Олег Копытов (Хабаровск)
Копытов Олег Николаевич (род. в Киргизии в 1963 г.). Доцент Дальневосточного института международных отношений. Окончил филологический ф-т МГУ им. М.В. Ломоносова. Работал в вузах Бишкека и Хабаровска, приглашенным профессором в Университете Ганы; возглавлял пресс-службу банка; был редактором и обозревателем эфирных СМИ. Художественная проза, литературно-критические статьи и публицистика печатались в журналах «Дальний Восток», «Сибирские огни», «Байкал», «Словесница искусств», «Сихотэ-Алинь»; в «Литературной газете» и «Литературной России». Автор нескольких книг художественной прозы и публицистики, учебных пособий, научных монографий. Кандидат филологических наук. Член Международной Федерации русских писателей. Живет в Хабаровске. Автор «Журнала литературной критики и словесности»: «Большая Сибирь против Москвы»
РУССКИЙ ЯЗЫК В СОВРЕМЕННОМ КИНЕМАТОГРАФЕ
Когда я выбрал эту тему, то вполне в духе научного высказывания вначале стал искать работы на эту же тему. И здесь меня ждало первое открытие. Их практически нет. Есть тысячи работ, посвященных собственно современному российскому кино. При желании можно найти работы на тему культуры русской речи, где есть вкрапления примеров из кинематографа – случаев, когда в российском кино последних лет нарушаются нормы русского языка. В поле моего зрения попала одна кандидатская диссертация, причем не новая – 1984 года, где исследуются вопрос вхождения кинотерминологии в повседневную речь…
Филологи, изучая применение русского языка в современных сферах общественной деятельности, по-прежнему главным образом берут объектом своих исследований художественную литературу, кроме того, сегодня весьма интенсивно изучается публицистика, язык СМИ (очень популярен термин медиатекст), также – научная речь, юридическая речь, официально-деловая, веяние сегодняшнего дня в особую плоскость выделить бизнес-язык, с 1990-х годов в отечественной филологии большое внимание уделяется парламентской речи в частности и политической речи вообще. А русской речи в современном русском кинематографе внимание практически не уделяется.
Стоит попытаться ответить почему.
Объект тогда заслуживает внимания в гуманитарной науке, когда он имеет большое внутреннее значение или большое влияние на массы, или являет собой большую проблему в общественной жизни. Политическая речь в России последних 20 лет имеет большое и значение и влияние в российской жизни, она очень и очень заметна благодаря СМИ (включая интернет), поэтому, конечно же, она стала объектом не просто внимания, а пристального внимания филологов. «Грязная речь» – матерщина, к сожалению, тоже в последние 20 лет не просто очень заметна, а являет собой большую общественную проблему, поэтому исследованию причин освобождения мата, его большой частотности в речи всех слоев населения в России в последние 20 лет филологи тоже уделяют большое внимание. А российский кинематограф последних 20 лет и русская речь в современном кинематографе, очевидно, не являются ни первым, ни вторым, и третьим. В нем нет больших художественных достижений, но он и не создает больших общественных проблем. Говорить о нем, поэтому, мало кто хочет, мало кто говорить о нем считает нужным, актуальным.
Как определить, какую значимость, какую популярность, какое культурное воздействие имеет кино в те или иные периоды своего развития?
Есть несколько критериев.
Одни из них – переход каких-то образов, вместе с их речевыми характеристиками из кино в повседневную речь. Чаще всего в виде цитации и в виде анекдотов. В последнем случае наиболее яркие примеры – фильм братьев Васильевых «Чапаев» (1934), фильм Эльдара Рязанова «Гусарская баллада» (1962) и сериал Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны» (1973). Благодаря этим фильмам в народе родились сотни, если не тысячи анекдотов про Чапая, Петьку и Анку-пулеметчицу, про поручика Ржевского и про Штирлица. Эти фильмы, прежде всего – фильм Лиозновой, стали еще и источником цитаций для повседневной русской речи 70-х, 80-х годов прошлого века. Какие-то из киноафоризмов той ленты выглядят очень актуально для сегодняшнего дня. Например, такая реплика Мюллера (в беседе с Холтоффом): «Нашему начальству пришла фантазия проверить Штирлица. Им хорошо, нашим начальникам, у них нет конкретной работы, им можно фантазировать!»
Если посмотреть на российский кинематограф последних 20 лет, то мы только с большой натяжкой назовем две-три цитации, вышедшие из кино и ушедшие в повседневный язык. Например, «О чем говорят мужчины».
Причем это не реплика героев, а название фильма режиссера Дмитрия Дьяченко и актерского «Квартета И».
При этом в современном кино есть не просто явление премии – как бы «знака качества» того или иного фильма, но и буквально бум премий, когда каждая «Ника» или «Золотой орел», или какой-то другой из десятков кинопризов – подготовка к этой премии или конкурсу, интрига, кто же получит тот или иной приз, пресс- и пост-релизы и подобное складываются в целые повествовательные сюжеты. Но серьезные кинокритики давно отметили, что к собственно качеству кино кинопремии имеют очень отдаленное отношение, скорее, они отмечают рыночные, коммерческие возможности того или иного фильма. Для нас важен филологический показатель. Кто из вас вспомнит хоть одну реплику хоть одного персонажа хоть одного российского фильма последних 20 лет, получившего самые престижные российские кинопремии? И в то же время почти любой сегодняшний соотечественник в возрасте 45 – 50 лет без труда припомнит несколько цитат, киноафоризмов из фильмов Леонида Гайдая, пожалуй, наиболее в современной культуре цитируемых. Даже серию цитат из одного фильма, например, «Бриллиантовая рука»: «Будете у нас в Магадане – милости просим. – Нет уж, лучше вы к нам!»; «Достаточно одной таблэтки!»; «Бабе цветы, детя́м – мороженное!»; «На халяву пьют даже язвенники и трезвенники!»; «Наши люди в булочную на такси не ездят!», «Нет ни одного женатого, который не хотел бы хоть на один день оказаться холостяком!»
Причем видно, что эти фразы не являются образцом высокого литературного языка. Они имеют в своем составе просторечную лексику и неправильную акцентуацию. Это еще одна особенность речи в кино. Она не имеет такого критерия «хорошести» как правильность речи, следование нормам. Этот критерий в более или менее чистом виде существует только для литературы. Причем в большей степени для поэзии, чем для прозы. Именно поэтому художественная литература, а не кинематограф – главный объект изучения в средней школе.
(И не только поэтому. Читая, человек не имеет никакого инструмента, кроме собственного сознания. Читая, он подлинно растет, развивается. Когда человек смотрит фильм, ему дается множество опор, подпорок, иногда просто костылей – форм. Он видит персонажей. Волей-неволей ведомо следит за сюжетом, даже когда в кино происходит хронологическое возвращение назад, ему формально подсказывают, что это «флэш бэк» – титрами, черно-белым кадром, другими стилизациями под прошедшее время, даже его эмоциональное состояние направляется звучащей в миноре или мажоре музыкой, и так далее. При чтении – только всё сам. Сам себе режиссер, актер, композитор, монтажер, художник, костюмер, и так далее…).
Итак, правильная речь, или отсутствие нелитературных форм языка не есть показатель хорошей речи в кино. Показатель – культурное воздействие на адресата.
Хотя, конечно, в кино, как и в любой сфере общественной деятельности, необходимо избегать крайностей. А вот их в русском языке российского кино последних 20 лет, к сожалению, много.
В свое время много шума наделал сериал Валерии Гай Германики «Школа», скорее всего, сделанный именно с этой целью – наделать много шума. Смотреть его нормальному человеку было просто омерзительно. Но рынок действует по своим законам, рынок любит крайности, поэтому сериал выходил на центральных каналах в прайм-тайм, и государство с этим мерзким кино ничего не могло поделать, о чем прямо заявил руководитель страны Путин. Когда его спросили, не может ли он повлиять на изготовителей этого мерзкого кино и на демонстрирующий его телеканал, он сказал: «А что я могу поделать с художником? Я предъявлю ему претензию, а он ответит: «Я так вижу!» Свобода в условиях не устоявшегося рынка, рыхлом законодательстве и при отсутствии внутренней, воспитанной с юности ответственности производителя – создает очень много проблем.
Откровенный мат – тоже признак современного российского кино. Только в начале 2014 года министр культуры Владимир Мединский предложил запретить ненормативную лексику в отечественном кино. При этом сразу стала обсуждаться проблема, какие слова признать ненормативными, хотя такой проблемы нет – давно есть четко определенные корнеслова обсценной русской лексики – 3 кита русского мата, плюс одно слово, включенное в мат императорским указом в 18 веке и несколько «очень неприличных слов» и грубейших вульгарных выражений, все они относятся к двум группам – сексуальной и экскрементальной. (См. работы В. М. Мокиенко, Б.А. Успенского и др.) Другое дело, что наши законодатели и чиновники традиционно не доверяют специалистам, все хотят сделать сами, и в итоге… делают плохо или ничего не делают.
Но вот показательно, что реальных примеров употребления мата в современном российском кинематографе очень мало, а если и есть, то произносится мат весьма искусственно, малоубедительно. Например, в экранизации романа Пелевина «Поколение П» известному актеру и шоумену Александру Годрону приходится произносить «слово из трех букв». Но при всем его «имидже брутального мена» у него это получилось тихо, неубедительно и даже стеснительно. Для меня это показатель того, что в кино мат совершенно излишен, что он не имеет существенных инструментально-эстетических возможностей. (То что «нам нужны криейторы, а творцы на… не нужны», при наличии более высоких актерских способностей А. Гордон мог сыграть… молча).
Если посмотреть на зависимость русской речи от жанра применительно к современному кинематографу, то увидим еще несколько закономерностей. Как правило, речью гладкой, правильной, причем до неестественности, даже до приторности отличаются мелодрамы. По-видимому, правы те филологи и философы, которые еще столетия назад отметили, что в сентиментальных жанрах искусства – язык правильный и часто возвышенный, но к бытию отношения не имеющий. В экшенах, боевиках, детективах и триллерах правят бал штампы. Причем не только в современных российских, но и в голливудских. Кстати, почти все современные российские фильмы подобного рода делаются по лекалам американских фильмов. Эти речевые штампы настолько заметны, что стали объектом насмешек и пародий. Например, в телепередаче «Камеди клаб» есть несколько пародий, обыгрывающих речевые и чисто кинематографические штампы голливудских боевиков, например, фильмов Квентина Тарантино, прежде всего «Криминального чтива».
В современных российских комедиях – причем не самых плохих, я бы отметил уход от принципов насыщенного лаконизма к велеречивости, иногда – к пустословию. Это касается не только уже упомянутого фильма «О чем говорят мужчины», но и к весьма популярной серии фильмов Александра Рогожкина «Особенности национальной охоты», «…рыбалки» и так далее.
Это связано, по-видимому, опять с жесткими рыночными условиями. Рынок диктует снять фильм быстро: съемочный день стоит дорого, попытки долго искать речевые алмазы, вносить блестящие импровизации, как было, например, в фильмах Гайдая, сегодня невозможны. Раньше уходящие в народ фразы рождались во время съемок, пересъемок, переписывания и дополнения сценария, – такие возможности рынок не допускает. Проще набить фильм якобы остроумной велеречивостью. Зритель придет не на высокий юмор, а на известного актера.
Ну и, наконец, еще один показатель достойного, очень яркого, хорошего и сверхорошего применения русского языка в кинематографической речи – это его обсуждение именно как высокого произведения искусства и на глубоком философском уровне.
Пока мне известны два таких примера, оба они относятся к фильмам режиссера Андрея Звягинцева – «Изгнание» (2007) и «Елена» (2011). В обоих Андрей Звягинцев был и сценаристом. Можно составить целую книгу со статьями, высказываниями искусствоведов, публицистов, священников, философов, филологов об этих фильмах – и о жизни, о Боге, о взаимоотношениях людей и сословий, и – пусть не впрямую, о бесконечных речевых возможностях великого русского языка.
Притом, что нашу эпоху сравнивают с ранним Средневековьем, когда в течение целых столетий в мировом искусстве не происходило ничего интересного, два подобных фильма за 20 лет в одном национальном кино – это уже неплохо.
Литературная критика и публицистика @ ЖУРНАЛ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ И СЛОВЕСНОСТИ. — №6. — июнь. — 2014