Сергей ЩУЧЕНКО
«ДАВАЙ РОНЯТЬ СЛОВА…»
«От Голоса к Мысли, от Мысли к Голосу, между действительностью и отсутствием качается поэтический маятник».
Поль Валери.
Поэзия не виновна в Вавилонском столпотворении. Но акт человеческой гордыни оказал миру неоценимую услугу. Рухнувшее древо единого языка пустило побеги и возродилось удивительным садом, в котором каждый росток уникален и достоин уважения.
На обложке книги стихотворений Натальи Бельченко «Смотритель сна» — фрагмент карты Парижа. Сам автор живет (и как принято говорить, трудится) в городе Киеве. А душа у книги — русская. Не по геополитическим признакам, а в силу естественной потребности поэта говорить на языке воспитавшей его литературы.
Не отвлекаясь на конъюнктурные амбиции и «злободневные» эмоции автор делает попытку проникновения к истокам человеческого «я». Не только о неоднозначности устремлений души человеческой говорит Наталья Бельченко. Чем больше вглядываешься в стихотворения глазами «смотрителя «, тем явственнее проступает основная тема книги — тревога. Не отвлеченное беспокойство и не нытье о житейских неурядицах, досадно вмешивающихся в незаурядное бытие поэта. Тревога Натальи Бельченко иного, более высокого порядка и порождается отношением автора к слову, языку, речи — не терминам, но обязательным составляющим жизни человека разумного. Того самого человека, от которого, по словам И.Бродского «остается часть речи…». И автор «Смотрителя сна» небезоснователен в своих опасениях. Существующая ситуация низведения культурных ценностей в ранг банальных вещей и необязательных категорий (примеров тому предостаточно!) чревата в своей перспективе последствиями даже более серьезными, чем развал государственных систем и экономические кризисы. Хотя все это взаимосвязано. Разумеется, речь идет не о противопоставлении «высокой» и массовой литературы. Каждая из них имеет право на существование, у каждой есть свой читатель. Причем, у второй — армия читателей более многочисленна… Речь о том, что человек, сузивший свое восприятие мира до желудочных потребностей, не нуждается ни в каком искусстве, кроме кулинарного. Следовательно, остальные, «несъедобные» виды искусств (музыка, живопись, литература…) оказываются лишними и мешающими здоровому пищеварению. «Часть речи» автоматически деградирует в жвачную особь, то есть в человека ущербного, обломка природы. И количество таких обломков растет.
Наталья Бельченко не рисует апокалипсических натюрмортов и не предлагает декларативных рецептов. Своими стихотворениями, своим искусством поэзии она, в силу собственного отношения, предостерегает от беды и одновременно принимает участие, не более, не менее, как в спасении языка. Потому, что «поэзия способна сохранить и даже восстановить культуру языка, она способна и должна помогать его развитию, быть столь же утонченной и точной в сложных условиях современной жизни с ее процессами, какой была в эпохи, когда действительность отличалась большей простотой»(Т.С.Элиот) . Именно поэтому нынешнее соотношение существующего и желаемого («униженного и оскорбленного» и «великого и могучего») приобретает в авторской интерпретации масштабы катастрофические. Именно поэтому автор и относится к обозначенной им проблематике со всей личной ответственностью:
Поленья Мирового Древа
Мне хочется опять поджечь —
Ты все не спишь от недогрева,
Родная речь, грудная речь
Так хорошо тебе — согреться,
Мне — пережить епитимью.
Ядреные коренья сердца
Я на поленья отдаю.
«Поленья мирового древа»
Чтение «Смотрителя сна», несмотря на серьезность книги, похоже на участие в игре — увлекательной и загадочной, с неожиданными сюрпризами и долгожданными находками. Казалось бы — ни тебе эзотерических откровений, ни «слезоточивых» страстей, — а книга все равно привораживает к себе удивительной душевностью и тем не безразличием, которое (увы!) также нынче отнесено к разряду «необязательных». Да и сюрпризы — так ли они неожиданны? Разговор о возвращении языку его исконного могущества, а слову — его сакрального смысла невозможен без достойной аргументации. В качестве таковой выступают смысловые пассажи и образные конструкции, отнюдь не усложняющие восприятие, а наоборот, придающие авторскому языку сочность и эмоциональную окраску. Образы настолько реальны, что воспринимаются не просто овеществленными словосочетаниями, обладающими необходимыми параметрами (плотность, объем, вкус, цвет…), а живыми сущностями, к которым возможно прикоснуться и ощутить движение жизни. Поэтому и не случайны: поленья Мирового Древа, мертвый дождь, рукодельствующее сердца, пиршество снов, спасительное солнце, обычная фарфоровая свистулька…
Солнце заглаживает вину.
Солнце удерживает меня.
Я без него не протяну
Душу в ушко этого дня.
«Солнце заглаживает вину…»
Кстати, об языке. В своем путешествии автор выбирает в спутники язык, созвучные процессу и цели путешествия. Богатый лексически, насыщенный метафорами, как дыхание трав и деревьев кислородом, он прост и доступен. Это язык «тишины: Той — между молчанием и речью» (М.Цветаева). Наталья Бельченко умело пользуется живой палитрой русского языка, что и позволяет ей, по своему легко и красиво, «вдыхать душу» в давно привычное: дерево, человека, город, космос… Нюансы смысла придают обыденным словам то особенное значение, за которым угадывается глубокое отношение к слову (сродни отеческой любви и материнской осторожности). Даже нарочитая двуполость авторского голоса не сбивает с толку, а возвращает читательскому восприятию чистоту и свежесть детского мироощущения. Дети не участвуют в сплошь и рядом табуированной взрослой реальности, — они проживают каждый миг по своим, природным правилам:
Хоббиты и хронопы
Перенимают опыт
Маленького Принца.
Он им часто снится:
В снах — на босу ногу —
Он подходит к порогу
Чуда.
«Хоббиты и хронопы…»
«Смотритель сна» — не соглядатай, а охранитель. Речи, как основы Поэзии. Поэзии, как художественной основы Природы. Позиция Благородная и вызывающая уважение. Но, в данном случае, она все-таки, оказывается недостаточно действенной. Отсутствие активного начала приводит к ситуационному участию в миссии «сохранения и восстановления». В результате сам автор не приходит к каким-либо продуктивным (пусть даже и парадоксальным) решениям. Он ограничивается констатацией действительности и фиксацией собственного отношения, как жизненной позиции. Конечно, наличие четкого понимания и попытка привлечь внимание — сами по себе уже позитивны. Но откуда тогда появляются вкрапления некой безысходности, в большей мере свойственной «смотрителям», как пассивным наблюдателям?
Осталось выйти в архео-усталость,
-логическую, впрочем, от всего…
«Осталось выйти…»
Я на сердце свое первородно губами наполз.
Только губы теперь не вернуть мне на прежнее место.
И тошнит зеркала постоянством интимного жеста.
И смотрители сна констатируют этот курьез.
«Это пиршество снов…»
Пока что «смотритель» охраняет сон. Кто-то должен заниматься и этим. Иначе — одно неосторожное движение, один грубый окрик и сон развеется. Рассыплется в прах веками творимая реальность. Жизнь и смерть, любовь и ненависть, боль и радость во всех своих проявлениях перестанут быть естественными и попадут в зависимость капризов и волеизъявлений «воинствующего разума». А бывает, что сны заканчиваются кошмарами…
Но сад, в какой бы географической точке он не находился, плодоносит дл всех: хозяев, соседей, прохожих и даже вредителей. И чистота меда, собираемого рабочими пчелами, вряд ли важнее самого меда, да и разговор о ней уместен только при наличии божественного продукта.
Конечно, деление на «наших» и «инакоязычных» всегда было занятием, по увлекательности, не уступающим игре в крестики-нолики. Но не разумно приказывать саду осыпаться только «бунинскими антоновками» и только по пятницам или только для «наших».
На обложке книги Натальи Бельченко «Смотритель сна» — фрагмент карты Парижа. А душа у книги — русская. И нет в этом ничего плохого и или удивительного. Потому что у поэтов одна национальность — Природа. А отношение к Слову — непосредственное.
На строчки Бориса Пастернака, когда-то написавшего: «Давай ронять слова, / Как сад — янтарь и цедру. / Рассеянно и щедро…», Наталья Бельченко отзывается:
Набивать словами
Трубку языка.
Пальцами живыми
Приминать слегка.
Выдыхая запад,
Чтоб вдохнуть восток,
Как последний запах,
Бросивший цветок
Неба.
Затянуться
До корен зари
И другому в пальцы
Трубку — «Докури!»
«Набивать словами…»
Покурим?