Стас АНИСИМОВ (Караганда, Казахстан)
ГРЕХОПАДЕНИЕ
Библейская история в современной обработке
В дверь постучали…
Всегда волнительно слышать этот звук. Он означает, что кто-то пришёл по вашу душу, что кто-то имеет к вам интерес. Вы спешите открыть дверь, и по пути разные мысли приходят вам в голову. Кто бы это мог быть? Друг, с которым не виделись сто лет, а он вдруг вспомнил о вас и решил навестить? А может, почтальон принёс нежданное письмо? Или это счёт по квартплате? Нежеланные гости… кто-то ошибся дверью… нищий просит о помощи… кто там!?
Если у вашей двери нет звонка, то стук в неё о многом вам может сказать. Стук, подобный биению сердца — так стучится тот, кто дороже всего на свете. Вы всегда узнаете его или её руку. Сокрушительные удары — пришла полиция. Барабанная дробь — курьеры или служба доставки. Просто «тук-тук» — кто-то очень застенчивый. Три раза «тук» — кто-то с официальным визитом. Пять раз «тук» — близкий родственник или знакомый. Но самый загадочный и самый неприятный звук, от которого не знаешь, что ждать, это «тук» с расстановкой. Очень внятный и отрепетированный, негромкий, но и не тихий. Ничего не выражающий, намерено скрывающий свои истинные мотивы. Именно его и услышала Ева, когда в её дверь постучали…
Было ясно, что это не Адам. Она бы узнала его не то что по стуку в дверь, а по звуку шагов. Сейчас же шагов вообще не было слышно, стук возник из ниоткуда, словно незваный гость подкрался к их дому. Ева начала волноваться, она подошла к двери и попыталась расслышать, что за ней происходит. Но её сердце билось так громко, что она ничего не услышала.
— Кто это? — почти заикаясь от нахлынувшего на неё страха, спросила она.
— Это из Божьей церкви, — сказал в ответ ласковый мужской голос.
Ева верила в Бога, но не ходила в церковь. Им с Адамом всегда казалось, что достаточно иметь Всевышнего в сердце. Голос за дверью немного успокоил её, и она решила ему открыть. Её ждало зрелище не из лёгких. Ей сразу стало ясно, почему она не слышала звука шагов, у незнакомца напрочь отсутствовали ноги. По правде сказать, было не понятно, как он вообще постучал в дверь, ведь рук у него тоже не было. Он сидел в самодвижущемся кресле-каталке, и из его костюма выглядывала только одна голова. Судя по всему, мужчине было лет сорок. Выражение его лица было очень добрым, настолько добрым, что граничило с отсутствием интеллекта. Когда он попробовал что-то сказать, из его рта сначала потекли слюни, и только потом раздалось, — здрасьте! Еве показалось, что до этого она слышала совсем другой голос. Однако убогий вид гостя не позволил ей закрыть перед ним двери. И более того, проникнувшись состраданием, она пригласила его войти, вернее, въехать в дом. Она подумала, что, быть может, сможет ему чем-нибудь помочь, пищей или одеждой. В ответ на приглашение человек радостно улыбнулся и, высунув длинный язык, наклонился и нажал им какую-то кнопку на ручке своего кресла. Его кресломобиль проворно въехал в прихожую.
Теперь Ева разглядела несчастного ещё лучше. Он был довольно плохо одет: под мятым костюмом виднелась древняя рубашка, застёгнутая на все пуговицы, галстука при этом не наблюдалось. Незнакомец был небрит и лохмат. Волосы его были обильно осыпаны перхотью и периодически шевелились, подавая признаки жизни. Вдобавок ко всему от него ужасно неприятно пахло. Одновременно всё это нисколько не расстраивало самого инвалида, он по-прежнему радостно улыбался и проливал на себя слюни.
— Вам нужна помощь? — вежливо поинтересовалась хозяйка.
— Это вам нужна помощь! — ответствовал гость.
При этом его голос прозвучал так, как в первый раз его услышала Ева за дверью. И сейчас ей на мгновение привиделось, что на лице представителя Божьей церкви мелькнула тень большого ума и достоинства. Но только на мгновение, потому что перед ней опять сидел всё тот же недалёкого вида человек.
— А у вас тута детей нету? — спросил он, озираясь, и таким тоном, каким обычно интересуются, нет ли дома собаки.
— Нет, мы живём с мужем вдвоём. Пока…
— Хорошо, — успокоившись, сказал увечный гражданин и замолчал.
Возникла пауза, в течение которой Ева продолжала вопросительно смотреть на странного человека, а тот задумчиво рассматривал узор на ковре.
— Ну, так вы по какому вопросу? — поинтересовалась она.
— По самому главному! — отчеканил тот. Причём снова голосом человека разумного, но, быстро вернувшись к состоянию неандертальца, продолжил, — так я же это… ехал мимо. Дай, думаю, заеду. А чё бы не заехать?
«Добро пожаловать», — подумалось Еве, но вслух она ничего не сказала.
Еле двигая натруженным языком, незнакомец между тем продолжал:
— Я это… журнал вам привёз… с картинками! Он у меня здеся сзади на спинке кресла.
Действительно к каталке был прикреплён небольшой футляр и в нём, как в почтовом ящике была целая пачка журналов. Ева взяла один. На удивление эта печатная продукция никак не соответствовала виду её распространителя. Высококачественная бумага, стильное оформление, красочные иллюстрации. Было приятно взять это в руки. Издание пестрило изображением ангелов, красивых пейзажей и жизнерадостных людей. Обложку украшал теснённый золотыми буквами заголовок «ХОЖДЕНИЕ В ДУХЕ». Бросив взгляд на инвалидную коляску представителя радостного хождения, Ева подумала: — «Что ж, если в их в церкви все такие, то по-другому они ходить точно не умеют».
— А кто автор этих статей? — спросила она.
— Я, — скромно ответил счастливый ходок.
Заглянув в журнал и заметив там слова типа «трансцендентность» и «экспроприация», Ева сказала про себя: «Ну конечно»! И, взглянув на пустые рукава собеседника, заподозрила, что иллюстрации тоже его.
— О чём же пишут, то есть пишите в вашем журнале?
— Всё больше о святости. Плоть — это плохо, а дух — хорошо.
— Вы, видимо, глубоко верующий человек?
— А то! Вам не ровня.
Ева совсем не обиделась. Она вдруг задумалась о том, что не хорошо в глубине своей души осуждать этого человека. Было очевидно, что жизнь обошлась с ним жестоко. Возможно, вера в Бога и служение в церкви были для него единственной отдушиной. Надо бы быть к нему снисходительней и добрей… Неожиданно вновь изменившийся тембр голоса прервал её размышления. Она опять увидела перед собой человека с рассудительным выражением лица. Это был всё тот же калека, но он больше не пускал слюни и не говорил глупостей. Его лицо стало даже симпатичным, а глаза наполнились здравым смыслом.
— Вы видимо думаете, что в моей инвалидности виновата злая судьба или несчастный случай?
— Думаю, да, — начиная нервничать, ответила Ева.
— Как вы наивны, девушка. Я это сделал сам.
— Ч…что сделали с… с… сами? — она вдруг снова начала заикаться от волнения.
— Ампутировал конечности. Разве вы не читали Евангелие? Лучше увечным войти в Царство Небесное, чем целым и невредимым быть брошенным в геенну огненную.
— Я никогда не д… думала, что это нужно понимать б… б… буквально, — Ева уже дрожала от страха.
— Разумеется, буквально и только буквально. Именно буквальное соблюдение того, что написано в Писании привело меня к сему блаженному состоянию. Чем мы немощней в нашей плоти, тем становимся сильнее духом. Чем болезненней моё состояние, тем больше во мне святости.
При этом святой подвижник заново пролил порцию слюней, затем громко выпустил газы и, намочив брюки, разразился озорным смехом. Ева была в шоке. Она, как загипнотизированная смотрела на ручеёк слюны бегущей по небритому подбородку и плавно стекающей на несвежую рубашку без галстука.
— «А без галстука ему лучше», — только и подумала она.
Вновь вернувшийся идиот продолжал:
— Книжки читать большой грех. То ли дело мой журнал с картинками. Такой интересный. Телевизор смотреть нельзя, а то в ад попадёте, — и неожиданно покраснев, добавил, — и такую короткую юбку, как у вас, носить совсем неприлично.
— «Куда приличней писать в штаны», — заключила про себя Ева.
Совсем не понимая, что происходит, она решила уже препроводить назойливого гостя, но тот вдруг опять приобрёл человеческий облик и заговорил спокойным тоном.
— В моём нынешнем состоянии легко освоиться. Я могу передвигаться и без этого кресла. Теперь я умею прекрасно ползать, вдобавок мой язык во всём выручает меня.
В доказательство он выпустил изо рта свой невероятно длинный анатомический орган и расстегнул им пуговицу на сорочке. Затем также ловко застегнул её обратно.
— Моя цель — это святость. Я хочу быть отделенным от всего нечистого. Ради этого я порвал со своим прошлым. Мои конечности — это только пол дела. Главное зло находится в другом месте. Но я добрался и до него. Теперь в моём теле не осталось больше грязи.
— Что вы имеете в виду? — спросила Ева, теряясь в самых худших подозрениях.
Прищурив глаза и слегка придвинувшись к собеседнице, словно собираясь открыть удивительную тайну, он прошипел:
— Я удалил свой детородный член. Ведь заниматься любовью — самое омерзительное, что только существует на свете. Как это низко предаваться чувственности! Как отвратительно наслаждаться сексом! И потом от него появляются дети. Эти самые ужасные и безбожные создания на земле!
При этом дурень вновь ненадолго вернулся в инвалидную коляску и хорошенько проблевавшись, сызнова уступил место интеллектуалу. Ева уже не знала, кто из них хуже.
— Моё блаженство в страдании, — «благоухая» собственной блевотиной, продолжал свой опус безгрешный мученик, — мой рай — это озеро огненное! Моя благодать — это насилие, а любовь — это страх! Моя вера — уныние, а надежда — отчаяние! Мой свет — это мрак, мой день — это ночь! Моё служение — это власть и моё смирение — это гордость! Моя молитва — хвала себе, моя проповедь — унижение других. Моя церковь — стадо баранов, все остальные — стая волков! Я мудр, я прекрасен, я совершен! Я свят, свят, свят!
У Евы кружилась голова. Она видела, что её собеседник разошёлся не на шутку. Его глаза горели, его голос гремел на весь дом, его кресло ходило ходуном. Всё, что сейчас ей приходило в голову, это номера телефонов, и она не знала какой лучше выбрать: 01, 02, или 03. Видимо, заметив беспокойство хозяйки, калека решил сам подвести черту.
— Не хотите сделать пожертвование?
— Тогда, может быть, вы представитесь? — парировала Ева, не находя его имени на обложке журнала.
— Ради Бога, — ответил святоша.
Он вдруг выполз из своей коляски и, шустро передвигаясь по полу, оказался совсем рядом с изумленной девушкой. И в очередной раз, трансформировавшись в образ кретина, проговорил ей прямо в лицо:
— Я — Сатана.
Ева потеряла сознание…