Пропись в клеточку — Андрей Козырев (Омск)

Андрей КОЗЫРЕВ (Омск) 

Кратко об авторе: Родился в 1988 г. Живет в г. Омске. Автор ряда поэтических сборников («Небо над городом» (2008 г.), «Мелодия для луны с оркестром» (2009 г.), «Терпенье корней» (2010 г.), «Любовь чайника» (2013 г.), «Дневник одного путешествия» (2014 г.), «Человек говорит» (2014 г.). Публиковался в жж. «Арион» (Москва), «Кольцо А» (Москва), «Журнал ПОэтов» (Москва), «День и Ночь» (Красноярск), «Гостиная» (Филадельфия), «Книголюб» (Алма-Ата), «Голоса Сибири» (Кемерово), «Литературный Омск», «Литературный меридиан» (г. Арсеньев), альманахах «Складчина» (Омск), «Точка зрения» (Омск), «Менестрель» (Омск), «Мой любимый город» (Москва), «Загадки души» (Рязань), «Тарские ворота» (Омск), «Путник» (Херсон), «Подлинник» (Кишинев), омских журналах «Пилигрим», «Омская Муза», «Виктория», «Иртыш-Омь», коллективных сборниках «Откровение» (Омск), «И дуют ветры с реки Тишины» (Омск), «Родина… Память… Победа…» (Омск), газетах «Литературные известия» (Москва), «Интеллигент» (Нью-Йорк), «Омский университет», «Литературный Дом», «Пульс» (Омск), «Звезда Прииртышья» (Павлодар). 

Участник Международного Волошинского фестиваля. Руководитель литературной студии «Магнит». Главный редактор литературно-худо жественных альманахов «Точка зрения» и «Менестрель».

Лауреат областной литературной премии им. Ф.М.Достоевского (2009 г.). Лауреат областного конкурса им. П.Васильева (2009 г.). Призёр городского поэтического конкурса «Омские мотивы»(2009 г.). Двукратный лауреат литературного фестиваля «Откровение» (2006 и 2008 г.) Лауреат Второго всероссийского кутиловского фестиваля в трех номинациях (Омск, 2011 г.). За достижения в творческой деятельности трижды удостоен грантов и стипендий Министерства культуры Омской области (2002, 2007, 2008 гг.)

 

ПРОПИСЬ В КЛЕТОЧКУ

  * * *

Пропись в клеточку. Ручки. Пеналы. Учебники. Книжки.

В клетку – фартук девчонки, потрепанный свитер мальчишки.

В школе мы то дрались, то мечтали быть вместе годами…

Мы за клетками парт в клетках классов сидели рядами.

 

Нас свобода звала, словно небо – проверенных асов,

Мы сбегали из клеток домов, и занятий, и классов,

И бродили всю ночь, и мечты, словно вина, бродили…

Мы по шахматным клеткам судьбы, как фигуры, ходили.

 

А потом, не боясь, что понизит судьба нам отметку,

Словно в классы, играли и прыгали с клетки на клетку:

Из мальчишества – в зрелость, от счастья – к прозренью и плачу,

От него – кто в запой, кто-то – в бизнес, кто – в храм, кто – на дачу…

 

А страна – посмотри с небосвода – вся в клетках огромных,

Словно дни нашей каверзной жизни, то светлых, то темных.

Создавали решетку следы от плетей и ударов:

Белый след – от сведенья лесов, черный след – от пожаров.

 

Где теперь те девчонки, что в клетчатых платьях ходили?

Где мальчишки, что, с ними враждуя, их горько любили?

Словно клетчатый лист из тетради, помяты их судьбы:

Кто-то жив и здоров, а кого-то – успеть помянуть бы…

 

Каждый в клетке сидеть обречен до скончания века:

Кто-то в офисе, кто-то – в тюрьме, кто-то – в библиотеке…

…А кому-то, наверно, родные леса и сады

Прямо в клетчатый фартук земные роняют плоды.

 

* * *

 

Любой, кто засыпает, одинок.

Кто б ни был рядом, ты – в отдельном мире,

Но в той вселенной есть твой городок,

В нем – тот же дом и тот же мрак в квартире.

Бывает, погружаешься во мрак,

А в нем – все лучше, чем при свете, видно:

Грязь, не уют, за домом – лай собак,

Что скалят зубы, злятся: им обидно

На пустоту, в которой тяжело…

Но за стеной спокойно дышит мама,

Сквозь стены слышишь ты ее тепло

Всем существом, своею сутью самой.

Да, ты – дитя. Но, увлеченный тьмой,

Ты постигаешь холод жизни краткой,

Вперив глазенки в темное трюмо

Напротив детской маленькой кроватки.

Там – то ли тень, а то ль твое лицо,

А то ли кто-то третий, страшный, страшный,

Кто время сна жестоко сжал в кольцо…

Но думать, кто, не важно. Нет, не важно.

…Страшилка это или анекдот,

Воспоминанье, ставшее лишь знаком?

При свете мир давно уже не тот…

Но в темноте он вечно одинаков.

Днем – жизнь, дела: не выйти за черту.

А ночью – тот же детский страх спасенья,

И тот же лай собак на пустоту,

И тот же Третий меж тобой и тенью,

 

И – сквозь пространство – мамино тепло…

 

* * *

 

Этот тоненький след на весеннем снегу

Я годами забыть не могу, не могу.

Ты ушла и оставила след, как печать,

На снегу, на душе, что устала звучать.

И твой след в моей жизни остался навек,

И вовек не растает предутренний снег.

Я его в своей памяти уберегу…

Умереть я могу, а забыть – не могу.

 

ПОЭТЕССА

Как хамелеон, светофор занят сменою цвета

В окошке квартиры, где вновь, погруженная в сказку,

Она пишет строки о горькой любви без ответа,

О магах и рыцарях, подвигах, мести, о ласке.

 

Она одинока. Профессией стало — прощаться.

От холода прячется снова и снова в суровость,

И гордость больна у неё… Только, если признаться,

Фантомная боль это: жизнь ампутирует гордость.

 

Сухими глазами привыкнув процеживать жизнь,

Она вдоль по жизни загадочной шла не спеша…

Но были мгновенья—она очищалась от лжи,

И, как фотоснимок, в тени проявлялась душа.

 

Я дать ей хотел позабытое в жизни тепло,

Престол для себя из любви её сделав в награду…

А счастье в небесном конверте её не нашло

И снова вернулось навеки к её адресанту.

 

* * *

Я сердце у тебя украл, как вор,

И волосы твои меня пленили,

Глаза произнесли мне приговор,

а губы приговор мой отменили.

 

* * *

 

На лбу Земли, как полотенце, снег.

Легко течение воздушных рек.

Любая ель, что здесь в снегу стоит,

Прочней и выше древних пирамид.

Деревьев вековых высокий строй

Стоит Китайской длинною стеной.

 

И ветер в мир несет благую весть:

Сибирь есть тяжесть, но она – не крест:

Страна моя, где нет добра без зла,

Как шапка Мономаха, тяжела.

 

Вдали молчат Атлант и Прометей:

Им нечем дорожить, кроме цепей.

И спит который век, который год

Над старым миром плоский небосвод.

Ему судьбой преподнесен урок:

Европа – рукоять, Сибирь – клинок!

 

В Сибири снег горяч, как молоко,

И кажется, что можно здесь легко

Небес коснуться, только не рукой –

Протянутой за счастием строкой.

Здесь лишь ветвей коснешься ты в метель –

Одним движеньем царственная ель

 

Снег сбрасывает с веток сгоряча,

Как будто шубу с царского плеча.

«Дарю тебе. Ты – бог иль богатырь?

Неси, коль сможешь. Тяжела Сибирь!»

Страна моя, где нет добра без зла,

Как шапка Мономаха, тяжела.

 

Здесь грани нет меж миром и войной.

Здесь нет тепла, нет легкости земной.

Но правда, что в земле затаена,

Растет, растет – без отдыха, без сна,

Чтоб обрести предсказанный свой рост –

Превыше неба, ангелов и звезд.

 

Расти, расти над миром, над собой,

Над дружбой, что зовут у нас борьбой,

Над склоками царей, цариц, царьков,

Над пресной мудростью былых веков,

Над звоном поражений и побед

И над звездой, не видящей свой свет.

Блуждай, страдай, ищи себя в пути,

Но, вопреки всему,– расти, расти!…

 

ЖАННА И АНГЕЛ. АУТОДАФЕ

   

Голос Жанне Д’Арк

Ты спишь перед боем в палатке простой,

провидица, дева, дитя.

Твой подвиг – велик. Но, поверь, он – не твой!

Ты избрана, может – шутя.

 

Спустился прозрачный английский туман

На Франции старой поля…

Ты знаешь ли, что тебя ждет, Орлеан,

Луара, Европа, Земля?

 

Ты знаешь ли, Жанна, как будет король

Склонять пред тобою главу,

А после – сожжения страшную боль,

А после – весь ад наяву?

 

Ты запах фиалки сжимаешь в руке

Пред тем, как вложить в ножны меч.

Страну ты спасешь, но в последней тоске

Себя тебе не уберечь.

 

Ты рвешься в сраженье… Постой. Не спеши.

Ты знаешь, что ждет впереди

Костер? Не боишься сожженьем души

Платить за сиянье в груди?

 

Король коронован. Страна спасена.

Стяг поднят. Конь бел. Меч остер.

Твой подвиг всем нужен… а ты – не нужна.

Ни людям, ни мне, ни себе – не нужна.

Ты всходишь на строгий костер…

 

Я знаю, я знаю, как трудно молить

Того, Кто тобой не любим,

Как страшно, как горько одной восходить

В небесный Иерусалим.

 

Узнаешь и ты, потеряв благодать,

Забыв про высокий обман,

Как страшно, как горько одной штурмовать

Небесный святой Орлеан…

 

 

Ответ Жанны Д’Арк

Ты страх мне внушаешь, чтоб злей я могла

Сражаться у стен вековых.

Да, тело – и душу – сожгу я дотла,

Но что мне – ничтожнейшей – в них?

 

Что вижу я – ад или небо – пойми?

Что встало в глазах вместо слёз?

Пахучий туман, городок Домреми,

Над речкой разрушенный мост,

 

И край небосвода, что поднят, как бровь,

И крест на крутом берегу,

И белый шиповник, и алую кровь

На первом осеннем снегу…

 

Что – Жанна? Я – Жизнь, без имен, без судьбы.

Я просто живу – чтоб пропасть.

Меня мне – не надо! Но я из борьбы

Не выйду – на то Божья власть.

 

Так хочет Господь. Так хотела и я –

Хоть, может, уже не хочу –

Одной подниматься к небесным краям

По острому злому лучу.

 

Но небо не стану я приступом брать,

Хотя захотела б – смогла, –

Я встану смиренно у ангельских врат,

Свои вспоминая дела.

 

И, может, разгонится вечный туман

Улыбкой на Божьем лице, –

Как здесь, я в небесный войду Орлеан,

Босая, в рубахе, в венце.

 

* * *

 

Когда все небеса свернулись,

Как молоко, как молоко,

Когда душа моя проснулась

от кущ небесных далеко,

когда стихи, как капли пота,

стекли с измученного лба,

– Спаси меня, моя работа,

спаси, тяжелая судьба! –

я повторял, как заклинанье,

как наговор, как приговор,

и с грузом вечного страданья

скрывался в сумерках, как вор.

Стерплю судьбы любую ломку,

Мне этой долею болеть…

Я за строку, как за соломку,

Хватаюсь, чтобы уцелеть!

 

Поэзия @ ЖУРНАЛ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ И СЛОВЕСНОСТИ. — №4. — апрель. — 2014.