Ольга Шеметова (Москва)
Автор о себе: «Родилась в городе Кокчетаве (Северный Казахстан). В 1997 году окончила художественно-графический факультет Кокчетавского университета по специальности художник-педагог. В 1998 году поступила в Литературный институт им. А.М. Горького,
в 2003 году защитила диплом.
Публикации: в кокчетавской прессе, журнале «Нива», (г. Аcтана), московских литературно-художественных журналах «Мы», «Юность», «Литературная учеба», «Наш современник», сетевых изданиях «Альтернатива», «Пролог», «Филград», «Точка зрения».
Участница сборника молодых писателей России «Пролог», (выпуск 5), М., ВАГРИУС, 2006 год.
Работаю в Москве в издательском холдинге».
«БЕЛАЯ БОЛЬ СВЕТЛА…»
ИНТЕРНЕТ
Ветер пронзает сильно, падая в ноги вдруг,
Резко звонит мобильник, и не отдернуть рук
Ни от больших перчаток, ни от рабочих дней.
Прошлого отпечаток стал вдруг еще больней.
Взгляды, почти без грусти, вновь в интернет войдя,
Знают, что он искусственен: ни одного гвоздя…
Истина иллюзорна, ложь — только лишь логин.
В Брно или в Канем-Борно виза — билет один.
А за окном бушует ночь в беловатой мгле.
В сердце любовь ношу я не по Святой земле…
Вот и тревожит сильно брошенная стезя:
Как в темноте могильной без одного гвоздя?
И потому однажды, выйдя под ветра шум,
Стану почти бумажной, курящей анашу,
Женщиной без ребенка, что теребит пакет.
Жизнь ее — упрощенка, Бог ее — интернет.
ОДНОЗНАЧНАЯ ОСЕНЬ
Однозначная осень похожа на близость,
Многозвучная просинь похожа на даль,
Где московские птицы, покинув карнизы,
Причинить не способны погоде вреда.
Можно в просинь шагнуть, как в вагон электрички,
Забывая все то, что уже не вернуть.
По весне прилетают красивые птички,
А по осени жажда стремится к вину,
Предвкушая зимы оголтелые брызги
И трамвайно-морозные пальцы любви.
Те, что нас настигают под пьяные визги
Подлецов, бодро строящих храм на крови,
Сумасшедших, блуждающих в дымке заката,
Полудурков, начальственно мчащих в авто.
Это видимый путь. Он как будто накатан.
Но откуда ведет он, не знает никто.
Безначального века усталость искома.
Сентябрит в офисАх, мониторы пусты…
И холодных небес безнадежная кома
Не дает хризантемам в свой срок зацвести.
****
Родиться заново, забыть…
Пусть снова наступает время,
Чтоб думать быть или не быть
(давно решенной теореме)
И интернетовским мирам
На языке программы древней
Внимать сквозь вечный тарарам,
Что мчит неотвратимо Землю,
Любить унылый городок
С аллеей темной близь педвуза
И под настойчивый гудок,
Предвосхитив дыханье Музы,
Брести на крошечный вокзал,
Чтоб встретить запоздалый поезд.
Так возвращает нас к азам
Господь. Но я не успокоюсь…
СУМЕРКИ
Сумерки. Луна блестит на асфальте
По которому дождь идет так,
Словно ворчливое море бьется о скалы.
А луна все трудится и трудится,
Создавая в темноте на грязных стеклах
Детские пальцы и какие-то замысловатые строчки,
Хотя сама крохотная и слабая,
Как твой усталый взгляд,
Которого я никогда не видела,
Как твое сердце, не узнанное мною,
Словно пляж в сентябре,
Словно ворчливое море,
Что бьется и бьется в груди
И говорит мне, что в этот вечер
Не может быть последним,
Потому что ливень превращается в ливень,
Камень в камень,
А любовь в любовь.
И дети в сиротских домах
Смотрят на календари,
Ожидая чуда…
ПАРИКМАХЕР АНГЕЛИНА
Парикмахер Ангелина
Наезжала с Украины,
То гуляла по Арбату,
То стояла на Тверской.
Ангелина наезжала —
То смеялась, то визжала
И в ее глазах-агатах
Снег кружился над тоской.
С Ангелиной юморили:
Обязательно дарили
Кто красивую помаду,
Кто дешевое кольцо.
Ангелина знала дело,
Но, увы, не молодела.
И морщинками покрылось
Симпатичное лицо.
Парикмахер Ангелина
Обожала чай с малиной
И мечтала о Париже
На квартире возле МКАД.
И однажды повезло ей
(не повсюду в жизни зло ведь!).
«Прынц» провел с ней май в Париже,
Но кольцо забрал назад…
****
Желтый ужас. Жуки. Жернова.
Вот диван. А под ванною — мыши.
Понимаю, что помню слова:
Обнимаю, люблю, ненавижу,
Вспоминаю, миную, терплю,
Остаюсь, ухожу, забываю…
По ночам перманентно храплю,
По утрам, как сирена, взвываю,
Поверх крестиков ставлю ноли,
Корректируя драму в Excelе.
Огромаднейших звезд корабли
На пути к обозначенной цели
Превратились в зонты под дождем
И не так оказалась красива
Жизнь, которую при смерти ждем,
Потому, что просрочена ксива.
И не так оказалась права.
Но с диваном и мышью сложнее
Примириться: болит голова
И становится сердце нежнее…
ПАРИЖАНКА
В московском баре парижанка
Грустит за рюмкой коньяка.
Мне парижанку стало жалко,
Ведь я сама издалека.
И я поклонница Парижа,
И я читала Малларме.
Смотрю в упор и ясно вижу:
По-русски та ни бе, ни ме.
А по-французки я (что злиться!)
Ни слова, окромя «mersi».
Прощай Париж, любви столица —
Не верь, не бойся, не проси!
ПОРА УХОДИТЬ
Пора уходить. Да, пора.
А куда же деваться, помилуйте?
Некуда…
Ни слова, ни дела, ни зла, ни кола, ни двора.
Одна Алиллуййя в пустынном соборе,
Где нехотя
Кончается небо и Богом чернеет дыра
Парящей души и всегда ледяного бездушия.
Изловлен излом.
Да, наотмашь. И вот – ни х..ра.
И мне поделом,
Потому что все мимо идущие
Душами
Увы, не задели — умелые тел доктора…
Легко ли прощаться, коль вечность алеет тюльпанами?
Глаза голубые, ни совести нет, ни стыда.
А только уловки расставлены слухов капканами.
А только работа – столичная эта беда,
Где я как иголка в стогу
(нет нигде одиночества).
Компьютерный вечер воронкой зияет в мозгу.
О чем-то забочусь…
Но думать не хочется.
Ломаю и строю. И только простить не могу.
Пора уходить…
Я СТРОЧУ СТАТЬИ
(иронические стихи)
Я строчу статьи и сдаю, как кросс,
Я редактор в «крутом» журнале.
И о чем бы кто не задал вопрос,
Мои мысли всегда о нале:
О долгах, гонорарах, кредитах и
Сплетнях офисных и скандалах.
Вот и туфли от Gucci уже мои,
И премьера живьем видала
(задала вопрос из толпы коллег
и ответ получила четкий).
А на челку падает первый снег
И хихикают вслед девчонки,
У метро зажигаются фонари,
В Подмосковье собаки лают.
И решив: «Синим пламенем все гори!»,-
Забываю вдруг про дела я.
Ухожу в отрыв, покупаю дом,
Заметаю следы и явки,
Молоко наливаю в большой бидон,
Тихо ставлю его у лавки,
Сквозь густую ночь вспоминаю сны,
Тихий город в стране далекой…
Дотяну, наверное, до весны,
Не разбив истерично окон,
Не сломав хребет, не свернув башки.
Потому что сердца — не камень.
А не выйдет, так выпив все порошки
В ночь по крышам уйду с котами.
НАВЕРНОЕ
Наверное, хорошо тому,
Кто живет теперь в квартире,
Что когда-то была моей,
Кто спокойно смотрит на улицу
Из окна комнаты, где я писала стихи
И была богата одним лишь воображением.
Наверное, под окном по-прежнему растет тополь
И качается фонарь,
А на соседнем доме висит вывеска: Аптека.
Все проходит, увы, навеки…
И бабушка умерла.
НАД МОСКОВСКОЙ ТУСОВКОЙ
Над московской тусовкой болтается красный фонарь,
На банкетах едят и не морщатся, Старая площадь
Заправляет делами сквозь взгляд Ходорковского с нар,
В супермодных журналах пупки и нашествие тощих…
А в душе — новый год, двадцать третье, восьмое и etc.
По шахидкам скучают менты или просто по лицам?
И понятно одно: приближается делу венец.
За особ венценосных, однако, не стоит молиться.
Пусть начальство на фирме поедет опять за кордон,
Я же просто уеду в поселок казахский. Но лучше
Бесконечную ноту из неповрежденного ДО
Превращу в тишину, из которой горчит Бертолуччи.
МЫТИЩИ
За окном кричали звезды…
Так ноябрь пришел в Мытищи.
Было рано, стало поздно,
Было грязно, стало чище.
Разбирали домик старый
На кирпич мордовороты,
И супружеская пара
Грустно пялилась в ворота.
Возле станции толпою
Продавали, дрались, пили…
Мент на входе был спокоен,
Деловит, но не мобилен.
Во дворы вели дорожки,
Кости пробирала сырость,
Черт скрывал в тумане рожки,
Кошка поиграть просилась.
Что-то обсуждали громко
За углом у магазина.
Странно улица Сукромка
Улыбалась и грозила…
В супермаркете пустынном
Сладостно витрины пели,
Получив пятиалтынный
Глянул вслед, как Церетели,
Мне угрюмо бомж усталый.
Я садилась в электричку.
Ширилась и прорастала
Жизнь, вошедшая в привычку.
УТРОМ
(иронические стихи)
Я утром сидела спокойно
В офисе некрасивом,
Ко мне приходил «покойник»,
Хоть я его не просила
Заказывать здесь рекламу.
Я не звонила утром,
Не открывала раму,
И не смотрела мудро
(мудрствуя не лукаво!)
В след ему, ждя оплаты.
Все, кто приходит, правы,
Все, кто уходят – святы.
А потому без мысли
Глядя в экран за чаем,
Знаю, что он замыслил…
Я ему отвечаю.
Что за «живые бабки»
В срок изготовлю модуль,
Но что гробы и тапки
Вышли пока из моды,
Лишь голубеют нимбы
Огненным знаком «евро».
Кем бы клиент сей ни был –
Он мне потреплет нервы!
ПОЛОСА
Полоса, полоса, полоса…
Белый город в белесом тумане,
Слышно лишь, как визжат тормоза,
Видно только слоганы для money.
С кистенем или с фигой в кармане
Смотрит вечер прохожим в глаза.
Фонари, фонари, фонари…
Невозможно укрыться от света.
Ярких вывесок бледное лето
Повторяет картины Дали.
Что-то где-то маячит вдали,
Что-то где-то во что-то одето.
Говори, говори, говори…
Начиная с пустого листа,
Я как будто игрушечной стала
В окруженье снегов и металла.
В ощущенье мигающих звезд
Ты уверен, спокоен и прост.
Пустота, пустота, пустота…
Эту бездну огнем окрестили –
Мы очнемся на теплом настиле,
Получив на ответы вопрос.
И ВСЕ-ТАКИ
И все-таки я смутно помню,
О том, как начиналась жизнь…
О тишине трех гулких комнат,
О том, как падали ножи
На кухне на пол, как соседи
Включали музыку в ночи,
А после в дружеской беседе
Кричали громко: «Не кричи!»
Я помню двор, покрытый пылью,
И красный мячик, и портфель
Того же цвета, руки в мыле,
Ошибку во второй строке
Диктанта, что во тьме маяча,
Меня тревожила сквозь сон.
А после стало все иначе –
Явился революций сонм,
И покатился по дороге
Сметая городской покой.
И граждане – кто руки в ноги,
А кто – недрогнувшей рукой.
Так город милый, приозерный
Скукожился на карте весь…
Но люди снова сеют зерна
На дачах, вырубают лес
Вдоль горизонта, за которым
Остался отшумевший век.
А мы – засели по конторам
За тыщи миль, за сотни рек,
За все, что было и чем били
В награду получив сие
Искусственное изобилье –
«Гламурной» жизни острие.
ПЕРЕЧЕНЬ
Я о лете думаю когда
Мимо пролетают электрички.
Эти голубые поезда
Жизнь вписала в перечень привычки.
У привычки в перечне огни
В виде неприметных желтых точек.
Чувствуя, что мы с тобой одни,
Гаснуть ни один из них не хочет…
Не желая влиться в колею,
Канули попутчики во мраке.
Мы стоим уcтало на краю,
Слыша только дальний лай собаки,
Понимая, что дорога зря
Нас манила новыми мирами.
Где-то в середине сентября
Мы опять прильнем к оконной раме…
БОЛЬ
Белая боль светла,
Черная обожгла,
Алая пахнет ярко…
Я дождалась подарка
От них от всех и сразу.
Остолбенело разум
Ищет ответ за что.
Руки, как решето,
Ноги, как чье-то тело.
Я не того хотела
И не о том мечтала,
Только потом устала,
И появилась боль –
Жизнь подстригать «под ноль».
Но снова будет вечер:
Долу склонятся свечи
Майских каштанов, маркет
Включит огни под аркой,
Где-то залает пес,
Задребезжит поднос
В комнате, что за шторой…
Кончится день, который
Тянется, боль кляня.
И ночь спасет меня.
ГОРОДУ МОЕМУ
В городе снова ночь, падает взгляд во тьму…
Я не смогу помочь городу моему –
Слишком он далеко, медленно стал чужим.
Мне было нелегко здесь, а мой город жил
Там, где высокий свод неба объемлет степь,
Где нет таких забот, чтоб поскорей успеть
На дефиле — показ клоунов и певиц,
В вихре безумных фраз телемедийных лиц,
Лезть богачам в глаза, сжав микрофон-весло.
Мне так легко сказать… Городу тяжело
Быть, как глаза, пустым: в треснувшей тишине,
В парке, где Ленин стыл, где голубел в огне
Мой выпускной закат, старых знакомых нет —
Новый пришел уклад. И на его волне
Вдруг отшвырнуло прочь всех, кто ту степь обжил.
Не захотел помочь нам никакой режим…
Мы оставляли все, зная, что навсегда.
Так демократий сон кончился, и беда
В щели впустила дым. Но поезда ведь есть!
И взяв святой воды, каждый принял отъезд.
Ныне вокруг Москва: возле шоссе ларек,
Блещут огни реклам, музыка в ночь орет,
Доллары вверх парят, в гости зовут друзья.
Но, переплыв моря, прежними стать нельзя.
ТОЛПЫ СПЕШАТ К ПЕРРОНАМ
Толпы спешат к перронам –
День их зовет рабочий.
И задевая кроны
Зелени у обочин,
Лезут через ограду,
Чтобы успеть на поезд.
Время земного ада,
Кончишься ль, успокоясь?
Рано вставать всем трудно,
Каждый боится ада.
Прячут в карман нагрудный
Все, что с собою надо
Денно носить и нощно –
Паспорт, деньжата, пропуск.
Падают на всенощной
Звезды в пустую пропасть…
А в электричке громко
Клей продает мужчина.
Голос ползет по кромке
Тех, чья мечта почила
В бозе, чей день занялся,
Кто каталог читает:
Тот – в сериале снялся,
Эта – почти святая
Пишет им об актерах
Крупный журнал гламурный.
«Зайцы», давая деру,
Бросят журнальчик в урну…
И не гламурно чтобы
Сотню рублей зажилить,
Входа раздвинут скобы.
Утром в таком режиме
Мчится к вокзалу поезд
В мареве предрассветном.
Кончится ль, успокоясь,
Путь, что начертан ветром?
В ПУШКИНО
Серое небо окутало город мглой.
В Пушкино тихо, лишь речка Уча журчит.
Берег ее лазурный покрыт золой
И вереницей домишек хлебает щи.
А по аллеям летит, как огонь, листва,
В астрах дворы и в зеленых глазах котов.
В старом камине потрескивают дрова,
Дождь отступает, как мировой потоп.
Я ничего не знаю о том, зачем
Жизнь в этот город меня привела: мечтать,
Быт обустроить иль с сумочкой на плече
На местном рынке последний отдать пятак.
Но понимаю, что мне повезло до слез –
Есть переулки, заборы, коттеджей сон,
Серое небо и в линию сжатый плес.
И хорошо, что на пальце блестит кольцо…
МАЛЕНЬКИЙ БЕЛЫЙ КОТ
Маленький белый кот
Выжить стремится сам —
Ищет во тьме подход
К людям и небесам,
Падает носом в грязь,
Но поднимает взгляд
На равнодушных нас,
Тех, что всегда спешат.
Маленький белый кот
Знает, что он красив
И осторожно ждет
Знака от высших сил.
Вспыхнет во тьме окно,
Девочка глянет вниз,
Выйдет и, как в кино,
Скажет ему: «Кис-кис!»
Вспыхнет окно опять.
Маленький белый кот
Будет в тепле лежать,
Глядя, как снег идет…
ЗИМНИЙ ТЕАТР
Зимний театр сквозь снег ярко сиял во тьме,
А в голубом фойе вечер легко дышал,
Тихо буфет шумел, и зацвела душа…
Чашечку кофе взяв, пальцы, ее обняв,
Вспомнили, что они знали свободы дни,
А не лишь клавиш стук у монитора. Друг
Замер в проходе вдруг, будто бы мы одни.
И поглотила тьма старой актрисы взгляд,
Полный ее ума – лет 50 назад тоже была зима,
Город был меньше, но так же манил и звал,
Многие шли в кино и в театральный зал.
Жизнь проходила так, словно ей нет конца
И не спешил чудак ей надевать кольца.
И оставалась роль, зрители и цветы.
Ныне забылась боль, все, кто с ней был на «ты»,
Выбыли из игры, слово сказать успев.
И в этом декабре царственно, нараспев
Начав свой диалог, верит она в судьбу –
Запечатлеет Бог свой поцелуй на лбу.
И НИКАКОГО МЕТРО
И никакого метро, офисов, спешки, зла.
Сердце гудит хитро, памятуя: была
Юность, шумел прибой озера и реки,
Жизнь шла сама собой, были шаги легки,
Хоть нищета вокруг и «челноков» глаза.
Был свой привычный круг, полупустой вокзал,
Даже любовь была – дружбой она звалась.
Ныне покрыла мгла времени эту власть,
В памяти далеко замер ночной гудок.
Легкий эскиз: балкон, где после ноты «до»
Сердце летело вниз, водка, кассеты, Цой,
Тысячи снежных брызг, девушка, что с косой.
Кто ей дарил цветы, кто целовал и звал?..
Время свело мосты: вот он, родной вокзал.
Только меня здесь нет. Только еще в душе
Теплится слабый свет – абрис в карандаше…
****
Электричка летит: шинмонтаж, клуб «Империя», старые избы…
Вечер хочет унять свою блажь, каждый в нем словно заново издан.
А забор молчаливо угрюм, полотно огибая, как странник.
И в кромешную тьму, словно в трюм, погружается день, что изранен
Весь игольчатым холодом мглы и глазами спешащих прохожих.
Как всегда, огибая углы, жду, на что я вдруг стану похожа:
На газету с лицом подлеца на обложке, на лик Иисуса,
Или просто на чье-то лицо из толпы белокаменно-русой?
Жду и знаю, что поезд в депо нас везет, подтверждая прогнозы,
Аналитиков, взявших топор, чтоб рубить ярко-красные розы.
И рискуя спиной тронуть нож, пробираюсь вновь к выходу в сроки.
Поняла: я похожа на дождь, что размоет бегущие строки…
ОРАНЖЕВОСТЬ
Оранжевость есть в новостройках,
Прозрачность – в весеннем тумане,
Где KIA, летя, словно тройка,
Увы, бубенцом не обманет.
И этот район отдаленный
Сегодня мне вправду не нужен.
Здесь пили джин-тоник соленый
С нуждой пополам мы на ужин,
Бродили меж лавок вьетнамских
И спорили, глядя на север.
Теперь все порознь в KIAх дамских
За руль горделиво мы сели.
Смысл жизни не нужен в помине,
Когда под ногами педали?..
Одну из нас похоронили
(мы гроба, увы, не видали).
И вот остается лишь помнить
О ветре, о Вере, о прошлом,
О стенах покинутых комнат,
О чем-то до боли хорошем,
Что дружба давала так просто
Сквозь привкус навязчивый соли.
Стоит старый дом, словно остов,
Острог и седой алкоголик.
И я ничего не желаю,
Жалеть не могу и не стану.
Ведь с круга сошли все трамваи,
Как гимн со слов Эль-Регистана.
Поэзия© ЖУРНАЛ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ И СЛОВЕСНОСТИ, №8 (август) 2011.