Николай Березовский (Омск)

Николай Васильевич Березовский родился 24 июня 1951 года на Сахалине. После гибели отца воспитывался в интернате. Среднюю школу окончил экстерном. Высшее образование получил на отделении прозы Литературного института Союза писателей СССР имени А. М. Горького. Первые рассказы и стихи опубликовал в конце шестидесятых годов прошлого века. Автор восьми прозаических, поэтических и публицистических книг, изданных в Москве и в Сибири; многочисленных публикаций в отечественной и зарубежной периодике. На киностудиях «Мосфильм» и «Лентелефильм» экранизирован его рассказ «Три лимона для любимой». Призёр и лауреат  литературных конкурсов. В частности, писательского еженедельника «Литературная Россия» за 1999 год, Международного, посвящённого 55-летию окончания Второй мировой войны; «Сибирь – территория надежд» Межрегиональной ассоциации «Сибирское соглашение» за 2001-2002 годы, журналов «Московский вестник» ( 2004 г .), «Сибирячок» ( 2005 г .), «Дальний Восток» ( 2009 г). Награждён Грамотами Королевского Посольства Дании и Фонда «НСА2005» к 200-летию Х.К.Андерсена и журнала «На боевом посту» Внутренних войск МВД РФ ( 2005 г .). Член Союза писателей и Союза журналистов России. Живёт и работает в городе Омске.

ДЕЛО О ПЕГАСИКЕ,

ИЛИ ЗНАЕТ КОШКА, ЧЬЁ МЯСО СЪЕЛА

В наше не столько смутное, сколько мутное время плагиатом вряд ли кого удивишь. Литературное воровство стало нормой, извините за тавтологию, литературной жизни в России. Что в обеих столицах, что в провинции. В чём виноваты мы сами, попустительствуя жуликам, расплодившимся в современной русской словесности. Поскольку даже самое громкое судебное дело последних лет, которое можно условно назвать «Ксения Волкова против плагиатора Сергея Прокопьева», тихо сошло на нет, хотя его начало завязалось в Белокаменной – с публикаций в журнале «Москва» и в еженедельнике «Литературная Россия».

Для меня, профессионального писателя и журналиста ещё с времён СССР, совершенно очевидно – С. Прокопьев беззастенчиво, если не сказать – нагло, обобрал прекрасную архангелогородскую писательницу с удивительной судьбой Ксению Павловну Волкову. Иначе я, никогда прежде и не ведавший об этой женщине, не взялся бы представлять её интересы в суде. А вернее, в судах – от районного до областного. Годичной давности надзорная жалоба на их решения в президиум Омского областного суда и послужила основой для этих заметок.

Кто следующая жертва?

Доверив Октябрьскому суду Омска установить истину в своё отсутствие, поскольку приехать из Архангельска не позволили болезни, спровоцированные как раз беспрецедентным плагиатом, Ксения Павловна Волкова и не предполагала, что судья В. Л. Морев проигнорирует, по сути, все её исковые требования. Например, ни на одно из судебных заседаний не были приглашены и выслушаны такие свидетели, заявленные истцом, как члены Союза писателей России поэт Юрий Перминов, прозаик Николай Березовский, член Союза российских писателей прозаик Александр Дегтярёв. Александр Афанасьевич, между прочим, ещё раньше К. П. Волковой стал жертвой склонного к компиляторству и литературному воровству ответчика С. Прокопьева, о чём я поведал в реплике «Кто следующая жертва?» в №54 омской газеты «Третья столица» от 23 августа 2007 года, а затем и ещё в одной – «Плагиатор имени Леонида Мартынова?», которую и привожу дословно и без кавычек:

В «Литературной России» №27 от 6 июля нынешнего года было опубликовано письмо Ксении Волковой «Кто остановит плагиатора?»

Автор этой публикации – архангелогородская писательница, лауреат премии «Золотое перо» Ксения Волкова, а плагиатор, которого надо остановить, – член правления Омской областной общественной организации Союза писателей России Сергей Прокопьев. Известность литературного воришки принёс ему рассказ «Кукушкины башмачки», напечатанный в минувшем году в ноябрьской книжке журнала «Москва».

Поздновато, но это малотиражное издание попалось-таки на глаза писательнице с родины великого Ломоносова, и она с ужасом и возмущением обнаружила, что собрат по перу из сибирского Омска стачал свои «башмачки» с её повести из книги «Судьбы», увидевшей свет в архангельском издательстве «Элпа» семь лет назад. Да так старательно «стачал», что получилось пусть несколько искажённое, но всё же зеркальное отражение произведения Волковой. Уменьшенного, правда, в объёме с 300 страниц до 23. «На что, – терзается Ксения Волкова, – он (С. Прокопьев. – Н. Б.) рассчитывал? На мой возраст? На давность опубликованной книги? Или что мне в руки не попадёт этот журнал «Москва?»

Как заявила в Интернете юрист обобранного автора Валентина Дьяченко, на Сергея Прокопьева решено подать иск в суд.

Казалось бы, в Омской общественной организации Союза писателей России должны были бы только приветствовать такое решение, поскольку синоним плагиатора – вор, а вор в порядочном обществе всегда нетерпим. Однако, что удивительно, случилось противоположное. Руководители этой организации грудью, точно закрывая амбразуру (у самих рыльце в пушку?), встали на защиту уличённого в воровстве, а один из членов её правления (Павел Брычков) взбрыкнулся в его защиту даже печатно, опубликовав в далёком от литературы омском рекламно-информационном журнале «Бизнес-курс» №31 опус под названием «Омского писателя обвинили в плагиате».

В первых же строчках лягнув еженедельник «Литературная Россия», который посмел напечатать «статью с устрашающим заглавием «Кто остановит плагиатора?», он начал старательно доказывать, что «автор десяти книг талантливой прозы» априори не может быть плагиатором. И чуть ли не на полутора полосах журнала «аргументировал» это своё утверждение не сравнительным анализом прозы Ксении Волковой с текстом Сергея Прокопьева, который эту прозу почти повторяет, а риторическими рассуждениями вроде следующего, цитирую: «Как это можно сплагитировать (?) 300-страничную повесть на 30 страницах? Поневоле вспоминаются слова Чехова, что краткость – сестра таланта!»

Далее Павел Брычков просвещает читателей рекламно-информационного издания в том, что «у любимого нашими детьми Буратино есть итальянский прототип Пиноккио, у Элли, Страшилы и Железного Дровосека есть американские прототипы, но никто не считает Алексея Толстого и Александра Волкова плагиаторами». Выказав свою компетентность в общеизвестном, Павел Брычков снисходительно замечает: «Случаются, конечно, и совпадения образов, что может стать поводом для обвинения в плагиате». И приводит в пример…себя: «Автор этих строк сравнил как-то дождевые капли, стекающие по стеклу, с ртутными змейками, а через несколько лет обнаружил такие же ртутные змейки у Бориса Пастернака в «Докторе Живаго». Какой удар классика!»

Да уж, умри – лучше не скажешь. Выходит, и защитничек Сергея Прокопьева одним с ним лыком шит.

Да ладно, что уж там Пастернак, когда «литературовед» «Бизнес-курса» прямо-таки ставит на одну доску с Сергеем Прокопьевым автора «Тихого Дона», иллюстрируя своё словоблудие и фотографией великого русского писателя, цитирую: «Знаменитого Михаила Шолохова тоже обвиняли в плагиате».

Как говорится, приехали!

«Но вернёмся к Сергею Прокопьеву, – заключает Павел Брычков свою неудачную попытку обелить плагиатора. – Омская писательская организация выдвинула книгу писателя, куда (? – Н. Б.) вошли и рассказы «Кукушкины башмачки», и «Сияла ночь» (вот не ведал – ещё и «Сияла ночь», оказывается, «сплагитирована»! – Н. Б.), на областную премию, и мы надеемся, что это недоразумение с «плагиатом» не повлияет на решение комиссии»

Так вот к чему весь огород городился! Вот зачем выделил Павел Брычков абзацем в своём «литературоведческом труде», не осознавая этого, в общем-то приговор своему литературному дружку, цитирую: «Прокопьев не скрывает, что он использовал чужие истории, он даже переписывался с Ксенией Волковой (отсюда и адрес в статье), и она как бы не возражала против использования её истории, но почему-то изменила своё мнение…

«Адрес в статье», поясню, – это о письме архангелогородской писательницы в «Литературной России», а вот как пояснить брычковские перлы «как бы не возражала» и «почему-то изменила своё мнение» – ума не приложу. Почему тоже, как и мастер пера П. Брычков чуть выше, вернусь к Сергею Прокопьеву.

Жаждал, оказывается, плагиатор областную премию за заслуги в литературе, а его сотоварищи, оказывающие ему медвежью, извините за тавтологию, услугу, возмечтали премию эту отпраздновать. А ведь она именная – имени выдающегося русского советского поэта Леонида Мартынова. И достанься впрямь Сергею Прокопьеву, наверняка бы появился в каком-нибудь печатном издании отклик под примерно таким издевательским названием – «Плагиатор имени Леонида Мартынова». Поскольку тяга к плагиату у моего земляка, похоже, в крови. Ещё в 2004 году он опубликовал в омском рекламно-информационном журнале «Звёздный час» (№1) рассказ «Жигуль» о двух рулях». Ситуация, в нём описанная, умыкнута из рассказа «Лихач» омского прозаика и члена Союза российских писателей Александра Дегтярёва, и познакомиться с оригиналом можно в его книге «Выше крыши» (Издательство Омского государственного педагогического университета, 1998 год). Авторской фантазии копииста хватило лишь на то, чтобы изложить чужую историю не от третьего, а от первого лица, изменить имена действующих лиц, да «переделать» «Запорожец» в «Жигули», а просто «иномарку» в тексте Дегтярёва в «Ауди».

Не знаю, включил ли С. Прокопьев эту перелицовку в новую книжку, но «Кукушкины башмачки» не только включил, но ещё и возвысил этот плагиат названием на обложке. Очень уж, похоже, близка творческой его душе птичка, подбрасывающая в чужие гнёзда свои яйца, но и кукушке есть чему поучиться у омского «инженера человеческих душ». Зачем вообще заниматься яйценесением, следуя инстинкту продолжения рода, когда проще перекрасить уже снесённые другими?..

Тогда Александр Дегтярёв пожалел воришку, не стал предавать огласке плагиат, надеясь, что земляк оступился и больше не позволит себе черпать сюжеты из чужих закромов, да ошибся. Прокопьев добрался уже и до архангелогородских. Попустительство всегда чревато. А кто даст гарантию, что им не обобран кто-то ещё? Вообще-то, конечно, бог бы с ним, с плагиатором, каждому когда-то воздастся по делам и заслугам его, да вот только такая «слава» конкретно уличённого в литературном воровстве нехорошо аукается и на честных писателях Омска.

На этом, вспомнив расхожий штамп, можно было бы поставить точку, да тут будто бы сама собой проявилась на моём столе распечатка с одного из сайтов Омска. Давненькая, правда, и корявая, но, как сейчас выражаются, в тему. Она об «историческом» для города на Оми и Иртыше событии – подборке литературного творчества группы омских писателей в ноябрьском номере журнала «Москва» за прошлый год, откупленном министерством культуры Прииртышья. В заметке, правда, об этой покупке умалчивается, а публикация подаётся так, будто это как раз редакция журнала отыскала сразу три десятка талантов в провинциальном сибирском городе. Стилистически безобразная, она звучит так:

«Последний номер журнала «Москва» полностью посвящён омской культуре. Это уникальный случай, чтобы издание с такой давней историей и традициями посвятило одному региону целый номер.

Они писали от души. И бывало так, что – просто в стол… Но времена меняются… «Москва» публикует омских поэтов и прозаиков… А начиналось прозаически… Омский писатель Сергей Прокопьев как-то заскочил в редакцию журнала «Москва» (надо же, рядом живёт, и с главным редактором этого издания Леонидом Бородиным на дружеской ноге. – Н. Б.) «А как у вас вообще с пишущей братией, – спросили у Сергея Прокопьева. – Имеется?». «Вообще-то, имеется», – скромно ответил Прокопьев.

Позднее скромность эта, мягко говоря, удивила…»

И правда, скажу уже от себя и тоже «мягко», – удивила. Как и публикация в омском журнале «Бизнес-курс», куда, подлажусь под слог её автора, он как-то заскочил, чтобы как бы защитить плагиатора…».

 Эту публикацию, шокировавшую не только литераторов Омска, уличённый в двойном плагиате С. Прокопьев предпочёл «не заметить». Прямо-таки по русской народной мудрости: знает кошка, чьё мясо съела!

Впрочем, несколько раньше он не откликнулся на письмо Ксении Волковой «Кто остановит плагиатора?», напечатанное в писательском еженедельнике «Литературная Россия». В этом письме дипломант и лауреат многих литературных премий, победитель Всероссийского конкурса на звание «Золотое перо России», потомственная дворянка, для которой врожденная честь превыше всего, на всю Российскую Федерацию открыто заявила: «Кукушкины башмачки» С. Прокопьева, выдаваемые автором за рассказ («Москва», №11, 2006 год, и одноимённая «книга», изданная в Омске в 2006 году ООО «Издательский дом «Наука»), – это пусть и искажённое, но зеркальное отражение нескольких глав из её повести «Судьбы», изданной книгой ещё в 2000 году (Архангельск, Издательский дом «ЭЛПА).

После такого публичного заявления писателю, если он действительно писатель, остаётся только три выхода: или наложить на себя руки, или покаяться, или гласно и доказательно опровергнуть смертельно-постыдное для него обвинение. И последнюю возможность писательский еженедельник страны, в котором почитают за счастье напечататься и известные мастера пера, обвиняемому в плагиате провинциальному «инженеру человеческих душ» предоставлял. Цитирую редакционную сноску под письмом Ксении Волковой «Кто остановит плагиатора?» («ЛР» №27 от 06.07.2007): «Редакция готова предоставить свои страницы руководителям журнала «Москва» и омскому прозаику Сергею Прокопьеву».

Однако ни журнал, опубликовавший плагиат, ни автор плагиата на это приглашение не откликнулись, что для каждого здравомыслящего человека означало одно: нечем крыть ни плагиатору, ни пригревшему его периодическому изданию. Если суд, рассматривающий непривычное для него «дело о плагиате», ещё можно обвести вокруг пальца, то в среде литераторов, если они не связаны личными отношениями и круговой порукой, подобное немыслимо: «Кукушкины башмачки» С. Прокопьева – плагиат несомненный. Умыкнув «кошелёк» – книгу «Судьбы», он, вынув из него крупные «купюры» – главы повести, «кошелёк» затем выбросил, избавляясь от вещественного доказательства, да «купюры» оказались мечеными – талантом, незаёмностью, совершенно нетипичной и удивительной историей жизни и судьбы русской женщины. Так что здесь нет надобности в Жеглове, вспомним фильм «Место встречи изменить нельзя».

А ещё, уверен, Сергей Прокопьев тешил себя надеждой: поговорят, повозмущаются, а потом, авось, и забудут. А насчёт стыда, давно известно, стыд не дым – глаза не ест. Раньше с рук сходило – и теперь сойдёт. Но на этот раз не сошло – Ксения Павловна Волкова из тех русских женщин, которые, вспомню поэта Николая Некрасова, не только коня на скаку остановят и в горящую избу войдут, но и будут стоять насмерть за правду до последнего. В этом же случае, если понадобится, и до Страсбурга, был я уверен почти три года назад. Поэтому, защищая свои авторские права, она и обратилась с иском на нечистоплотного «писаря» в Октябрьский суд Омска.

Исход, казалось бы, был предрешён, поскольку даже для неискушённого в литературе человека бесспорно: плагиат из «Кукушкиных башмачков» С. Прокопьева прёт, как опара из бадьи. Но судебное разбирательство под председательством судьи В. Л. Морева, сужу я не только по протоколам заседаний, повелось странным образом. Свидетели со стороны истца, повторюсь, не приглашались, слушанья были кулуарными, потому что участвующие в них сплошь представляли сторонников ответчика и близких к нему коллег по Омской общественной писательской организации СП России. На первом заседании, правда, присутствовал поэт, член Союза писателей России Николай Трегубов, но недолго. Едва он позволил себе реплику в адрес одного из «защитников» ответчика, слова которого не соответствовали действительности, так тотчас же был удалён из зала судьёй В. Л. Моревым, кредо которого, убедился я позже на собственном опыте, заключается в любимой им, похоже, фразе, цитирую: «Я рот открыл – вы закрыли!».

Рот, конечно, закрыть можно. Но давно известно: коготок увяз – всей птичке пропасть. Так что А. Дегтярёв и К. С. Волкова, думаю, не первые и не последние писатели, труды которых, немного подретушировав, С. Прокопьев присвоил. И ещё, несомненно, присвоит, если его не остановит праведный суд.

Сам себя высек!

Так на чём же строил свою защиту в суде ответчик С. Прокопьев, изначально, судя по протоколам, поддерживаемый судьёй В. Л. Моревым, хотя «нападающей» стороны в судебных слушаниях не было? А на голословных утверждениях, типа, к примеру, что тот или иной эпизод он переписал не из книги Ксении Волковой «Судьбы» или какой иной её публикации, а создал, цитирую стр. 3 решения, «включая творческую фантазию». Что, конечно же, полный бред. Всё написанное С. Прокопьевым до того вторично, серо и даже убого, что, право, не вызывает никаких эмоций, кроме тошнотворной скуки, а ещё обиды за русский язык – настолько он скуден у ответчика. Частенько ссылался ответчик, отвечающий самому себе, и на основного свидетеля со своей стороны – рассказывала, мол, Е. Н. Захарова. С которой, оказывается, цитирую стр. 1 решения, истец не знакома: «истец… представил в суд письменные пояснения, в которых указал, что с Захаровой Е. Н. он практически не знаком». Здесь же утверждается, цитирую: «переписки, а тем более писем с описанием жизни и судьбы Волковой К. П., не было».

Так тогда откуда же Е.Н.Захарова узнала всю биографию истца, которую, мол, и поведала ответчику, работая с ним в многотиражной газете «Заводская жизнь», затем им «художественно» переработанную? Ну конечно же – из книги «Судьбы», подаренной ей автором сразу по выходе в свет в 2000 году в память о муже Захаровой – Борисе, с которым Ксения Волкова дружила короткое время в девичестве, когда ещё жила в Китае. Этот подарок Захарова и давала «почитать» ответчику, а он взял да и «отдарил» плагиатом под названием «Кукушкины башмачки», упорно настаивая затем, когда его уличили в плагиате, что всё написанное им – переработка услышанного именно от Захаровой.

Но дело-то ведь в том, что Е. Н. Захарова гораздо младше возрастом Ксении Волковой. И если что их и «роднит», так это лишь то, что она, будучи ребёнком, только жила с будущим автором повести «Судьбы», да и то очень непродолжительное время, в одном и том же станционном китайском городке Бухэду. А в ту пору Ксения Волкова была, выражаясь по-старинному, уже на выданье. И сегодняшняя свидетельница со стороны ответчика по фамилии Захарова даже теоретически не могла, скажем, учиться вместе с ней в привилегированном заведении – конвенте Колледж Святой Урсулы («конвент», если по-русски, – закрытый учебно-воспитательный пансион для девочек), о жизни в котором, пусть и искажая её, взахлёб повествует в «Кукушкиных башмачках» омский любитель передирать чужие истории. Именно поэтому местные «эксперты» старательно обходят этот эпизод из судьбы Ксении Волковой – чистейшей же воды плагиат, пусть, повторюсь, и обезображенный примитивной фантазией «переводчика».

Вообще, надо сказать, решение Октябрьского суда явно не в ладах с логикой. В нём нестыковка на нестыковке, ляп на ляпе. Как можно, скажем, принимать на веру утверждения ответчика, что в большинстве случаев он узнал о жизни Ксении Волковой из рассказов Захаровой Е. Н., если эта основная свидетельница с его стороны, цитирую стр. 3 решения от 05.11.2008 года, «в судебном заседании пояснила, что истца лично не знает, знает его только по переписке, лично видела только тогда, когда была ребёнком». (?!) А что, эта «переписка» была представлена суду, видел ли её судья В. Л. Морев, как, к примеру, и фотографию с надписью, подаренную в юности Ксенией Волковой будущему мужу Захаровой – Борису? А ведь эта фотография вроде козырной карты в оправданиях ответчика, ссылаются на неё в своей «экспертизе» и доморощенные «эксперты», утверждая, что, цитирую стр. 2 решения, «запись на фотографии не является использованием произведения истца» (!). Наконец, почему ответчик, якобы воодушевлённый на написание рассказа «Кукушкины башмачки» услышанным от Захаровой, ни разу не встретился с родной сестрой её умершего мужа Бориса – Маргаритой Павловной Торопченко, живущей в Омске, а судья В. Л. Морев не пригласил её в суд для установления истины?

А ещё, в чём признаётся ответчик С. Прокопьев в своих трёх по счёту «Возражениях на кассационную жалобу», последнее – от 2 февраля 2009 года, «лепил» он якобы свою героиню и из газет бывших харбинцев, цитирую: «В газете «На сопках Маньчжурии» (№79 за октябрь 2000 года), которая хранится в личном архиве Захаровой, опубликована статья К. П. Волковой «Прости, отец». В статье Волкова рассказывает о взаимоотношениях с отцом в период своей жизни в Маньчжурии и при встрече с ним в Австралии… В архиве Захаровой хранится 3-й номер журнала «Русская Атлантида» за 2000 год (издаётся харбинцами в Челябинске). В журнале напечатаны воспоминания Волковой «Начало начал». Где она делится с читателями информацией о своей жизни, пишет о фактах, которые считает моим плагиатом. Среди них: о солдатике на целине, помогавшем разжигать кизяк, с которым судьба столкнёт через много лет и который станет её мужем; о золотом кольце. Перипетии своей биографии Волкова сделала достоянием широкой общественности ещё до выхода книги…»

Здесь я напомню, что именно в 2000 году издана книга К. Волковой «Судьбы», и прерву цитирование. И не столько потому, что перечисленные издания ответчиком в суд не представлены, а судом почему-то не истребованы. В дальнейшем цитировании просто нет нужды: Прокопьев признался в плагиате! Только уже не из книги Ксении Волковой «Судьбы», а из её публикаций в газетах и других изданиях, отсюда, например, и совпадающие фразы китайцев, цитирую: «ответчик знал фразу из журналов».

Из каких именно журналов? – спросить здесь бы суду, но судью В. Л. Морева такие нелепые объяснения нисколько не обескураживают, как и десятки якобы «случайных совпадений» в тексте ответчика с прозой Ксении Волковой (стр. 2, 3 решения Октябрьского суда от 05.11.2008 г.). Но это, право, лишь усугубляет вину ответчика: на этот раз, мол, он присвоил их уже на якобы правах «достояния широкой общественности». Но таких прав ни Закон об авторских правах, ни совсем недавний Закон об интеллектуальной собственности никому не дают, перепиши из газеты, журнала или любого другого издания хоть двустрочную информацию, не указав имени автора. С. Прокопьев в этом случае сам себя высек, как пресловутая унтер-офицерская вдова, что, правду сказать, и не от большого ума. А ведь ответчик пытается выставить себя перед судом значительным писателем, заявляя, к примеру, в своих более ранних «Возражениях…» без датировки (том дела №1, страницы 122-128), цитирую:

«Я член Союза писателей России с 1994 года, член бюро Омского отделения Союза писателей России…я написал одиннадцать книг прозы. Мои рассказы и повести публиковались в журналах «Сибирские огни», «Литературный Омск», альманахах «Иртыш», «Бийский вестник». Я постоянный автор московского журнала Союза писателей России «Москва». Начиная с 2004 года, раз в год, а то и два в нём публикуются мои повести и подборки моих рассказов».

Здесь впору заплакать, поскольку настоящего писателя такое перечисление, увы, не красит. Книги, число которых он хвастливо называет, изданы мизерными тиражами и на выпрошенные у богатых людей Омска деньги. Как писателя, С. Прокопьева мало кто знает даже в родном ему городе, а в Сибири, не говоря уже о стране в целом, о нём и вовсе не слышали, если не считать нескольких не очень лестных упоминаний имени и фамилии в газетно-журнальной периодике. Он вообще писатель никакой. Как иллюстрация – привожу рейтинг писателей Сибирского федерального округа, опубликованный в «Литературной России» (№20 за 20.05.2005 года):

А если этого мало, процитирую несколько отзывов о «творчестве» плагиатора:

«Континент», январь-март 2009 года, №1. «Библиографическая служба «Континента», художественная литература (четвёртый квартал 2008 года): «Омич Сергей Прокопьев в повести «90-й псалом» («Москва», №11) со знанием дела подробнейше описывает военные будни советского контингента в Афганистане. Выглядит это малость абсурдно: солдаты упорно и кропотливо воюют неведомо за что. Но автору, кажется, нет дела до этого абсурда. Он подменяет осмысление происходящего ностальгически-сентиментальной слезой и добавляет затем модный «православный» акцент. Прошёл 21 год – и главный герой, Андрей, стал жертвой уличного хулиганского нападения. Тут-то почему-то и вспомнилось, что от пули и прочего вреда его некогда хранил 90-й псалом, переписанный на листочек и подколотый к трусам. Спроси его в Афганистане честно: верит ли в защитную силу молитвы на листке, запаянном в полиэтилен? Он, повидавший столько смертей, затруднился бы ответить. Но держал псалом при себе постоянно. Это был закон, сделать иначе – как предать Олюшку, которая заклинала, провожая: «Не выбрасывай! Ради меня и детей не выбрасывай! Держи при себе постоянно!». (Курсив обозревателя Евгения Щеглова. – Н. Б.)

Пазл складывается: героя спасал Бог; вот и жена его Олюшка за него молилась непрестанно. А за кого никто не молился, кто не носил в трусах непонятные слова, – тех, выходит, Бог за это наказал? Так и получается у нехитрого прозаика. А что убивал Андрей, так это не в счёт. Прокопьевский бог это давно ему простил».

А ещё, добавлю уже от себя, в «Континенте» не упомянули, что критикуются «выдержки» как раз из очередной «целевой» публикации в журнале «Москва» «могучей кучки» омских классиков, но хорошо прошлись заодно с Прокопьевым по давно живущему в столице, но всё ещё выдаваемому за омича Валерию Мурзакову (повесть «Белые гуси»), и Анатолию Клименко (рассказ «Крутим-вертим»).

«Литературная газета», 2—26 мая 2009 г . № 21. Обзор книг, присланных в редакцию «ЛГ». «Человеческие истории». Монологи от сердца: повести, рассказы. – Омск: Изд. Дом «Наука», 2008. – 496 стр.:

«Наивная обложка, простодушное до оторопи название, в выходных данных значится далёкий город Омск. Вот признаки, по которым следует сегодня выбирать книги «для души». Проза Сергея Прокопьева мудра и мужественна – что называется, «человеческие истории». Не «слишком человеческие» (про разводы, сковородки, кастрюли) – прокопьевские герои волевым усилием автора помнят, по чьему образу и подобию созданы; соответственно «истории» их – про подвиг и предательство, про Утешение и возмездие, про преступление, наказание, войну и мир. До высокого звания русской литературы (в противоположность низкому, плебейскому – «современная проза») книге не хватает малого: композиционной старомодности, жанровой внятности, простоты: «Гости съезжались на дачу; в конце ноября, в оттепель, часов в девять утра, поезд Петербургско-Варшавской железной дороги на всех парах подходил к Петербургу» или чего-нибудь в этом роде. Поскольку эмоциональные монологи, граничащие с «потоком сознания», – форма, подходящая больше как раз для «про сковородки, кастрюли».

«Литературная газета», 1-7 июля 2009 года. №27. «Обманутые ожидания» (сборник журнала «Москва» «Русский рассказ». Избранное (1957- 2007 гг. 720 стр.) – статья ДМИТРИЯ ЧЕРЕПАНОВА:

«…Другой существенный изъян сборника журнала «Москва» – необъяснимо слабый уровень некоторых включённых в него авторов, например Николая Шадрина и Сергея Прокопьева, – тем не менее у одного зачем-то напечатано три, а у другого четыре рассказа!»…

Разве что сейчас, благодаря «Литературной России» и Интернету, «прославился». За сорок лет компилятивного литтворчества, да и то на уровне многотиражной газеты, напечататься пару раз (в 2000 и 2001 годах) в «Сибирских огнях», причём по настоянию, как рассказывал мне зав. отделом прозы Владимир Попов, члена редколлегии этого журнала Т. Четвериковой, три или четыре раза в местничковых изданиях «члену бюро», а ещё единожды в никому неизвестном «Бийском вестнике», – покорить такие «вершины», право, по силам и выпускнику коррекционной школы. Что же касается «московского журнала «Москва», – именно такой «художественностью» и блещут тексты ответчика, вспомните «масло масляное»! – то в нём С. Прокопьев печатался только потому, что организовывал в этом издании целевые публикации близких ему омских литераторов, которые оплачивались министерством культуры Омской области. А если точнее – налогоплательщиками этой сибирской территории, о чём я уже неоднократно писал. И я не удивлюсь, если вдруг выяснится, что организатор таких публикаций имел с договоров свой процент.

Для настоящего писателя такое «попечение» – издаваться за счёт других – унизительно. Вспомним хотя бы Александра Пушкина: «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать». «Рукописи» же С. Прокопьева никем не покупаются. В сети омских магазинов «Библиосфера» у С. Прокопьева с 2006 года продано, по его же признанию в «Возражении на кассационную жалобу» от 5 ноября 2008 года, 5 экз. сплагитированного сборника «Кукушкины башмачки». Может быть, и правда. Но здесь же он откровенно лжёт, предварив ложь грязным намёком на якобы стяжательские интересы К. П. Волковой, цитирую (как выше, так и ниже с сохранением орфографии, пунктуации и «художественного» стиля автора-ответчика): «Возможно, одной из причин выдвижения иска в размере 600 тысяч рублей, было предположение, что я, опубликовав рассказ в книге и в журнале «Москва», получил большую коммерческую выгоду. Книга с рассказом «Кукушкины башмачки» издана мной на личные средства». Это – издана на личные средства – и есть ложь! И здорово, наверное, обидятся на такое заявление, узнав о нём, пятеро спонсоров этого издания, которых неблагодарный теперь автор поимённо и «сердечно благодарил» за поддержку в издании ворованных «башмачков» (стр. 2 книги С. Прокопьева «Кукушкины башмачки»). У С. Прокопьева, очевидно, лгать налево и направо давно вошло в привычку.

От последней его лжи меня едва не вырвало в коридоре Омского областного суда после отклонения его коллегией по гражданским делам кассационной жалобы Ксении Павловны Волковой. В коридоре нас ждали корреспонденты, и одна из них, представлявшая омский телеканал «Антенна-7», стала допытываться у вновь вышедшего сухим из воды ответчика, почему он не соглашается на проведение повторной и независимой литературоведческой и текстологической экспертизы, ведь она, если он и правда не плагиатор, только подтвердит это? На что тот бойко отвечал: «Это не я, это так суд решил». Да нет, не суд. Это как раз С. Прокопьев «умолил» суд провести экспертизу, обязавшись её оплатить (оплатил ли?), не на нейтральной территории, как предлагала К. Волкова, а именно в «Институте развития образования Омской области». (Определение Октябрьского райсуда Омска от 15.07.2008 г.). В своём семистраничном «Возражении» на её исковое заявление он назвал даже ректора этого рядового учебного заведения областного значения – Горбунову Т. С., «запамятовав», однако, о «подруге» Марине Безденежных,   как раз и возглавляющей нужную для экспертизы кафедру («Возражение на исковое заявление Волковой К. П. Сергея Прокопьева», стр. 7. – Н. Б.)

Сюжет, снятый в коридоре Омского областного суда, несколько дней показывали по местному телевидению, но ложь плагиатора о том, что не он, а именно Октябрьский районный суд Омска был против назначения повторной и независимой экспертизы, почему-то вырезали. Однако в записи осталось более важное – признание Прокопьева в плагиате.

— В моей книжке «Кукушкины башмачки» серия рассказов, семнадцать, кажется, – цитирую не дословно, но самую суть, – и этот рассказ (сплагитированный. – Н.Б.) занимает, может, только двадцатую часть. Да, они совпадают (полагаю, рассказ «Кукушкины башмачки» с книгой «Судьбы» Ксении Волковой. – Н.Б.), но они поданы по-другому… – таращась в камеру и ничуть не смущаясь, порол Прокопьев в этом случае не только чушь, но и правду-матку.

— Надо же, и не краснеет! – восхитился бессовестностью позирующего на камеру прекрасный русский прозаик Александр Плетнёв. И парой слов, потянувшись выключить телевизор, охарактеризовал плагиатора: – Экой пегасик…

А я сказал то, что говорил и говорю последние годы:

— Мне стыдно за омских писателей, среди которых развелось слишком много плагиаторов. Мне обидно и больно за обобранную архангелогородскую писательницу Ксению Павловну Волкову, которой семьдесят шесть лет, а она судится уже полтора года…

Я рот открыл – вы закрыли!

И позже С. Прокопьев решительно отклонял как Ксении Волковой, так и мои ходатайства о проведении повторной экспертизы, теперь уже апеллируя к тому, что первая экспертиза проведена высококвалифицированным специалистом М. Безденежных. В чём на самом деле она «специалист» – поясню позже.

Смею, опять же, напомнить, что обобранная архангелогородская писательница Ксения Волкова, в отличие от безызвестного С. Прокопьева, – лауреат Всероссийского конкурса «Золотое перо России» и писательского еженедельника «Литературная Россия». Так что вряд ли бы она безосновательно обвиняла С. Прокопьева в плагиате. Это ниже её достоинства. Как не поддержал бы её и я, извините за повторение, не будь злополучные «Кукушкины башмачки» зеркальным отражением повести К. Волковой «Судьбы», а точнее – нескольких из неё глав.

Эти главы, а их 7 (семь), Ксения Павловна Волкова поимённо перечислила в ходатайстве о назначении повторной экспертизы от 22 октября 2008 г ., а ещё раньше в ходатайстве о проведении первой экспертизы не в Омске или Архангельске, а в Госуниверситете им Н. Лобачевского в Нижнем Новгороде, указав и адрес этого прославленного вуза: 603905, Нижний Новгород, Проспект Гагарина, 26. Поэтому С. Прокопьев вновь лжёт, что перед экспертами была поставлена непосильная задача сравнить, цитирую стр. 1 его «Возражения на кассационную жалобу» от 5 ноября 2008 г ., «300 страниц текста книги истца «Судьбы» плюс 676 страниц книги истца «Иероглифы судьбы»… с 33 страницами рассказа ответчика «Кукушкины башмачки». Специфика такого сопоставительного литературоведческого и лингвистического анализа, – назидает он далее, – не подразумевает подробного описания процесса сличения текстов. Либо есть на каких-то страницах совпадения, либо их нет», – категорично заявляет ответчик, будто в глаза не видел «выставленных» истцом на экспертизу эпизодов из семи глав её книги, общее число которых, если перевести их в страницы, – 17 (семнадцать страниц!). Здесь и для меня, как представителя истца, и для истца, разумеется, лживость натуры ответчика раскрывается особенно ярко. Плагиатор – он и есть плагиатор.

Да что я и тогда 76-летняя Ксения Волкова, когда не только коллега С. Прокопьева по перу, но и его друг П. Брычков в своём материале «Омского писателя обвинили в плагиате», опубликованном в журнале «Бизнес-курс» (№31(208) от 15.08.2007 года), пишет, признавая, подчёркну, плагиат своего собрата, цитирую: «Прокопьев не скрывает, что он использовал чужие истории, он даже переписывался с Ксенией Волковой (отсюда и адрес в статье!), и она как бы не возражала против использования её истории, но почему-то изменила свое мнение…».

Насчёт переписки с К. П. Волковой, «как бы не возражающей против использования её истории», – возмутительная ложь! С. Прокопьев позже и сам признаёт, что ни в какой переписке с К.П. Волковой не состоял. Но вот то, что он «не скрывает, что он использовал чужие истории», – истинная правда! Так что, получается, С. Прокопьев не только сам себя высек – ему ещё и друг и собрат по перу «помог». Мало того. В судебном слушании 24 декабря 2008 года на моё ходатайство о вызове в суд Александра Дегтярёва со стороны истца С. Прокопьев, отклоняя его, как и все предыдущие и будущие, в ходе судебного следствия заявил, что он сплагитировал свой рассказ «Жигуль о двух рулях» с рассказа А. Дегтярева «Лихач» по – внимание! – договорённости с автором. Мол, это была «шутка». Хотя раньше в одном из своих письменных «Возражений» утверждал, что, цитирую: «Речь идёт о житейском анекдоте «о двух рулях в одной машине». Заявил он также, что в вызове в суд А. Дегтярёва нет нужды, поскольку он уже раньше вызывался, но в суд не явился. У меня есть не принятое судом заявление А. Дегтярёва от 14 января 2009 года, что всё это ложь. Я разыскал, изучая «дело о плагиате», одну повестку на имя Дегтярёва, вернувшуюся в суд. Да уж, при всём своём желании как мог получить эту повестку первый «крёстник» С. Прокопьева, коли она была отправлена не на его, а на… мой адрес? Причём не на домашний адрес, а на почтовый, а ещё точнее – на мой именной абонентный ящик! Вот и «завернули» почтовики повестку обратно в суд – ящик-то известного им Березовского, а не какого-то неведомого им Дегтярёва, ошибся суд!

Но, как ни крути, в любом случае ответчик вновь сам себя высек – хотя бы заявлением о «шуточном сговоре» с обобранным им раньше Ксении Волковой Александром Дегтярёвым. А ещё, мне думается, он должен быть привлечён к уголовной ответственности за дачу ложных показаний в суде. Когда же я попросил приобщить к материалам разбирательства ходатайство о проведении повторной литературоведческой и текстологической (сравнительный анализ) экспертизы книги «Судьбы» К. П. Волковой и рассказа «Кукушкины башмачки» С. Прокопьева (всего, вместе с приложением, 44 страницы), С. Прокопьев прямо-таки в лице изменился, его отклоняя. И судья В. Л. Морев тотчас ответчика поддержал: «Рассматривается другой вопрос – о восстановлении срока подачи кассационной жалобы». Я попытался возразить: мол, это ходатайство я и хотел бы приобщить именно к кассационной жалобе. Вот тогда-то впервые и услышал от В. Л. Морева: «Я рот открыл – вы закрыли!»

Что такое «плагиат»?

Не скрою, и истец, и я, как представитель истца, очень надеялись, что, рассмотрев кассационную жалобу, судебная коллегия по гражданским делам Омского областного суда увидит всю абсурдность решения Октябрьского суда Омска и отменит его как несостоятельное. Потому что в нём всё поставлено с ног на голову, начиная с преамбулы: мол, Октябрьский суд рассмотрел 05.11.2008 года дело, цитирую, «по иску Волковой Ксении Павловны к Прокопьеву Сергею Николаевичу о взыскании компенсации».

Нет, формулировка Искового заявления К. П. Волковой иная, цитирую: «О возмещении морального вреда в связи с нарушением авторских прав».

 К сожалению, это точное определение сути иска К. П. Волковой, кастрированное в Октябрьском суде, не воспроизведено в кассационном определении коллегии облсуда, повторяется «вариация» первой судебной инстанции. Хотя на сайте Омского областного суда иск К. П. Волковой был определён верно: «защита интеллектуальной собственности». Но в целом превалирует именно взыскание компенсации, а плагиат на втором плане или в тени, почему о нём в решении и кассационном определении говорится вроде бы много, но как бы походя и совершенно бездоказательно: нет плагиата в «Кукушкиных башмачках» С. Прокопьева – и точка.

Вот, как пример, выдержка из решения Октябрьского суда (стр. 3), цитирую: «Представитель ответчика Четверикова Т. Г. в судебном заседании иск не признал, пояснил, что согласно «Словаря литературоведческих терминов», Москва, «Просвещение» 1974 г ., плагиат – это литературное воровство, заключающееся в опубликовании под своим именем чужого произведения или его части. В данном случае плагиата нет. Если автор пишет литературное произведение, то не делается ссылка на источник информации».

Во как лихо и безапелляционно! Не опубликовал С. Прокопьев повесть «Судьбы» Ксении Волковой или её конкретную часть под своим именем, а только «передрал» несколько частей (глав), присвоил все коллизии судеб главного и второстепенного персонажей – значит, плагиата нет. Да к тому же, прямо-таки вопиёт величающая себя поэтом представитель ответчика Т. Четверикова, «если автор пишет литературное произведение, то не делается ссылка на источник информации»! Это повесть-то Ксении Павловны Волковой «Судьбы» – «источник информации» и не литературное, в отличие от плагиата ответчика, произведение?! Ладно, судья В. Л. Морев поверил ей, как и во всех других случаях, на слово, а я вот знаю ещё со школы, что плагиат – это не только выдача чужого произведения за своё, но и, выделю крупным шрифтом, ИСПОЛЬЗОВАНИЕ В СВОИХ ТРУДАХ ЧУЖОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ БЕЗ ССЫЛКИ НА АВТОРА!

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ! – подчеркну.

Не верите? Что ж, тогда загляните, пожалуйста, в самый, пожалуй, общедоступный «Словарь русского языка» (Москва, «Русский язык», издание третье, стереотипное, 1987 год, том 3), найдите страницу 130, а затем третью колонку справа, в которой и толкуется слово-понятие «ПЛАГИАТ». И толкуется именно так, как мне запомнилось с детства, но всё же повторю теперь и из указанного словаря: «Плагиат – выдача чужого произведения за своё или использование в своих трудах чужого произведения без ссылки на автора». Плагиат, к слову, от латинского plagiatus – похищенный. И уже одно то, что С. Прокопьев ИСПОЛЬЗОВАЛ в «Кукушкиных башмачках» не только книгу «Судьбы», но и публикации Ксении Павловны Волковой в газетах и журналах, что, между прочим, и не скрывает, БЕЗ ССЫЛКИ НА АВТОРА, – уже одно это обличает его как ПЛАГИАТОРА. Что, пусть невольно, подтверждено и в кассационном определении от 11 февраля 2009 года на его 4 стр., цитирую:

«ПРОКОПЬЕВЫМ С. Н. ПРЕДСТАВЛЕНЫ ПО ДЕЛУ ДОСТАТОЧНЫЕ И ДОСТОВЕРНЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА, ЧТО ВСЕ СОВПАДЕНИЯ ФАКТИЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА, НА КОТОРЫЕ ИСТЕЦ ССЫЛАЛАСЬ В ОСНОВАНИЯХ СВОЕГО ИСКА, В СРАВНИВАЕМЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ВЫЗВАНЫ ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ ОТВЕТЧИКОМ СВЕДЕНИЙ О БИОГРАФИИ ВОЛКОВОЙ К. П., ПОЛУЧЕННЫХ ИЗ РАЗЛИЧНЫХ ОБЩЕДОСТУПНЫХ ИСТОЧНИКОВ, В ТОМ ЧИСЛЕ МАТЕРИАЛОВ ПРЕССЫ, РАССКАЗОВ ЗАХАРОВОЙ Е.Н, МУЖ КОТОРОЙ БЫЛ ЗНАКОМ С ИСТИЦЕЙ В ГОДЫ, ОПИСЫВАЕМЫЕ В РАССКАЗЕ «КУКУШКИНЫ БАШМАЧКИ».

Комментарий здесь, как говорится, излишни.

Однако в надзорной жалобе я попросил Президиум Омского областного суда немного задержать своё внимание на концовке процитированного из кассационного определения абзаца, а именно: «…рассказов Захаровой Е. Н., муж которой был знаком с истицей в годы, описываемые в рассказе «Кукушкины башмачки».

Как уже было установлено выше, свидетель со стороны ответчика Захарова «истца лично не знает, знает его только по переписке, лично видела только тогда, когда была ребёнком. Теперь к этому неопровержимому факту я добавлю другой. Муж ЗАХАРОВОЙ Е. Н., ЦАРСТВИЕ ЕМУ НЕБЕСНОЕ, ПОЗНАКОМИЛСЯ С КСЕНИЕЙ ВОЛКОВОЙ В ЮНОШЕСКОМ, ДАЖЕ, МОЖНО СКАЗАТЬ, В ПОДРОСТКОВОМ ВОЗРАСТЕ, И БЫЛО ЭТО В КИТАЕ В 1948-49 годах. ВСКОРЕ ИХ ПУТИ РАЗОШЛИСЬ, БОЛЬШЕ ОНИ НИКОГДА НЕ ВСТРЕЧАЛИСЬ, НИЧЕГО ДРУГ О ДРУГЕ НЕ ЗНАЛИ, ТАК ЧТО БОРИС – ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ ДЕВУШКИ ПО ИМЕНИ КСЕНИЯ – В ГОДЫ, ОПИСЫВАЕМЫЕ В РАССКАЗЕ «КУКУШКИНЫ БАШМАЧКИ», КРОМЕ НАЗВАННЫХ ЧУТЬ ВЫШЕ, НИЧЕГО ЗНАТЬ О НЕЙ НЕ МОГ.

А это годы, уточню, в какие он ничего не мог знать о ней, а значит, и его жена Е. Н. Захарова, – с 1949 почти по конец минувшего столетия. Так что все ссылки ответчика на основного своего свидетеля, якобы и рассказавшую ему историю удивительной женской судьбы со слов мужа, – уже не просто ложь плагиатора – кощунство!

 

Порочный круг

Как и истец, я, представляющий его интересы, не признаю экспертизу, проведённую 25.09.2008 года в Омском образовательном учреждении БОУДПО «ИРООО», поскольку, во-первых, Октябрьским судом Омска попраны права истца, неоднократные настояния которой о проведении экспертизы на нейтральной территории суд проигнорировал. А во-вторых, скажу по-простому, – это не экспертиза, а филькина грамота. Начиная с её сумбурного определения – филологическая (лингвостилистическая и литературоведческая). Винегрет какой-то!

В этом «деле о плагиате» требовалось провести классическую в таких случаях литературоведческую и текстологическую (сравнительный анализ) экспертизу.

«Заключение о результатах филологической (лингво-стилистической и литературоведческой) экспертизы текстов книг К. П. Волковой «Судьбы» и «Иероглифы судьбы» и рассказа С. Н. Прокопьева «Кукушкины башмачки» (кн. «Кукушкины башмачки») от 25. 09. 2008 года, подписанное ректором БОУ ДПО «ИРООО» Горбуновой Т. С. и зав. кафедрой лингвистического образования этого, подчеркну, областного образовательного учреждения, экспертным не является по следующим причинам.

Здесь нет сравнительного (литературоведческого и текстологического) анализа названных выше книг по их сюжетам, сюжетным линиям, общности судеб героев и персонажей, идентичности поступков, событий и действий, присущим только им в книге «Судьбы» К. П. Волковой, которую, как утверждает истец, и сплагитировал ответчик.

Дело ведь не только в текстовых подтверждениях явного плагиата, хотя они имеются в изрядном количестве, а в самой, подчеркну, фабуле произведения К. Волковой, которую и присвоил С. Прокопьев, «создав» рассказ «Кукушкины башмачки», опубликованный в ноябрьском номере журнала «Москва» ( 2006 г .) и в одноимённой книге (г. Омск, 2006 г .).

ФАБУЛА (от латинского «рассказ», «басня»), для справки, – это повествование о событиях, изображённых в литературных произведениях, в отличие от самих событий – сюжета. И фабула «рассказа» С. Прокопьева «Кукушкины башмачки» как раз и списана с сюжета книги воспоминаний К. П. Волковой.

Но вернёмся к экспертам. По неведенью или сознательно, на мой же взгляд – умышленно, они не сделали сравнительного анализа представленных им для экспертизы текстов, а попытались задурить головы далёким от литературоведения людям такими перлами, цитирую: «цитирование …и другие способы использования «чужого слова» являются общепринятыми и весьма распространённым художественным приёмом».

Это ложь.

Цитирование на то оно и цитирование, что обязательно «чужой текст» заключается в кавычки или в скобках делается ссылка на автора. В любом ином случае – это плагиат. И ректор областного учреждения дополнительного профессионального образования, и её подчинённая с начальной учёной степенью не могут этого не знать. Таким «оригинальным» образом, пусть и невольно, они подтвердили, что С. Прокопьев плагиатор и в цитировании без кавычек. «Подставили» они ответчика и таким утверждением, цитирую: «Другие совпадения в анализируемых изданиях не являются дословными (но, значит, всё же есть? – спрошу в скобках. – И какие именно «другие совпадения»? – Н. Б.). Они представляют собой творческую интерпретацию одной и той же жизненной ситуации, в основе которой лежат реальные события, известные обоим авторам».

Действительно, «известные обоим авторам». С одной поправкой: истцу из собственной судьбы, а ответчику С. Прокопьеву из книги К. Волковой «Судьбы», да будто бы устным рассказам свидетельницы с его стороны Захаровой, которая, опять же, судя по всему, «пересказывала» книгу Волковой. Слишком уж эта судьба неординарная. Вот только навскидку ряд эпизодов, изъятых С. Прокопьевым из глав «Ксения», «Станция Бухэду», «Дракон, фонари и…», Начало пути», «Да или нет», «И опять дорога», «И последнее», – обучение в конвенте, цыганка, предсказавшая будущее, регистрация в Советском консульстве в Китае и предшествующее регистрации знакомство на танцах, трижды замужество, золотое колечко с гравировкой, солдатик, встреченный на целине, а через много лет её разыскавший и ставший мужем, циркачка по профессии, точное указание возраста персонажей, куклы, какие она мастерит, дочка в Австралии, встречи на этом континенте… Ряд можно продолжить.

Почему «эксперты» и пытаются выкрутиться из двусмысленной ситуации ссылками на постмодернизм и интертекстуальность. Мол, «в свете этих теорий» воровать произведения других авторов не только не зазорно и не стыдно, но и, конечно, не преступление. Хотя такой трактовки как раз-то и нет в работах Р. Барта, В. Лукина и М. Ямпольского, на которые они ссылаются для пущей важности, сути этих работ, если их изучали, не уловив.

Что ж, займусь цитированием с обязательным использованием кавычек и я.

Что такое интертекстуальность? Ответ:

«ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ — понятие постмодернистской текстологии, артикулирующее феномен взаимодействия текста с культурной семиотической средой в качестве интериоризации внешнего. Термин «интертекстуальность» был введен Кристевой (в 1967) на основе анализа концепции «полифонического романа» М.М.Бахтина, зафиксировавшего феномен диалога текста с текстами (и жанрами), предшествующими и параллельными ему во времени. Интертекстуальность значим для постмодернизма в плане не столько генетического, сколько функционального своего аспекта, — «интертекстуальность не следует понимать так, что у текста есть какое-то происхождение; всякие поиски «источников» и «влияний» соответствуют мифу о филиации произведений» (Р.Барт). Под цитатой понимается заимствование не только (и не столько) непосредственно текстового фрагмента, но главным образом функционально-стилистического кода, репрезентирующего стоящий за ним образ мышления либо традицию». «Энциклопедия «История Философии».

А что такое постмодернизм?

А.Г.Дугин, «Русская Вещь», Арктогея, 2001:

«Последние десять лет выражения «постмодернизм», «постмодерн» употребляются настолько часто, что становятся банальными, привычными и бессмысленными. Однако содержание этих терминов остается предельно расплывчатым. Согласия нет ни у критиков, ни у художников, ни у искусствоведов, ни у философов. Отсутствуют точные дефиниции, объект определяется скорее интуитивно, схватывается приблизительно. А так как «постмодерн» нарочито стремится быть двусмысленным, «аллюзивным», «гиперироничным», рефлексивным сразу на нескольких уровнях, то ускользание явления от фиксированной расшифровки становится одной из его базовых характеристик».

Православно-аналитический сайт «Правовая. RU». Илья и Яна Бражниковы, 31 декабря 2006 года:

«В современной философской и политической публицистике относительно понятия Постмодерн сложился ряд негативных стереотипов…Постмодерн мыслится и описывается по модели Модерна — как проект деконструкции, дестабилизации, глобализации и т.д. — как сознательная программа действий, направленная на разрушение истинных ценностей…Постмодерн вообще принципиально непроективен (в отличие от Модерна), и одна из распространенных сегодня иллюзий в том, что Модерн и Постмодерн — два противостоящих (или продолжающих друг друга) проекта. В действительности Постмодерн является лишь ситуацией или состоянием, в котором оказался проект Модерна. И если одни полагают, что это состояние нужно интерпретировать как незавершенный проект (Хабермас), а другие — что Постмодерн это кризис Модерна, и Модерн обязательно его преодолеет (Гидденс), — то третья точка зрения, которая, на наш взгляд, наиболее адекватна, заключается в том, что Постмодерн есть триумф — полное осуществление Модерна. Согласно этой точке зрения, Модерн завершён именно потому, что он совершился: Постмодерн есть состояние реализованного, совершенного (потому что совершённого) Модерна — осуществленной революции, успешной эмансипации и либерализации во всех областях — «политическое освобождение, сексуальное освобождение, освобождение производительных сил, освобождение женщины, а также ребенка и неосознанных побуждений, освобождение искусства» (Бодрияр). Постмодерн — это состояние реализованной утопии».

Как видите, здесь нигде нет разрешительных установок даже для постмодернистов на литературное воровство. И, к слову, насколько я знаю, ответчик С. Прокопьев считает себя не постмодернистом, а реалистом. Почему он, подчеркну, реально обобрал тогда 75-летнюю архангелогородскую писательницу. Впрочем, суд был вправе спросить об этом у ответчика, кто он, как пишущий, – постмодернист или всё же реалист, но не спросил.

Однако вернусь собственно к «Заключению», на исключении которого из материалов судебного рассмотрения и на проведении повторной экспертизы настаивала и истец, и я, как его представитель.

Экспертным заключением этот текст нельзя назвать ещё и потому, что из четырёх его страниц, набранных через полтора интервала кеглем 14, вся якобы экспертиза занимает от силы 1 (одну!) страничку, да и то с необоснованными ссылками. Остальные страницы – это титул, объяснения, что такое плагиат, что известно даже школьникам, и перечень использованных источников. Причём эти источники десятилетней, двадцатилетней и даже – что уже прискорбно, а потому и не смешно – почти сорокалетней давности! (Минц З. Г. «Функция реминисценций в поэтике Блока». Учёные записки Тартустского университета, 1973 год.).

Во как! А с какого, интересно, бока, спрошу в рифму, «поминают» здесь выдающегося русского поэта Александра Блока?

К тому же, замечу, использованная «экспертами» литература – это на треть общеупотребительные словари вплоть до Словаря иностранных слов для школьников.

Неужели «эксперты» считают, что в судебном разбирательстве участвуют дети школьного возраста?

Единственный «свежий» источник, приведённый «экспертами», – работа М. Безденежных, датированная 25 апреля 2007 года, но она касается конкретно омской поэзии и, увы, не является научным трудом, на какой ссылаются учёные люди, – лингвисты, литературоведы и т. д. Да и опубликована эта работа в материалах межвузовской конференции (брошюра с мизерным тиражом) и нигде не зарегистрирована представляющей интерес для научного филологического сообщества.

На экспертном заключении для суда, рассматривающего иск К. П. Волковой к ответчику С. Прокопьеву, нет печати БОУ ДПО «ИРООО», номера и года выдачи лицензии на право проведения экспертиз подобного рода.

А есть ли такая лицензия вообще у этого учебного заведения?

А теперь посмотрим, как проводилась «экспертиза».

В «Исковом заявлении о возмещении морального вреда в связи с нарушением авторских прав» Ксения Павловна Волкова привела сравнительную таблицу своих и «заимствованных» из её книги «Судьбы» текстов на 3 (трёх) страницах, которые и надо было бы проанализировать экспертам. Это 10, подчеркну, эпизодов. Однако «эксперты» демонстративно не утруждают себя их анализом, ограничив всю свою «экспертную деятельность» буквально одним абзацем под цифрой 4 (стр. 2 «Заключения»), который я позволю себе процитировать полностью:

«Дословные совпадения в текстах книг К. П. Волковой «Судьбы» и «Иероглифы судьбы» с рассказом С. Н. Прокопьева «Кукушкины башмачки» встречаются в тех случаях, когда оба автора цитируют одни и те же источники, например, дарственную надпись на фотографии («На память любимому другу от любящей подруги…») или традиционную устойчивую формулу, произносимую при вступлении граждан в брак («Именем Союза Советских Социалистических Республик вы стали мужем и женой»). Эти и подобные фразы являются штампами и не принадлежат никому персонально. Они не отражают особенностей идиостиля авторов, лишь иллюстрируют, конкретизируют известные всем факты».

Идиостиль вот этого именно абзаца, и правда, штампованный. Но от «экспертов» требовалось проявить не свои знания лингвистических терминов, а только одно – сопоставить тексты, сличить их и сделать вывод: какой из них производный. Понимая, однако, что все тексты С. Прокопьева, которые Ксения Павловна Волкова сравнивает со своими в таблице, – плагиат, они и ограничились этой тарабарщиной, которой неведомо почему судьи и удовлетворились.

Я, конечно, не эксперт, я писатель, но сравнить, сличить и вынести свой «приговор» всё же могу. А коли уж «эксперты» привели примером «традиционную устойчивую формулу, произносимую при вступлении граждан в брак», приведу для сравнения – с сокращениями – тексты К. Волковой и С. Прокопьева на эту тему.

ВОЛКОВА (стр. 142, 143 книги «Судьбы»): «…Январь 1951 года. В русском клубе танцы. Мы танцевали… Прошёл месяц… Он спросил…:

— Ты выйдешь за меня замуж?..

— Замуж? – в недоумении спросила я. – За тебя? Мы ведь только недавно познакомились, да и замуж я пока выходить не собираюсь…

И вот… без фаты и свадебного платья, без гостей, которые обычно кричат «Горько!», в Советском Консульстве чиновник, вручая нам свидетельство о браке, будничным голосом сказал: «Именем Союза Советских Социалистических Республик вы стали мужем и женой…».

Так просто «именем», «стали»…»

ПРОКОПЬЕВ (стр. 23,30,24,25 – именно в таком «беспорядке» страниц он сплагитировал в приводимом примере К. Волкову, а я их свёл воедино – рассказа «Кукушкины башмачки в журнале «Москва»): «В русском клубе танцы… пригласил на вальс… Через месяц как ушат холодной воды:

— Выходи за меня замуж.

Всего пару раз поцеловались… От силы десять…

— Нет, – поспешно отказала Андрею, – замуж пока не собираюсь…

В Дальнем они женились без фаты и «горько!»…

Молодых зарегистрировали в советском консульстве. «Именем Союза Советских Социалистических Республик вы стали мужем и женой». Таинственный Советский Союз был за тысячу километров, но своим «именем» узаконил семью двух красивых русских людей».

Я думаю, конкретно в этом случае плагиат очевиден для любого здравомыслящего человека. Поэтому от комментариев воздержусь. Хотя так и тянет поиграть с показательным «пустячком». Ответчик плагитирует даже слово, взятое Ксенией Волковой в кавычки: «Так просто, «именем», «стали». Прокопьев: «…своим «именем» узаконил…». И ещё, для справки «экспертам» и ответчику, но никак не судьям, поскольку им-то хорошо известно: в Советском Союзе не было «традиционной устойчивой формулы, произносимой при вступлении граждан в брак». Как нет её и сейчас. Работники ЗАГСа поздравляют молодожёнов произвольно, спонтанно, как им нравится, а теперь и по заранее написанным сценариям бракосочетаний. А в СССР вообще в довоенные и послевоенные годы в брак и не вступали, а, как тогда выражались, – расписывались. По обоюдному согласию регистрировались, как и разводились, почти мгновенно, без всякого испытательного срока, предъявив в ЗАГСе паспорта. Ксения Волкова «Именем Советского Союза…» придумала, чтобы подчеркнуть «будничность» голоса чиновника. Если у С. Прокопьева есть доказательство, что в Советских консульствах регистрировали по «формуле», почему его текст и совпадает дословно с текстом К. Волковой, – пусть это доказательство представит.

Так что грош цена такой «экспертизе», как и Заключению в целом.

«Заключение» М. Безденежных, даже будь оно на самом деле образцом научного сравнительного литературоведческого анализа, всё одно не может претендовать на экспертное, поскольку эта «эксперт» сама, скажу так, «балуется» плагиатом. О чём я писал в «Литературной России» ещё в 2000 году (№47, реплика «Плагиата грозди»). Как раз в плагиате-то она бо-оль-шой «специалист»! Как, впрочем, и представитель ответчика Т. Четверикова (см. публикацию «О любовях и сиренях» в «Литературной России» №25 от 23.06.2000 г.), не признавшая иск ни в первой судебной инстанции, на что ссылается в своём решении от 05.11.2008 судья В. Л. Морев, отказавший в иске К. С. Волковой, ни на коллегии по гражданским делам Омского областного суда 11 февраля 2009 года.

Истец Ксения Павловна Волкова совершенно права, отказавшись в кассационной жалобе от 28 ноября 2008 года на решение и определение Октябрьского суда от 5 ноября 2008 года признать правомочной проведённую «экспертизу». «Экспертиза» проведена лицом (Безденежных М.), заинтересованном в благополучном для ответчика результате. И не только потому, что она так же, как и ответчик, нечистоплотна в литературном ремесле. «Эксперта» и ответчика связывают узы корпоративности – оба состоят на учёте в Омской общественной писательской организации, являются членами её бюро, которое, между прочим, возглавляет представитель ответчика Т. Четверикова. Уличена, добавлю, в плагиате и ответственный секретарь Омской общественной писательской организации СП России В. Ерофеева-Тверская, письмо которой в Октябрьский суд Омска я просил исключить из материалов судебных разбирательств в ходатайстве на имя судьи В. Л. Морева 24 декабря 2008 года.

Так кто же защищал и продолжает защищать плагиатора С. Прокопьева?

А такие же, как и он, беспринципные литераторы, тоже не брезгающие присвоить чужое. А ворон ворону, испокон известно, – глаз не выклюет! Или, если помягче, – одним миром мазаны. А ещё есть такая русская народная мудрость: свой свояка видит издалека. Подходят к этому случаю и другие крылатые выражения: два сапога – пара; рука руку моет…

И такой круг «защитников» очевидно порочен.

Здесь налицо круговая порука.

И я никогда не поверю, что суды всех инстанций не сталкивались в своей судебной практике с таким очень распространённым в нашей стране негативным явлением. К тому же, сошлюсь уже на определение суда об отказе в проведении повторной экспертизы: «место проведения экспертизы было определено по ходатайству ответчика». Налицо, опять же, явная заинтересованность похитителя в проведении экспертизы именно «в этом месте».

Истец, напомню, была изначально против, предложив свои варианты. Один из них – ГИЛЬДИЯ ЛИГВИСТОВ-ЭКСПЕРТОВ (ГЛЭДИС), Москва,

«Проведение экспертизы, – утверждается в определении, – было поручено квалифицированному специалисту в области литературоведения (что неправда – М. Безденежных лингвист, а если ещё и литературовед квалифицированный, то где это отмечено? И что – не вдвоём, как подписана, «экспертиза» проводилась? – Н. Б.), поэтому в силу квалификации (кто подтвердил эту «силу» в проведении экспертиз? – Н. Б.) эксперт и должен был быть членом Союза писателей России, а поскольку местом проведения является г. Омск состоять в Омском отделении».

Здесь вообще всё поставлено с ног на голову: эксперт не обязан и может не быть членом какой-либо общественной организации, в том числе СП России, а по его Уставу член СП вправе состоять на учёте в любой писательской организации страны, а не обязательно по месту проживания.

Удивляет и ссылка уже в решении суда на пустое и неграмотное утверждение представителя ответчика Т.Четвериковой, цитирую: «Ответчик написал классический рассказ по Харбинской теме, о которой пишут многие писатели».

О теме не пишут, пишут на тему, да и возводить обвиняемого в плагиате в классики – это уже слишком! Но главное – представитель ответчика не указала, кто эти «многие писатели», какие произведения, близкие книге «Судьбы» К. П. Волковой, написали? Может, С. Прокопьев и их обобрал?

Ссылку в решении, подписанном судьёй В. Л. Моревым, на то, что, цитирую, «проведение повторной экспертизы существенно затянет сроки производства по делу, чему суд способствовать (подчёркнуто мной. – Н.Б.) не может», я, представитель истца, как и истец, считаю безосновательной.

СУД НА ТО И СУД, ЧТОБЫ СПОСОБСТВОВАТЬ УСТАНОВЛЕНИЮ ИСТИНЫ.

В определении судьи В. Л. Морева от 05.11.2008 года было заявлено, что, цитирую стр. 1 этого документа, «Доказательств, опровергающих вывод экспертизы стороной истца, не представлено».

Что ж, если доказательств истца, его представителя и опубликованных в местной и федеральной прессе судья господин Морев не счёл доказательствами, а также для облегчения задачи установления ИСТИНЫ я добавил к надзорной жалобе в президиум Омского областного суда «Заключение по результатам литературоведческой текстологической экспертизы текстов книги Ксении Павловны Волковой «Судьбы» и рассказа Сергея Николаевича Прокопьева «Кукушкины башмачки» профессора кафедры литературы Поморского государственного университета им. М. В. Ломоносова, доктора филологических наук, Председателя правления Архангельского регионального отделения Союза писателей России Е. Ш. Галимовой.

Но прежде, чем продолжу свои заметки дальше, приведу полностью и с сохранением всех его особенностей текст экспертного заключения, состряпанного, иначе не скажешь, в одном из учреждений Омска с не по-русски мудрёной – язык сломаешь!– аббревиатурой БОУДПО «ИРООО»:

А теперь слово учёной и писательнице из Архангельска:

Заключение

по результатам литературоведческой текстологической экспертизы текстов книги Ксении Павловны Волковой «Судьбы»

и рассказа Сергея Николаевича Прокопьева «Кукушкины башмачки»

Объект экспертизы: книга К.П.Волковой «Судьбы» (Архангельск, 2000) и рассказ С.Н. Прокопьева «Кукушкины башмачки» (журнал «Москва» 2006 г . № 11. С. 15 – 31).

Предмет экспертизы: содержание и форма названных произведений К.П. Волковой и С.Н. Прокопьева.

Цель экспертизы: установить, являются ли названные произведения К.П. Волковой и С.Н. Прокопьева взаимосвязанными (есть ли в них совпадения), и если да, то каков характер этой взаимосвязи.

Задачи экспертизы: выявление совпадений в двух текстах, определение характера этих совпадений: сравнение жанра, темы, фабулы, сюжета, композиции, мотивов, образов, деталей, языка двух произведений.

Поскольку произведение К.П. Волковой «Судьбы» предшествует по времени опубликования рассказу С.Н. Прокопьева «Кукушкины башмачки», то первый текст далее будет обозначаться как «текст № 1», а второй – как «текст №2».

Жанр. Текст №1 представляет собой автобиографическое повествование (относится к широко распространенному в современной литературе жанру художественной автобиографии, жанру воспоминаний о своей жизни) и имеет документальный характер. Материалом для произведений этого жанра являются реальные события жизни автора и близких ему людей. Судьба Ксении Волковой отразила, как в малой капле, многие важнейшие исторические события ХХ века, прежде всего – судьбу «Русского Китая», и потому автобиографическое повествование перерастает рамки «частной» автобиографии и становится рассказом о жизни нескольких поколений, исторической хроникой. Это соединение личного и исторического, частного и общего позволило автору насытить повествование фактами, касающимися судьбы нескольких старинных русских родов, традиционного уклада жизни китайцев и русских в Шанхае и Харбине, Колледжа святой Урсулы (конвента), освоения Целины, жизни русских в Австралии. Автор сохраняет реальные имена и фамилии людей, о которых повествует, а также географические и административные названия.

Текст №2 в жанровом отношении представляет собой художественное произведение малой формы – рассказ с отчётливо выраженной документальной основой. Содержание рассказа – судьба женщины, повторяющая во всех основных событиях судьбу автобиографической героини текста № 1. Здесь также предпринята попытка показать судьбу героини в контексте эпохи, в контексте реальных исторических событий. Действие рассказа, как и действие текста № 1, происходит на станции Бухэду, в Дальнем (Дайрене), харбинском колледже (конвенте), на целинных землях Казахстана, в Киеве.

Таким образом, в жанровом отношении текст № 2 (рассказ с документальной основой) является производным от текста № 1 (автобиографического документального повествования). Обилие совпадающих реалий позволяет сделать вывод о том, что текст № 1 явился источником сведений и материалов документального характера, использовавшихся при создании текста № 2.

Тема. Тема текста № 1 – непростая судьба героини (Ксении), оказавшейся в центре исторических событий эпохи, драматическая судьба русского человека ХХ столетия. Эта судьба включает в себя огромную и насыщенную жизнь, связанную с судьбами многих других людей.

Тема текста № 2 – непростая судьба героини (Варвары), оказавшейся в центре исторических событий эпохи, драматическая судьба русской женщины.

Таким образом, тема текста № 2 повторяет (в более частном, усечённом варианте) тему текста № 1.

Фабула и сюжет. Тема произведения раскрывается в процессе развития сюжета и связана с его фабулой.

Основная фабула (совокупность событий в их взаимной внутренней связи) текста № 1 такова: предыстория героини – жизнь её предков, судьбы, приведшие их в Китай; детство героини в Шанхае; возвращение её матери и бабушки на родину, в Советский Союз, и их смерть; переезд Ксении с семьей отца и мачехи в Харбин; учёба в Колледже (конвенте) святой Урсулы; учёба в школе посёлка Бухэду, первая любовь; переезд с семьёй отца в Дальний; первое замужество, рождение дочери; расставание с мужем и переезд вдвоём с дочерью в Советский Союз – в Казахстан на целину; бегство с целины; второе замужество, работа в Киевском цирке; третье замужество, жизнь в Туле, переезд в Архангельск; отъезд дочери в Австралию; поездка к замужней дочери в Австралию; рождение внучки; мимолетная встреча с первым мужем.

Основная фабула текста № 2: детские годы героини – возвращение её матери и бабушки на родину, в Советский Союз, и их смерть; учеба героини в католическом конвенте (колледже); учёба в школе посёлка Бухэду, первая любовь; переезд с семьёй отца в Дальний; первое замужество, рождение дочери; расставание с мужем и переезд вдвоём с дочерью в Советский Союз – в Казахстан на целину; бегство с целины; второе замужество, работа в Киевском цирке; расставание со вторым мужем, третье замужество; отъезд дочери в Австралию, рождение внучки; мимолетная встреча с первым мужем.

Сюжеты (художественно построенное распределение событий) обоих произведений также сближаются, так как некоторые из событий жизни героини даются в ретроспекции (в воспоминаниях – в тексте № 1 и в изложении повествователя – в тексте № 2). Подробнее эта особенность сюжетостроения будет рассмотрена ниже – при анализе композиции.

Таким образом, фабула и сюжет текста № 2 почти полностью повторяют фабулу текста № 1, что не может объясняться случайными совпадениями или иными какими-либо причинами, кроме прямого заимствования.

Композиция (структура) текста №1 определяется хроникальным характером его сюжета. Однако события, произошедшие с главной (автобиографической) героиней и другими персонажами, излагаются не в строгой хронологической последовательности, а с большим количеством сюжетных инверсий, частыми вкраплениями образов-воспоминаний. Характер объединения тех или иных отдельных событий в рамках глав и книги в целом определяется внутренней логикой развёртывания образов-воспоминаний; хронологическая последовательность событий нарушается, осложняется композиционными вставками – повествованием о событиях, произошедших раньше. В композиции книги, в развитии её сюжета и раскрытии темы произведения большое значение имеют два ключевых эпизода. Первый – гадание цыганки-сербиянки, предсказавшей четырнадцатилетней героине, жившей в ту пору на станции Бухэду, её судьбу. В тексте № 1 этот эпизод расположен в ударной позиции – в начале книги. Второй эпизод – встреча в аэропорту героини спустя десятилетия с женщиной, которая когда-то в Казахстане купила у неё обручальное кольцо с надписью: «Варя, Андрей, 1951, Дальний», обменяв на картошку и лук, и возвращение кольца Ксении. Этот эпизод включен в одну из глав, завершающих основное повествование. Оба эти эпизода раскрывают основную тему произведения – тему судьбы.

Композиция текста № 2 также характеризуется сочетанием линейного развития сюжета и большого количества ретроспекций (то есть хронологическая последовательность событий нарушается, осложняется композиционными вставками – повествованием о событиях, произошедших раньше).

В композиции текста № 2, в развитии сюжета и раскрытии темы рассказа большое значение имеют два ключевых эпизода. Первый – гадание цыганки-сербиянки, предсказавшей четырнадцатилетней героине, жившей в ту пору на станции Бухэду, её судьбу. В тексте № 2 этот эпизод расположен в ударной позиции – в финале произведения. За ним следует второй эпизод – встреча в аэропорту героини спустя десятилетия с женщиной, которая когда-то в Казахстане купила у неё обручальное кольцо, «на котором была гравировка – два русских имени и дата – март 1951, Дальний», обменяв на продукты, и возвращение кольца Варваре. Оба эти эпизода, замыкающие рассказ, играют роль «проявителей» основной темы произведения – темы судьбы.

В текстах № 1 и № 2 совпадают также следующие эпизоды: помощь молчаливого молодого солдатика на целине, ежедневно растапливающего героине печурку; знакомство с первым мужем на танцах в русском клубе и его внезапное – через месяц после знакомства – предложение выйти за него замуж; предложение руки и сердца 23-летней героине от пятидесятилетнего клоуна, которому нужна была партнёрша для его музыкального номера; появление почти на каждом представлении цирка Шапито молодого мужчины, его предложение героине выйти за него замуж и напоминание ей о том, как он – в ту пору солдат – помогал ей на целине; встреча через сорок лет в Австралии с первым мужем – отцом дочери, с которым героиня обменялась лишь коротким словом «здравствуй».

Мотивы, образы, детали. В текстах № 1 и № 2 совпадают мотивы судьбы, случая, расставаний и разлук, замужества от безысходности.

Во многом совпадают образы главных героинь, её отца, мачехи, первого возлюбленного, первого мужа – отца её дочери, второго мужа – циркового клоуна, а также описания жизни героини на целине, в Кокчетаве.

Совпадают судьбы бабушки и мамы, героинь обоих произведений. Совпадают следующие значимые художественные детали:

– фотография девочки с косами, на обороте которой написано: в тексте № 1 – «Дорогому другу от любящей подруги. Ксения», в тексте № 2 – «На память любимому другу от любящей подруги Вари». Эту фотографию всю жизнь бережно хранит первый возлюбленный героини, в поисках её спустя много лет, уже будучи женатым человеком, приезжавший в Киев и узнававший о ней в цирке (текст № 1 – с. 118; текст № 2 – с. 16);

– надпись на дереве у подножья сопки (в обоих текстах возникающая в воспоминаниях героини), которую сделал юноша (текст № 1 – с. 118: «Боря плюс Ксеня равняется любовь», текст № 2 – с. 21, 22: «Миша + Варя = Л»);

– упоминание о древней легенде, по которой Большой Хинган – это окаменевший дракон (текст № 1 – с. 18, текст № 2 – с. 16);

– слова, которые после изгнания японцев и окончания Второй мировой войны часто приходилось слышать русским, жившим в Китае и участвовавшим в строительстве КВЖД (текст № 1 – с. 69: «Твоя ходи своя фанза союза, наша сама все могут делать», текст № 2 – с. 23: «Мы сама все делай, езжай своя Союза»).

Язык. Текст № 1 – это автобиографическая проза. Повествование ведётся от первого лица, от лица автора-рассказчика. Особенности языка определяются особенностями жанра произведения и личности автора. Это обстоятельное, подробное, неторопливое повествование с большим количеством отступлений, включений сведений документально-исторического характера, обильным цитированием стихотворных и песенных строк. Часто прибегает автор и к дословной передаче разговоров – к прямой речи, диалогам.

Текст № 2 – это рассказ с документальной основой. Повествование ведётся в третьем лице, но при этом на протяжении всего текста сохраняется тенденция описывать изображаемое из ракурса главной героини, с её точки зрения. В язык автора-повествователя проникают обороты и интонации, которые можно воспринимать как характерные для героини, особенно это явно при использовании автором несобственно-прямой речи, при передаче мыслей и чувств героини. В целом повествование сжато, лаконично, зачастую – тезисно, фрагментарно. Прибегает автор и к дословной передаче разговоров – к прямой речи, репликам и диалогам.

В текстах № 1 и № 2 есть и дословные или почти дословные совпадения:

Текст №1: «Накануне прихода цыганки мне исполнилось четырнадцать лет. <…> Вдруг кто-то постучал в дверь, и мать пошла открывать нежданному гостю. <…>Молодая красивая цыганка в широкой яркой юбке улыбалась… Две длинные косы свисали ниже пояса, в ушах золотые серьги… На руках она держала ребёнка. <…> …за ней, уцепившись руками в цветное облако юбок, обгоняя друг друга, – двое цыганят. <…> – Давай счастья нагадаю девочке. Я не цыганка, а сербиянка, правду скажу. <…> – …садитесь к столу, – и мачеха стала наливать в тарелки суп. <…> – Денег за гадание не возьму. …да и не родная она тебе». (с. 12-15).

Текст № 2: «В Бухэду – было ей тогда лет четырнадцать – зашла к ним во двор цыганка. В широких цветастых юбках, золотые массивные серьги, косы ниже пояса, двое детей под ногами путаются. – Я не цыганка, я сербиянка, – белозубо представилась. <…> мачеха… посадила за стол, налила супа. <…> – Давай счастье нагадаю. <…> Денег за гадание не возьмет у мачехи. – А дочь она тебе не родная, – скажет на прощание». (с. 29).

Подобные дословные или почти дословные совпадения встречаются также на следующих страницах: текст № 1 – с. 18, текст № 2 – с. 16; текст № 1 – с. 69, текст № 2 – с. 23; текст № 1 – с. 118, текст № 2 – с. 22-23; текст № 1 – с. 142, текст № 2 – с. 23-24; текст № 1 – с. 188, текст № 2 – с. 27-28; текст № 1 – с. 199-200, текст № 2 – с. 28-29; текст № 1 – с. 225, текст № 2 – с. 19; текст № 1 – с. 206-207, текст № 2 – с. 30-31; текст № 1 – с. 227, текст № 2 – с. 31.

Выявленные при сопоставлении двух текстов совпадения касаются различных сторон содержания и формы (темы, фабулы, сюжета, композиции, мотивов, образов, деталей, языка), то есть обнаруживаются на всех уровнях структуры текстов, их содержательной и формальной сторон.

Вывод: Текст № 2 является производным от текста № 1, то есть рассказ «Кукушкины башмачки» С.Н. Прокопьева по отношению к книге К.П. Волковой «Судьбы» – это, без всякого сомнения, плагиат.

6 марта 2009 года.

Профессор кафедры литературы Поморского государственного университета им. М.В. Ломоносова,

доктор филологических наук,

Председатель правления

Архангельского регионального отделения

Союза писателей России

Е.Ш. Галимова.

Если здесь я что-то и могу добавить, то лишь одно.

Достаточно сравнить «омскую» экспертизу с «архангельской», и вывод будет наверняка однозначным: «омскую» назвать «экспертизой» нельзя, даже невозможно, настолько она примитивна и совершенно непрофессиональна. И мне лично жалко омских учителей, которые повышают свою квалификацию у таких «педагогов», поставивших свои подписи под этой поделкой (или подделкой?).

Кто остановит плагиатора?

Под таким заголовком, напомню, было опубликовано письмо Ксении Волковой в писательском еженедельнике страны «Литературная Россия». С. Прокопьев на него не отозвался, подтвердив тем самым, что он действительно плагиатор. Позже в «ЛР» появилась ещё одна публикация «в тему», которую и воспроизвожу:

№07. 20.02.2009

ДЕ­ЛО О ПЛА­ГИ­А­ТЕ ПРО­ДОЛ­ЖА­ЕТ­СЯ

По­че­му мол­чит пра­во­за­щит­ник Ле­о­нид Бо­ро­дин

Эта ис­то­рия тя­нет­ся уже тре­тий год. В но­я­б­ре 2006 го­да жур­нал «Моск­ва» опуб­ли­ко­вал не­пло­хой рас­сказ оми­ча Сер­гея Про­ко­пь­е­ва «Ку­куш­ки­ны баш­мач­ки». Од­на­ко ар­хан­гель­ская пи­са­тель­ни­ца Ксе­ния Вол­ко­ва уви­де­ла в нём зер­каль­ное от­ра­же­ние сво­ей по­ве­с­ти из кни­ги «Судь­ба», вы­шед­шей ещё в 2000 го­ду. Воз­му­щён­ная се­ве­рян­ка тут же по­зво­ни­ла в ре­дак­цию сто­лич­но­го из­да­ния и на­толк­ну­лась на гру­бость. Один из со­труд­ни­ков на­гло от­ве­тил, мол, Вол­ко­ва долж­на быть сча­ст­ли­ва, что на­шёл­ся че­ло­век, ко­то­рый по мо­ти­вам её ис­то­рии со­чи­нил но­вый рас­сказ. Но Вол­ко­ва от та­ко­го сча­с­тья от­ка­за­лась. Ка­кие мо­ти­вы, ес­ли Про­ко­пь­ев, мяг­ко го­во­ря, по­за­им­ст­во­вал у Вол­ко­вой сю­жет­ные ли­нии, ха­рак­те­ры, вре­мя, ме­с­то дей­ст­вия и дру­гие зна­чи­мые эле­мен­ты.

Что бы­ло даль­ше? В Ар­хан­гель­ске Вол­ко­ву под­дер­жа­ли как жур­на­ли­с­ты, так и из­да­те­ли. Га­зе­та «Прав­да Се­ве­ра» да­же ор­га­ни­зо­ва­ла по про­бле­мам ли­те­ра­тур­но­го во­ров­ст­ва це­лый се­ми­нар. А вот в Ом­ске это де­ло ста­ли во­лы­нить. Су­ды це­ли­ком до­ве­ри­лись ак­ту экс­пер­ти­зы, ко­то­рую по прось­бе об­ви­ня­е­мой сто­ро­ны про­ве­ли со­труд­ни­ки не­ко­е­го ин­сти­ту­та раз­ви­тия об­ра­зо­ва­ния. Не­за­ви­си­мую экс­пер­ти­зу су­ды ор­га­ни­зо­вать по­че­му-то по­стес­ня­лись.

В этой си­ту­а­ции очень стран­но по­ве­ло се­бя ру­ко­вод­ст­во Со­ю­за пи­са­те­лей Рос­сии. Оно во­об­ще умы­ло ру­ки, не став вни­кать, кто прав и кто ви­но­ват. Лит­чи­нов­ни­кам ку­да ин­те­рес­ней де­лить де­неж­ки от арен­ды об­ще­пи­са­тель­ско­го иму­ще­ст­ва, чем ре­шать про­бле­мы кон­крет­ных пи­са­те­лей.

Вол­ко­ва не на­ме­ре­на сда­вать­ся. Она пол­на ре­ши­мо­с­ти от­ста­и­вать свои ин­те­ре­сы во всех ин­стан­ци­ях.

Но нас ин­те­ре­су­ет: по­че­му про­дол­жа­ет мол­чать быв­ший глав­ный ре­дак­тор жур­на­ла «Моск­ва» Ле­о­нид Бо­ро­дин. У не­го ре­пу­та­ция не­под­куп­но­го пра­во­за­щит­ни­ка. Не­уже­ли он то­же не за­ин­те­ре­со­ван в том, что­бы ус­та­но­вить ис­ти­ну? Или ему до­ро­же честь мун­ди­ра?

Кста­ти, не­дав­но в жур­на­ле «Моск­ва» по­ме­ня­лось ру­ко­вод­ст­во. Нам бы очень хо­те­лось уз­нать, как вос­при­ни­ма­ет всю эту си­ту­а­цию но­вый глав­ный ре­дак­тор С.Сер­ге­ев: при­зна­ет ли он факт пуб­ли­ка­ции в жур­на­ле пла­ги­а­та или бу­дет до­ка­зы­вать, что Про­ко­пь­ев со­чи­нил ори­ги­наль­ный рас­сказ.

В. РЯ­ЗАН­ЦЕВ.

«Новый главный редактор» недавно стал бывшим, к непосредственному руководству журналом «Москва» вернулся Леонид Бородин, но это так, к слову.

А теперь приведу ещё один текст, полученный мной от Ксении Павловны Волковой. Цитирую совершенно дословно, с сохранением орфографии, пунктуации и прочих его «особенностей» вплоть до выделенного жирным шрифтом, поскольку иначе нельзя – автор текста «знаком с теорией литературы»:

«Добрый день, Ксения Павловна!

Несколько месяцев назад Вы прислали мне письмо. Теперь, когда позади суд, который разобрался в ситуации и поставил все на место, хочу Вам ответить.

Во-первых, непосредственно по ситуации так называемого «плагиата». Любой человек, знакомый с теорией литературы, по этой ситуации сразу скажет: никакого плагиата Прокопьев не допустил. Существует четкая формулировка, которая была принята и судом: плагиат – публикация чужого произведения или части его под своим именем. Ни на фабулу, ни на сюжет, ни на тему авторского права не существует. Иначе бы все «Золушки» – а их великое множество – были бы невозможны. Кстати, Шарль Перро тоже не был первым автором. Или, представьте, кто-то бы наложил руку на тему Сталинградской битвы. А уж на эту тему писали тысячи авторов! Очевидно и то, что писатель для своих художественных произведений черпает темы и сюжеты из живой жизни – собственных наблюдений, встреч и рассказов различных людей, документов, писем и дневников.

Во-вторых. Мне кажется, Вы стали жертвой нечистоплотных интриг Н. Березовского. Для него история с Вами – лишний повод подергать нервы писателям, которые ещё десять лет назад проголосовали за исключение его из своей организации за хамство и клевету. Он весьма своеобразная личность и часто его поступки специфичны. Да Бог с ними, его странностями, мы к ним давно привыкли и не обращаем на них внимание. Здесь вопрос не личности или характера, а клиническая ситуация и непоследовательное отношение Николая к своему здоровью. Чисто по-человечески обидно, что в нездоровые мотивы он втянул Вас, уже немолодого человека, видимо, не сталкивающегося ранее с подобным контингентом.

Подозреваю, что присутствует во всем этом и мотив денег. Независимая экспертиза и объективный суд доказали, что Прокофьев не плагиатор, и, как Вы понимаете, заработать на этом невозможно, поскольку ситуация очевидная. Думаю, что Ваше общение с сомнительными личностями не добавит Вам ни здоровья, ни счастья, ни сил, ни чести.

Желаю Вам здоровья.

Т. Г. Четверикова. 4.03.09 г.».

Все наветы в этом письме лично на меня – от исключения из какой-то «своей организации за клевету и хамство» и до «мотива денег» – были бы смешны, когда бы их целью был именно я. Но я, представлявший в Омске интересы обворованной архангелогородской писательницы, здесь вроде фигуры, от которой, рассчитала известная в литературных кругах города, когда-то бывшего столицей Колчака, интриганка, и срикошетит написанное именно в Ксению Павловну Волкову. Мол, подумай, старая, кому доверилась!

Да, Ксения Павловна немолода, о чём издевательски и напоминает в письме омская его авторша, по-инквизиторски коварно «желая» ей затем здоровья, что, конечно же, можно вновь определить как издевательство или глумление над пожилым человеком. Ксения Павловна уже и последнее-то здоровье потеряла и полностью ослепла в результате столь затянувшегося судебного разбирательства. Теперь, что совершенно очевидно из безнравственного «послания» к ней представительницы ответчика, которая называет его почему-то «ПРОКОФЬЕВЫМ» (смотрите предпоследний абзац «послания»), Волкову решили добить окончательно. Нет человека – нет проблемы! Причём и ответчик, и его представитель, как и их окружение вроде «эксперта» М. Безденежных, делали это последовательно, начиная с первого судебного разбирательства, в чём легко убедиться, познакомившись с протоколами судебных заседаний или заглянув в «Возражения» С. Прокопьева на иск К. Волковой. Они рассчитывали, скажу прямо, что «дело о плагиате» разрешится само собой, поскольку возраст истца можно считать преклонным. О чём я и сделал заявление в Октябрьском райсуде Омска 24 декабря 2008 года. Судья В. Л. Морев пропустил его мимо ушей, а ответчик забил себя в грудь: «Я не желаю смерти Волковой!». Но вот и письмо его представителя к Волковой убеждает в обратном, поскольку оно наверняка было инициировано ответчиком или им одобрено. А оно убийственно для Ксении Павловны, начиная с первой же строки процитированного чуть выше текста: «Несколько месяцев назад Вы прислали мне письмо».

Никаких писем Ксения Волкова Четвериковой не присылала. Она писала о бесчестном поступке С. Прокопьева в Омскую общественную писательскую организацию, секретарём бюро которой и является представительница ответчика, путающаяся даже в его фамилии (вот уж где «клиника» налицо! – Н. Б.). Но об этой роли Четвериковой в «деле о плагиате» Ксения Павловна в ту пору не ведала. А поскольку у этой организации нет ни помещения, ни почтового адреса, то, позвонив (дважды) в Омское отделение Союза журналистов России, договорилась с его руководителем Т. Л. Бессоновой, что пришлёт это письмо ей, а Татьяна Лукинична передаст его по назначению. Но омские писатели о содержании этого письма так и не узнали – Четверикова скрыла от членов «своей организации» крик души пострадавшей от плагиата, присвоила письмо. Насколько я знаю, не стал достоянием литературной общественности и её якобы ответ 76-летней женщине – подлый, изуверский. Четверикова попыталась деморализовать Ксению Павловну, полностью лишив её надежды на справедливость правосудия и торжество правды.

Но, захлёбываясь собственным ядом, она или заговорилась, или выдала желаемое за действительное, процитирую фразу из «ответа» повторно: «суд… разобрался в ситуации и поставил все на место». (?!). Возможно, однако, в этом её утверждении была доля правды, поскольку секретарь судьи Октябрьского райсуда В. Л. Морева И. Ю. Прокопьева, ставшая затем Воробьёвой (вышла замуж), – близкая, по слухам, родственница ответчика С. Прокопьева. И если это действительно так, не она ли звонила по телефону истице незадолго до начала судебных разбирательств в суде первой инстанции, потребовав прислать в суд оригиналы таких документов, как, в частности, «Свидетельство о рождении» и подтверждающие дворянскоё её происхождение? Ксения Павловна Волкова, не зная, что по телефону такие запросы судом не делаются, всё требуемое выслала, но в материалах судебного разбирательства я таковых не обнаружил. И если секретарь судьи И. Ю. Прокопьева (Воробьёва) действительно близкая родственница ответчика С. Прокопьева, то и эта «странность», и описанные выше – свидетели со стороны истца, не приглашённые в суд, явно притянутая за уши «лингвистическая экспертиза», пропажа книг и кассационной жалобы из дела, после моего заявления в суд найденные, – становятся объяснимы. Как и заведомо несправедливое, на наш взгляд, решение Октябрьского райсуда Омска от 05.11.2008 года по иску Волковой Ксении Павловны к Прокопьеву Сергею Николаевичу (дело №2 – 1195/08 г.), которому и доверились, по нашему мнению, члены судебной коллегии по гражданским делам Омского областного суда, почему и было вынесено, опять же на наш взгляд, ошибочное кассационное определение от 11 февраля 2009 года (дело №33-611/2009).

Но в том, что президиум Омского областного суда всё расставит по своим местам, и праведный суд состоится, и я, представлявший в Омске истца, и истец, живущая в далёком от Омска Архангельске, были уверены. Один из литературных персонажей Михаила Булгакова говорит: никогда и ничего не проси у тех, кто сильнее тебя, – сами придут, и всё дадут. Я не большой поклонник творчества Михаила Афанасьевича, но здесь он прав. Поэтому в надзорной жалобе в эту судебную инстанцию не просил, как и истец, а настаивал на основании вышеизложенного и в соответствии со ст. ст. 376, 387-388, 390 ГПК РФ ОТМЕНИТЬ постановления судов первой и второй инстанций ПОЛНОСТЬЮ и ПРИНЯТЬ новое судебное постановление.

Увы, «дело о плагиате» в президиум Омского областного суда не попало. Мне прислали «Определение об отказе в передаче надзорной жалобы для рассмотрения по существу в судебном заседании суда надзорной инстанции» от 27 апреля 2009 года. Отказной документ подписала судья Е. А. Осадчая, которая, похоже, материалов надзорной жалобы не читала и по диагонали, полностью доверившись помощнику-исполнителю, иначе бы откуда в этой казённой бумаге с синим штампом ляпы вроде такого, цитирую: «Доводы жалобы представителя Прокопьева С. Н. Березовского Н. В. (выделено мной. – Н. Б.) о том, что изданные Прокопьевым С. Н. произведения являются плагиатом…». Но отказ есть отказ, что, впрочем, вовсе не означало поражения или проигрыша в этой судебной тяжбе истца и стороны, его поддерживающей. Аргументы, которыми мотивировался отказ, повторяли приведённые в прежних судебных решениях и определениях, а пара свеженьких, один из которых процитирую: «Доводы автора жалобы о том, что секретарь Октябрьского районного суда И. Ю. Воробьёва является близкой родственницей ответчика Прокопьева С. Н., не могут быть основанием для отмены вынесенных по делу судебных постановлений в порядке надзора, поскольку настоящее гражданское дело было рассмотрено судом с участием другого секретаря – Чуваковой С. А.», – легко опровергались. Почему новая «надзорка» уже председателю областной Фемиды наверняка бы повлекла за собой гласный судебный пересмотр «дела о плагиате», а если нет – её удовлетворил бы Верховный суд РФ.

В этом не сомневался ни я, дилетант в юриспруденции, ни известный омский юрист Анатолий Золотарёв, тоже представлявший по доверенности интересы архангелогородской писательницы в омских судах, – очень уж топорно сработал мой земляк-плагиатор. Но тут позвонили из Архангельска – и уже не Ксения Павловна Волкова (к тому времени не только совсем разбитая болезнями, но и, очевидно, сломленная провокационным письмом представительницы литературного вора), а её муж Игорь попросил не продолжать судебное производство. «Нет больше у моей Ксении сил бороться за правду», – сказал он.

И я не осудил это решение немало испытавшей в жизни русской женщины дворянского происхождения. Всему, известно, есть предел, даже беспредельному, казалось бы, человеческому терпению, а Ксения Павловна с честью выдержала бой, пусть и не довела его до конца. Почти в одиночку. Однако это не означает, как мнится некоторым, что обобравший её теперь на коне, поскольку, мол, хоть и был обойдён в прошлом году вожделённой премией имени Леонида Мартынова, да «подстелили» ему другую – «Точка на карте по имени Омск. Слово. Стиль. Вкус. Патриотизм», унавоженную, правда, не тридцатью сребрениками, а на пять меньше. Во как! Плагиатором же…тьфу ты! – лауреатом Мартыновской, пусть и на пару с неплохим омским поэтом Олегом Клишиным, стала сударыня (по одному то ли её, то ли Надежды Мирошниченко из Сыктывкара стихотворению) Валентина Ерофеева-Тверская, володеющая Омской общественной писательской организацией СП России и поэтический голос которой прорезается лишь тогда, когда она «опоэзивает» чужие строки (см. интернет-журнал «Пролог» – Н. Б.)…

Так что вот они, наглядные плоды нашего попустительства графоманам-плагиаторам, нынче расплодившимся, как саранча, не только в Омске – на литературной ниве всей России. И их размножение стимулируется поимённым умолчанием в средствах массовой информации, так называемыми «целевыми публикациями» за счёт налогоплательщиков в литературно-художественных периодических изданиях и массовыми приёмами в областные и прочие территориальные организации, где уже они и правят бал, творческих союзов, а также вхожестью в структуры власти разного уровня. «Головка» омских, к примеру, «творцов» чуть ли не днюёт и не ночует и в городском департаменте, ведающем культурой, и в областном министерстве культуры, выделяющим немалые деньги не только на откуп для публикаций в федеральной периодике вроде журнала «Москва», но и на издание макулатурных книг «нашенских» и журналов типа «Литературный Омск» для «нашенских». С десяток человек, живущих в Омске и в сельских районах Прииртышья, которые и впрямь достойны называться писателями, к этой категории не относятся. Почему их и обносят изданиями книг, премиями и прочими благами. Правда, иногда бывают и исключения – и кого-то из прежде обносимых вдруг обласкают вниманием материального свойства. Почему не обласканные и молчат, будто не замечая беспредела на местном литературном поприще, – дожидаются, похоже, когда и их обласкают.

Я никогда не верил утверждению, что гений и злодейство несовместимы, а уж о талантливых писателях, готовых на любую подлость, знаю не понаслышке. Но талантливому я прощу любую гадость, а вот каждый бесталанный литературный пегасик, да ещё шарящий по чужим карманам, должен знать свой шесток, как знает его каждый сверчок. И если хоть одного из пегасиков загонят на такой шесток эти заметки, навеянные судебным определением об отказе в рассмотрении дела «Ксения Волкова против плагиатора Сергея Прокопьева», другие пегасики, возможно, призадумаются.