Алисой картинки. Кот радостно замурлыкал и потёрся о её ноги. Алиса сняла комбинезон и встала под сильные, резкие струи душа. Ей всё время хотелось отмыться от чужих неодобрительных, а порой и ненавидящих взглядов. Алиса вышла из ванны и с наслаждением вытянулась на своей широкой постели. Кот сел в ногах и смотрел на хозяйку пристально и вопросительно.

– А ты что? Тоже туда же? Тоже интересуешься, когда Жара кончится? Откуда я знаю, что я – Господь Бог, что ли?

Кот спрыгнул с кровати, издал протяжное, обиженное мяу. На кошачьем языке это значило:

– Ничего такого я даже в мыслях не имел, просто надеялся, что ты меня покормишь, а ты уж сразу…

– Ладно, сейчас покормлю, извини, – ответила Алиса и пошла на кухню, они с котом уже давно прекрасно понимали друг друга. Кот прибежал на кухню первым, встал на задние лапы возле холодильника, а передними начал по нему скрести. Он имел обыкновение напоминать Алисе, где у них хранится еда.

Алиса покормила кота, вернулась в спальню, взяла книгу, которую уже давно читала, но книга была слишком умной, а Алиса сегодня почему-то не могла сосредоточиться. Мысли разбегались. В голове неотступно звучал “Арбатский романс”. Снова и снова в памяти всплывал сон, приснившийся под утро – яркий, правдоподобный, волнующий.

Что же почитать, что же почитать?

Под руку попался словарь литературных терминов. Тоже умное. Открыла наугад.

Триолет, франц., восьмистишие, где стихи четвертый и седьмой повторяют первый, а восьмой повторяет второй; от тройного повторения первого стиха и произошло это название.

Ничего не понятно. Прочитала образчик:

ТРИОЛЕТ

Прошу, оставьте вы меня;

Моя любовь к вам охладела.

В душе нет прежнего огня,

Прошу, оставьте вы меня.

Не зная вас, был весел я;

Узнал вас — радость улетела.

Прошу, оставьте вы меня;

Моя любовь к вам охладела.

4 июля 1830

А.В.Кольцов

Понравилось. Так коротко, легко, изящно, и слово красивое – триолет. В тайне от всех Алиса иногда писала стихи, освобождаясь от слишком сильных переживаний. Когда эти переживания переносились на бумагу в стройные рифмованные ряды, Алисе становилось легче. Вот и сейчас в голове сразу закрутились какие-то строчки про своё, про то, что волновало. Алиса записала их на листке. Походила по комнате, что-то бормоча про себя, снова взяла листок, записала. Полила траву, которая росла у нее в широких и низких цветочных горшках – для красоты и для кота. Ещё немного повозилась со стишком, подбирая слова. Записывала, зачеркивала, снова записывала. Это занятие увлекло Алису на некоторое время, но всё равно тревога, беспокойство и какое-то непонятное ожидание томили ей сердце. Почему-то подумалось – как перед дождём, перед грозой. Алиса улыбнулась: ни дождей, ни гроз не было с самого начала Великой Жары. И будут ли…

Впереди оставалось целых полдня. Почему-то именно сегодня совсем не хотелось сидеть дома. А куда пойдёшь? Почти все прежние друзья под разными предлогами избегали общения с Алисой. На самом деле предлог был только один – её работа. Вопреки разуму, вопреки здравому смыслу, люди ассоциировали Алису с Жарой. Вначале всё было наоборот. Когда Алиса появлялась на экране в первый год после наступления Жары, люди смотрели на неё с доверием и огромной надеждой. Но она их надежды не оправдывала, погода не менялась, и прогноз не менялся. Алиса повторяла всегда одно и то же и при этом ещё и улыбалась. Людям стало казаться, что она просто издевается над ними, могла бы, но не хочет сказать что-то радостное, приятное, ну хотя бы объявить хоть самый маленький дождик. Пусть бы его и не было вовсе, но хоть бы пообещала…

Даже собственная Алисина мама, жившая в маленьком подмосковном городке, сказала однажды: ”Я на улицу-то почти не выхожу, стыдно мне”.

Раньше про Алису говорили – красавица. Теперь, увидев её на экране, многие выключали телевизор со словами: даже видеть не хочу эту ведьму!

 

Алиса набрала единственный номер, где ей могли обрадоваться.

– Ирочка, привет. Как ты?

– Я замечательно, а ты?

– А я плохо. Понимаешь, мне очень, очень плохо.

– Что-нибудь болит?

– Ну причём тут болит. Да, болит, душа болит, не могу я больше на эту работу ходить.

– Не можешь, значит не ходи. Молча, положи заявление на стол, и всё, ты свободна.

– Нет, я так тоже не могу. А как же замена? И вообще, куда я пойду?

– Послушай, ты молодая красивая женщина с высшим образованием. Что ты – устроиться не сумеешь? Ну, можно, например,…. на радио погоду объявлять, там тебя никто не увидит.

– Что, что ты сказала? На радио погоду объявлять? А что там какая-нибудь другая погода, на радио? Или там объявить некому?

Несколько минут они не в состоянии говорить от смеха. Алиса катается по кровати, а кот, снова примостившийся в её ногах, спрыгивает и обиженно уходит. Наконец разговор возобновляется.

– Знаешь что? – говорит Ирина. – Давай сходим в оранжерею, мы там уже сто лет не были.

– В облачках?

– Ты как хочешь, а я – нет, пойду в комбинезоне, у меня облачко последнее осталось, приберегу.

– Ир, а ты не обидишься, если я – в облачке? Всё равно мне в нём больше некуда.

– Конечно, конечно, приходи в облачке. Тебе надо как-то настроение поднимать, а то ты совсем раскисла.

– Ты мне уже подняла сегодня настроение!

И на Алису снова нападает приступ неудержимого смеха.

– На радио… погоду объявлять… там никто не увидит… ой, мамочки!

Насмеявшись вдоволь, они договариваются о встрече.

Так, теперь надо решить, какое облачко и какое платье. Пожалуй, сегодня всё будет морское. Белое платье – юбка в складку, матросский воротник, бело-синие босоножки на каблуке, соломенная шляпа с синей лентой. Алиса смотрит на себя в зеркало: Ах, что за девушка, мечта поэта!

Алисе вдруг показалось, что постоянное напряжение последних лет и особенно последних дней отпустило её. Давным-давно у неё не было такого легкомысленного и смешливого настроения, как сегодня. Неужели причиной сон? Или Ирка? Или её собственное неформальное общение со зрителями первого канала?

Ирина при виде Алисы округляет глаза, хлопает в ладоши, в её восторге нет ни тени фальши или лицемерия. Она действительно в восхищении от Алисы. Сама Ирина, кареглазая и темноволосая, чуть-чуть располневшая после рождения близняшек, одета в гламурный розовый комбинезон в мелкий цветочек. Она любит помодничать, но приходится экономить, работает только муж.

Подруги гуляют по дорожкам этой странной оранжереи. Здесь растут ромашки, васильки, колокольчики – цветы, которые стали почти экзотикой. Маленькое кафе на лужайке. Прохладное белое вино, кофе, мороженое.

И Алиса, и Ирина выглядят так же, как сотни их современниц – красивые, уверенные в себе молодые женщины. Но есть в них нечто, что их объединяет и выделяет из общего ряда – некая внутренняя старомодность что ли. Им, например, нравится читать старые книги, классику, чьи-то воспоминания. Это у них называется – о том, как раньше жили. А Ирина к тому же обожает старые фильмы, заразила этим и Алису. По Ирининой домашней фильмотеке можно изучать историю кино. Вся классика собрана в её квартире.

Но сейчас они болтают о каких-то мелочах, пустяках, всё им сегодня кажется смешным и забавным.

В какой-то момент Алиса умолкает и смотрит на подругу серьёзно и чуть загадочно.

– Ир, можно я тебе кое-что скажу?

– Что? Что ещё случилось?

– Ир, знаешь, я триолет написала.

– О Господи! Слава Богу! Ты меня напугала. Да, да, я тебя слушаю – ты написала триолет. Прости мне мою серость, но я не знаю, что такое триолет. То есть смутно догадываюсь, но точно не знаю.

– Это такой стишок, где три раза повторяется одно и то же, форма такая.

– Ну, давай, читай.

– Сейчас прочитаю. Сейчас.… А ты смеяться не будешь?

– А что, он смешной?

– Совсем не смешной.

– Значит, не буду смеяться. Ну, давай, давай, начинай.

– Хорошо, слушай:

 

Триолет

Мы целовались этой ночью.

Но это был всего лишь сон,

Ты был так нежен и влюблён…

Мы целовались этой ночью.

А дождь вершил свой перезвон,

И ветер гнал тумана клочья…

Мы целовались этой ночью,

Но это был всего лишь сон.

Алиса явно смущена, не так уж часто она упражняется в написании триолетов и в их публичном чтении, но Ирина, как всегда, подругу поддерживает.

– Класс! Я бы в жизни так не написала. И про дождь так приятно…

А ты сказала, три раза повторяется – это про поцелуй, да? Ты по правде целовалась?

– Целовалась, но во сне, там же ясно сказано.

– А с кем, Алиса, с кем? С каким-нибудь незнакомцем?

Алиса молчит.

– С Андреем, что ли? Андрей, Андрей, кругом Андрей. С кем же ещё ты можешь целоваться. Знаешь, этот сон неспроста. Он означает, что ты всё-таки должна ему позвонить. Чисто по-дружески. В знак примирения. Ведь это ты его бросила, а не он тебя.

– Ты думаешь? Я и сама хотела ему позвонить. Просто так, на самом деле по-дружески. Всё-таки мы были не чужие друг другу и вообще…

– Вот именно, что и вообще.

– А если жена трубку возьмёт?

– Попросишь Васю или Колю.

– Ты уверена, что надо позвонить?

– Уверена на сто процентов. Прямо сегодня и позвони. Слушай, Алиса, извини, но мне пора, надо мальчишек из детской комнаты забрать, я их с утра туда закинула.

– Они же не любят эту комнату.

– Представляешь, полюбили. Во-первых, воспитательница сменилась, а во-вторых, там устроили ледяную пещерку и ледяную горку.

Алисе ещё не хотелось возвращаться домой.

– Давай, я с тобой съезжу за ними.

– Отлично, поехали!

У Ирины была на редкость благополучная и счастливая семья. Спокойный, состоятельный, любящий муж, вечно пропадающий где-то на симпозиумах,

и двое пятилетних мальчишек-близняшек.

Все дети, в отличие от взрослых, обожали Алису, и эти двое тоже. И сразу к ней бросились, прижались, окунаясь в её прохладное облачко.

– Тетя Алиса, какая ты красивая! У тебя море? Да? Море? Мам, мы тоже хотим такое облачко! И, уже обращаясь к своим сотоварищам: “Это тётя Алиса. Она в телевизоре работает. Она наша подруга”.

“Какие они всё-таки милые. Какая Ирка счастливая. Вот и я тоже могла бы…” Мысль была слишком болезненной, и Алиса всегда её прогоняла, не додумав до конца.

Дома её встречал всё тот же кот. Сколько бы Алиса ни отсутствовала, хоть час или два, он всегда успевал смертельно проголодаться, и, если Алиса сразу же не направлялась к холодильнику, он возмущался и легонько кусал её за ноги. Легонько, но чувствительно. Поэтому прежде всего она накормила кота, потом налила ванну, бросила туда ароматные соли и погрузилась в душистую прохладу. Прошедший день казался длинным и наполненным разными событиями, хотя какими?

“Ведь это ты его бросила, а не он тебя”, – вспомнила она слова Ирины.

Разве собиралась она его бросать? Ни за что, никогда, а вот ведь как получилось.

 

Алиса снова и снова вспоминает события трёхлетней давности.

Всё началось с его фразы. Нет, вернее, всё началось с жары. Нет, скорее с его командировки. Его отправили в командировку в Италию на три недели. Первая неделя пролетела быстро. Он звонил почти каждый день и говорил хорошие слова, такие банальные на первый взгляд, но такие необходимые всем любящим, особенно в разлуке. Стояло жаркое лето. После очень холодной зимы люди радовались солнцу. Алисе наперебой звонили друзья, приглашали на пикник, на дачу, на речку. В пятницу позвонила Ирина.

– Привет! Мы завтра на дачу. Не хочешь с нами?

– Хотеть-то я хочу, но что-то я не очень в форме: голова кружится, подташнивает. В автобусе чуть в обморок не упала, этот коллективный запах пота! Ужас! Хоть я и люблю лето, но всё-таки слишком жарко!

– А ты тест ещё не купила?

– Какой тест?

– Алиса, ты ведь не маленькая девочка! Тест на беременность, какой же ещё! Все признаки.

Алиса сразу же побежала в аптеку. Да, так оно и было, Иркины подозрения подтвердились. Алиса, вопреки расхожему мнению, скорей обрадовалась, чем огорчилась. Она с детства любила играть в куклы, с удовольствием возилась с Ириниными малышами. Почему бы и нет? А что скажет Андрей? Алиса почему-то не сомневалась, что он тоже обрадуется. Андрей был самый замечательный на свете и самый верный. Осталось дождаться его приезда. Новость была слишком значительна, чтобы сообщать о ней по телефону.

Он позвонил из Шереметьева.

– Всё в порядке. Долетел. Еле-еле разрешили посадку. Смог сильный, и жарко очень тут у вас. Беру такси и еду домой.

– В смысле, к себе?

– Алисочка, ну конечно, к себе. Надо привести себя в порядок, отдышаться.

Я безумно соскучился, привёз тебе подарки, но пару дней мне придётся безвылазно сидеть дома, писать отчёт. Наверняка и жара пока спадёт. Так что встретимся после жары. Но я буду тебе звонить, обязательно.

– Ладно, давай, целую. Кстати, у меня тоже для тебя есть подарок, верней, сюрприз.

После разговора с Андреем Алиса около часа неподвижно сидела в кресле. На неё напал какой-то столбняк. Голова была совершенно пустая – ни одной мысли, ни одного желания, и только чей-то металлический голос внутри её пустой головы ритмично и бесстрастно повторял одну единственную фразу: “Встретимся после жары. Встретимся после жары. Встретимся после жары”.

Страшно захотелось поехать к маме. Алиса вышла во двор, открыла машину и отшатнулась – пахнуло, как из печки.

“Невозможно, – подумала Алиса, – надо срочно менять, покупать с кондиционером. Ладно, поеду на электричке”.

Всё, что происходило дальше, Алиса почти не запомнила. Метро, потные люди, запах горящих торфяников, проникающий даже под землю, штурм электрички, сорок минут пути, стоя, в тесном единстве со своим многострадальным народом, знакомая станция… Дальше обрыв памяти. Очнулась Алиса уже на больничной койке, рядом сидела женщина в белом халате, видимо, врач. Алиса, прежде всего, испугалась за ребёнка.

– Мне нельзя никакие уколы, никакие лекарства! Я беременна!

– Да, деточка, да, я знаю, ты была беременна. Мне очень жаль. Ничего, ничего, всё обошлось, у тебя ещё будут детки. Надо было дома сидеть в такую жару.

На следующий день мама забрала Алису к себе. Алиса вела себя почти, как обычно, даже спокойнее, чем обычно, чем очень пугала маму. Особенно мама встревожилась, когда Алиса, побледневшая и ослабевшая, вдруг заявила, что ей срочно надо в парикмахерскую.

– Ты с ума сошла? Ты еле на ногах стоишь! Тебе лежать надо!

– Тут близко, я потихонечку.

Вернулась скоро, остриженная так коротко, что мама в первую минуту её не узнала. На мамино немое удивление Алиса ответила одним словом – жарко.

На Алисином мобильнике значилось несколько непринятых вызовов, все с одного номера, от Андрея. Алиса включила звук.

Когда он позвонил в очередной раз, Алиса ответила. Андрей страшно обрадовался.

– Что ты? Где ты? Почему не отвечаешь?

– Со мной всё в порядке. Послушай внимательно, что я тебе сейчас скажу.

За те три недели, пока ты был в Италии, у меня резко изменились обстоятельства.

– Наследство получила? – хихикнул Андрей.

– Пожалуйста, не перебивай. Нет, наследства я не получила. Но эти обстоятельства побуждают и вынуждают меня расстаться с тобой окончательно и бесповоротно.

Алиса слышала себя как бы со стороны. Ей был ненавистен и собственный фальшиво-спокойный официальный тон, и слова, как будто взятые из плохой мелодрамы.

– Алиса, Алиса! Что с тобой? Мы почти каждый день разговаривали по телефону! Ты была такой, как всегда! Что произошло?

– Я искусно притворялась, чтобы не волновать тебя в чужой стране.

– Ну, ты молодец! Снимаю шляпу! Восхищён!

– Ёрничать совсем не обязательно.

– Но ты же обрадовалась мне, когда я прилетел?!

– Да, обрадовалась, что ты долетел благополучно и что я могу сказать тебе правду.

– Какую правду, Алиса? Какую правду? Ты что, влюбилась?

– Я не обязана перед тобой отчитываться.

Он положил трубку.

В этот же день вечером за Алисой заехала Ирина. Надо было возвращаться домой, в квартире оставался кот. Всю дорогу они молчали. У Алисы не было желания рассказывать, а Ирина и не расспрашивала.

Утром снова позвонил Андрей.

– Алиса, это с тобой я вчера говорил или с какой-то барышней из пьесы? Скажи мне, ты пришла в себя? Что это вчера с тобой такое было? Это на тебя так жара действует? Можем мы встретиться, поговорить, ты мне всё объяснишь человеческим языком?

– Нет, мы не будем встречаться. Всё, что я сказала вчера, остаётся в силе и сегодня. Тем не менее, я тебе бесконечно благодарна за всё хорошее, что было между нами. (Боже мой! Боже мой! Откуда слетают на мой язык эти чужие слова, неужели они живут в моей голове?)

– Значит, это и был твой подарок-сюрприз?

– Значит, это и был.

Андрей позвонил ещё пару раз, Алиса не ответила. Звонки прекратились.

Алисе не верилось, что он так легко сдался.

– Значит, и не любил никогда, – говорила она Ирине возмущённо. – Если бы любил, звонил бы и днём, и ночью.

– Но ты же не берёшь трубку.

– Мог бы на работу приехать.

– А ты бы не стала с ним разговаривать.

– Мог бы домой приехать.

– А ты бы не открыла дверь.

– Мог бы выбить дверь.

– А ты бы вызвала милицию.

– Да, я бы вызвала милицию, и пусть бы его забрали, но я бы тогда его уважала!

– Какая же ты коварная и жестокая, Алиса!

Великая вещь – чувство юмора, скольких оно спасало и спасает от отчаянья и безысходности. Великая вещь – смех. Великая вещь – дружба.

Прошёл почти год. Боль по утраченному ребёнку потихоньку теряла невыносимую остроту. Алиса всё чаще и чаще задумывалась о том, как несправедливо она поступила с Андреем. Она и сама не могла объяснить того, что тогда произошло. Почему именно его она обвинила в потере ребёнка, о котором он и знать не знал? Почему не захотела всё ему объяснить? Откуда взялась эта волна и захлестнула её с такой силой, волна обиды, боли, гордыни? Алиса не могла найти ответы на эти вопросы.

 

…Любовь такая штука — в ней так легко пропасть,

Зарыться, закружиться, затеряться…

 

Несмотря ни на что, Андрей по-прежнему был главным в её душе. Вокруг неё мельтешили какие-то мужчины, её с кем-то знакомили, но никто из них не мог сравниться с Андреем. Может быть, можно ещё всё исправить? В какой-то из вечеров она отчётливо поняла – надо что-то делать. Прежде всего, срочно посоветоваться с Ириной. Позвонила. Болтали о работе, об Ирининых детях. Алисе трудно было приступить к главному. Не оставляя лёгкого тона, она спросила, как бы невзначай:

– А как там наш общий знакомый?

– А ты разве не знаешь? Наш общий знакомый женился. Вроде как по залёту.

Всё. Дверца захлопнулась. Надо жить дальше. И жила.

Что же случилось сегодня? Почему невозможно больше терпеть эту размолвку, эту разлуку? Почему так страшно набрать знакомый номер?

 

В одиннадцать часов вечера раздался Иркин звонок.

– Ну что, позвонила?

– Нет, не позвонила. Надо собраться, сосредоточиться.

– Не затягивай, решимость пропадёт. Слушай, хочешь, я тебя развеселю?

– Работёнку мне новую подыскала?

– Нет, это на тему сна. Знаешь, я тут книгу прочитала Фаины Раневской. Даже не книгу, книгу она написала, но сожгла, а такие отрывочные заметки, типа дневника, письма, воспоминания. Называется “Судьба-шлюха”.

– Название не банальное, я бы сказала.

– Она сама с ног до головы не банальная. Она удивительной была, эта Раневская – такая ранимая, нежная, чувствительная и такая бескомпромиссная, ироничная, саркастичная и очень, очень одинокая. Я читала и плакала, так её жалко.

– И этим ты меня хотела развеселить?

– Нет, не этим, конечно. Это вступление. Да, я плакала, но и смеялась много. Вот послушай, я тебе два отрывочка прочитаю – один трогательный, другой смешной:

 

***

Помню, однажды позвонила Ахматовой и сказала, что мне приснился Пушкин. «Немедленно еду», — сказала Анна Андреевна. Приехала. Мы долго говорили. Она сказала:
«Какая Вы счастливая! Мне он никогда не снился…»

 

***
«Я читаю очень поздно и на ночь почти всегда Пушкина. Потом принимаю снотворное и опять читаю, потому что снотворное не действует. Тогда я опять принимаю снотворное и думаю о Пушкине. Если бы я его встретила, я бы сказала ему, какой он замечательный, как мы все его помним, как я живу им всю свою долгую жизнь… Потом я засыпаю, и мне снится Пушкин. Он идет с тростью мне навстречу. Я бегу к нему, кричу. А он остановился, посмотрел, поклонился, а потом говорит: «Оставь меня в покое, старая б… Как ты надоела мне со своей любовью».

– Ирочка, это не Раневская удивительная, это ты удивительная. Как ты думаешь, захочется мне после этого твоего отрывочка звонить Андрею?

– А что тут такого? Это же Раневской Пушкин такое сказал, а не тебе. А ты молодая, красивая и целовалась… и триолет написала шедевральный!

Второй раз за день их накрывает волна гомерического смеха.

На город опускается ночь. Пора ложиться спать, завтра рано вставать.

“Какое счастье, что у меня есть Ирина”, – думает Алиса, засыпая.

Андрею она всё-таки позвонила, но на следующий день. Он сразу же взял трубку.

– Алиса! Это ты! Наконец-то.

Казалось, что все эти три года он не отходил от телефона, ждал её звонка. Алиса испугалась, она не была готова к такой его открытости.

– Да… вот решила позвонить… чисто по-дружески, по-товарищески… узнать, как у тебя дела, – произнесла она своим самым нейтральным и спокойным голосом, на который только была способна.

– Нормально. Женился, дочка растёт, – постарался он попасть в её тон.

– Да, я слышала, рада за тебя. Как ты дочку назвал?

– Сама бы могла догадаться… так и назвал… а как же ещё…

Оба замолчали. Казалось, говорить-то особенно и не о чем. Он заговорил первым.

– Хочешь, приезжай в гости, посмотришь, как я живу.

– Спасибо. А как же жена?

– А что жена. Ты же по-дружески. И потом, она всё больше у мамы или на даче. Что-то не очень у нас с ней ладится. Как ты поживаешь?

– А ты её любишь? – неожиданно для самой себя спросила Алиса.

– Не знаю. Я, как только Жара началась, сразу кондиционер поставил, а она по соседству жила, я её с детства знаю. Ну, так вот, всё приходила – можно охладиться, можно охладиться. А я всё надеялся, тебя ждал. Год прошёл, а потом как-то так получилось… и вдруг она говорит: я беременна.

– Я тоже… Алиса с трудом справилась с волнением.

– Я тоже… сразу кондиционер поставила. А… что же ты не звонил?

– Как не звонил, я звонил, ты трубку бросала, видеть меня не хотела. Ты что, забыла? Я даже не знаю из-за чего. Может, скажешь? Я решил, что ты в кого-то влюбилась за те три недели. Не хотел мешать твоему счастью.

Алиса молчала.

– Но ты всё-таки позвонила, сама позвонила! Значит, ты помнила обо мне! Значит, не совсем я тебе безразличен?

Алиса молчала.

– Я приеду к тебе. Приеду прямо сейчас! Если хочешь, можем погулять, у меня два облачка есть с ароматом сирени. Помнишь?

 

Конечно, она помнила. Это случилось ещё в той прекрасной жизни, в жизни до Жары, в самом начале их знакомства. Как будто кадры какого-то фильма вспыхнули и пронеслись в Алисиной голове. Весенний вечер, за окном хлещет ливень, довольно поздно, она ждёт звонка от Андрея, завтра они хотели встретиться. Раздаётся звонок, но не телефонный, а в дверь. На пороге – он, промокший до нитки, с огромной охапкой мокрой сирени. Она растерялась, обрадовалась, засуетилась.

–Откуда ты? Откуда сирень? Что случилось? У меня и вазы такой большой нет.

– Я подумал, что до завтра ещё очень долго.

– Проходи скорей, раздевайся. Всё, всё снимай, иди в ванну, сейчас я что-нибудь придумаю…

 

– Так я еду?

– Нет, нет, нет, ни в коем случае! – страстно высказался самый благоразумный внутренний голос Алисы. Но его никто не услышал.

– Да, – выдохнула Алиса в трубку и вдруг спохватилась: – А это ничего, что я… ну, что я о погоде говорю каждый день?

– Я каждый день включаю телевизор в это время и на тебя смотрю. Ты очень красивая.

– Никакая я не красивая, там, в телевизоре, на мне платье дурацкое и парик, я свои волосы остригла. У меня сейчас очень короткая стрижка.

– Наверное, тебе идёт. И потом… волосы ведь отрастают, правда?

– Да, конечно, волосы отрастают. А… как же жара?

Алиса не могла отказать себе в удовольствии добавить эту крошечную, микроскопическую каплю дёгтя. Но он, кажется, этого даже не заметил.

– Причём тут жара? Жди, еду!

 

…Казалось, не было этой, почти трёхлетней, разлуки, вообще ничего не было… «И был вечер, и было утро: день один».

 

…Поверьте, эта дама из моего ребра,

И без меня она уже не может.

 

В шесть сорок пять Алиса, как всегда вовремя, появилась в студии. На этот раз она пришла в своём собственном нарядном платье и категорически отказалась надевать парик. Днём позвонил Андрей, но Алиса отложила встречу до завтра, этим вечером ей хотелось побыть наедине с собой, спокойно обо всём подумать. Домой она пришла довольно поздно, думать ни о чём не стала, легла и моментально уснула.

 

Среди ночи раздался телефонный звонок. Алиса испуганно вскочила: “Мама? Андрей? Что-то случилось?” Но это была Ирина.

– Спишь?

– Вообще-то, да.

– Ну и зря. Встань и открой окно.

Алиса встала, подошла к балконной двери, открыла. В лицо ей пахнуло влажной прохладой. Густой туман окутывал всё вокруг, и сквозь этот туман отвесной стеной падал дождь.