Галина Томилова (Томск) «Правда о «совках»»

Галина ТОМИЛОВА (Томск) ПРАВДА О «СОВКАХ»

1 Соня жила в едином ритме со своей страной. Родившись в середине века в северном леспромхозе, она восприняла жизнь как некую данность, данную кем-то свыше раз и навсегда. Данность эта не подлежала обсуждению. Так жили ее бабушка и дедушка, мама и папа, родня и соседи.

Воспринимаемый Соней мир, казался необыкновенным и прекрасным. Трескучие и долгие северные морозы, завораживали ее своей необычайной прелестью, девственной чистотой снегов, прозрачным до дна льдом, сковывающим реку и волшебными, волшебными узорами на оконных стеклах.

Соня, не уставая, могла часами наблюдать за ними. Не менее продолжительными и великолепными представлялись Соне и северные лета, с их колючим и душистым зноем, походами на речку и по грибы и длинными белыми ночами, когда, солнце, не успев погаснуть, загоралось с новой силой, предвещая новый колючий и душистый знойный день. Казалось: так было, так есть и так будет всегда. Мир представлялся справедливым и правильным.

Была на ту пору в Сонином мировосприятии одна особенность: все, что бы или кто бы ни окружал ее, с чем бы и с кем бы она ни знакомилась вновь, Соня начинала любить самозабвенно и преданно. Любовь была взаимной: мир отвечал ей тем же.

 

2 Соня появилась на свет в семье простых тружеников. Мама и папа работали в леспромхозе, мама — бухгалтером, папа — шофером. Дедушка и бабушка были пенсионерами. Дедушка, правда, был не совсем простой пенсионер, он долгое время перед уходом на пенсию, занимал ответственные должности, служа стране верой и правдой, и имел за это надбавку к пенсии. Дедушка был коммунистом, убежденным и преданным идеалам коммунизма.

Бабушка пенсии не получала вовсе, так как родила для страны четверых детей, и пока выращивала их, и выводила в люди, подвизаясь на непостоянных работах, пенсии заработать не успела. Бабушка верила в Бога и была тихо верна своей вере всю жизнь.

Противоречие сие, нисколько не помешало им, впрочем, прожить в любви и согласии много лет, поднять детей и внуков и порадоваться на правнуков. Для Сони это обстоятельство не имело ровно никакого значения, кроме разве что развивающего.

Дедушка и бабушка любили и заботились о Соне единодушно и одинаково самозабвенно. И уйдя в мир иной, не оставив после себя никаких материальных ценностей, они оставили Соню со своею любовью, которою она и по сию пору укрепляется, подпитываясь ею и купаясь в ней как в чистейшем и благодатном озере. Возможна ли на Земле большая ценность и самоотдача, несмотря на все противоречия?

 

3 Жизнь в леспромхозе протекала стабильно, сыто и разнообразно. Стране требовалась древесина, и страна поощряла заготовителей леса высокими зарплатами, изобилием товаров и зрелищами. Полки магазинов ломились от разнообразнейших деликатесов, начиная от обыкновенных и до смешного дешевых «сгущенок и тушенок» и заканчивая икрой и кальмарами.

Не менее одного раза в месяц из области наезжали артисты с шефскими концертами или спектаклями, которые посещались семейно. Много и тяжело работали в будни, широко и весело отмечали праздники. К праздникам готовились загодя: чистили и мыли в домах, закупали всякие вкусности, справлялись обновки, в клубе репетировались номера для участия в концерте художественной самодеятельности. Генеральные уборки, включающие в себя побелку помещений, производились два раза в году: перед седьмым ноября и перед Пасхой.

На седьмое ноября собирались всем миром в клубе, нарядные и веселые, после официальной части, пели и танцевали до упаду. На Пасху ходили друг к дружке в гости, христосовались, обменивались куличами и крашеными яйцами, и, собравшись, как правило, все в том же клубе, пели и танцевали до упаду. Рождество и Новый год стояли в череде праздников на особицу.

Первое Рождество праздновалось 25 декабря. Сонину семью приглашала к себе в гости семья одной из лучших маминых подруг по фамилии Вольф. В той семье тоже были дети, и для детей накрывался отдельный столик с угощениями, дарились подарки, и разрешалось играть долго — долго. Новый год опять встречали всем миром, навещали друг друга, и, собираясь большой компанией, всю ночь веселились под огромной елкой, устанавливаемой в клубе. Второе рождество праздновали 7 января, и тогда уже семья Вольфов приглашалась в гости в Сонину семью.

Почему Рождество праздновалось два раза, Соня тогда даже и не задумывалась. Она принимала жизнь как данность, мир, как правильный и справедливый, Соне было тепло и уютно в нем, а оба Рождества казались сказочными. Но и по сей день, не смотря на все превратности времени и сознания, Соня отмечает Рождество два раза, помня и чтя простую мудрость, так бережно преподанную ей леспромхозовским детством.

 

4 В школу Соню отдали 6- лет. До этого времени Соня была неорганизованным ребенком, детский сад почти не посещала из-за болезненности, а вернее всего, из-за того, что была младшей внучкой у бабушки и дедушки, и они, жалея ее, присматривали и воспитывали ее сами.

До школы Сонино окружение сводилось к родственникам, да соседям, достаточно многочисленным и общительным. Но все же, как правило, более старшим по возрасту, и относящейся к ней, как к чему-то, очень дорогому, но не очень- то достойному их прямого общения. От недостатка общения «на равных», Соня практически самостоятельно в пять лет выучилась читать и читала все подряд, пыталась даже осилить «Капитанскую дочку», выуженную наугад с дедушкиной полки.

Тогда, семья, посоветовавшись, решила, что Соня развивается с опережением и ей пора в школу. Окунувшись в школьную атмосферу, Соня напрочь потеряла интерес к «Капитанской дочке». Вернее она читала, конечно, но только в рамках школьной программы. Чтение перестало заполнять пустующую дотоле нишу, Соня обрела живое, упоительное общение «на равных». Она восприняла одноклассников как нечто единое целое, как неотъемлемую частицу себя самое. Как данность. Не было плохих и хороших, каждый для нее представлял ценность, каждый был личностью.

Ах, какой музыкой звучали имена вновь обретенных товарищей и единомышленников: утонченная и нежная Кравченко, молчаливая и мечтательная Селюшкина, стремительная и бескомпромиссная Михолап, артистичная и смешливая Аглюкова, надежный и основательный Швабауэр, вспыльчивый и остроумный Кисилев, любознательный и мягкосердечный Левит. Жизнь свела их в одно время, в одном месте, в одном северном леспромхозе. Они не ведали причин, по которым им суждено было прожить бок о бок несколько прекрасных лет. Они и не искали их.

Для них тогда не существовало ни русских, ни татар, ни евреев, ни белорусов, ни немцев. Существовали люди, объединенные теплым и уютным, одним на всех леспромхозовским детством, существовало партнерство, взаимовыручка, взаимоуважение, искренность и честность. То, к чему бы они ни прикасались тогда, они начинали любить самозабвенно и преданно.

Жизнь развела их, иных по разные стороны баррикад. Но, как нескончаемая песня, и по сей день, звучат в Сонином сердце их имена, светятся в душе их лица, и мягкими гитарными аккордами снова и снова напоминают о себе их голоса. Уроки демократии, равенства и братства, преподнесенные Соне взрастившим ее леспромхозом, навсегда остались для нее идеалом. Реально существующим идеалом, которому, впрочем, Соня нашла подтверждение в Книге Книг, позже, когда жажда чтения вновь поглотила ее без остатка.

 

5 Соня любила свою страну щемящей дочерней любовью. Принимала ее и такой, какой ее преподносили извне: могучей, великой, неустрашимой; и такой, какой чувствовала сама. Пропуская через себя неоглядные цветущие морошковые болота, весеннюю черемуху, ослепительную осеннюю быль, не уставала удивляться гармонии этого простого, привычного, и такого непостижимого бытия. В Сониной стране официально Бога не было. Неофициально Соне очень часто встречалось это слово.

И напечатанным на страницах русской литературы, и звучащим из уст мамы и бабушки. Из их рассказов, Соня знала, что, будучи новорожденным младенцем, она едва выжила, и впоследствии долго и тяжело болела, покуда ее не окрестили.

Крестили тайно, но таинство соблюли до мелочей, вплоть до положенных атрибутов — крестика и крестильной скатерти. Скатерть эта, опять же по семейному преданию, много раз облегчала Сонину участь. Когда начиналась ночная ломота в костях (по бабушкиному убеждению — последствия борьбы за душу), Соню оборачивали крестильной скатертью и Соня успокаивалась.

Бабушка часто повторяла маленькой Соне: «Жить будешь долго и счастливо, Бог в тебе победил». А раз «Бог победил» и Соня выжила, слово это ассоциировалось у Сони с жизнью. Бога нельзя было не увидеть, не потрогать, не объять. К тому же Его, вроде бы и не было. Но Соня-то жила! Жила в стране, которую одновременно тоже было не увидеть, не потрогать, не объять. Но коснуться было можно. И страна стала для Сони чем-то вроде Бога, вернее — Богини, а мама и бабушка, стало быть, — ангелами, хранящими ее.

Соня поверила в страну. И страна повела ее по жизни бережно и аккуратно, так, что Соня и не подозревала даже, над какими безднами иногда балансировала. Гораздо позже, когда в страну уже потихоньку Бог возвращался официально, Соня, оглядываясь на пройденный путь, стала осознавать, насколько точным, логичным и единственно верным он оказался, включая начало — маленький, затерянный в лесах, но не забытый Богом леспромхоз.

 

6 Страна рухнула в одночасье. Для Сони это случилось буквально: ложась вечером в постель в одной стране, наутро она уже встала в другой. К тому времени Соня уже обзавелась всеми необходимыми атрибутами стабильной и благополучной жизни. У Сони была семья, дом, сад и профессия. Профессию Соня не выбирала, профессия выбрала ее сама. Все получилось как бы случайно.

Намерений в отношении выбираемого жизненного пути у нее было множество, хотелось всего и сразу, и менее всего того, что она осуществила — Соня выучилась на геолога. Поехав с подругой за компанию, совершенно неожиданно для себя (Соня была гуманитарий), она с блеском выдержала вступительные испытания, и, решив не искушать уже больше судьбу, тем более что семья к тому времени испытывала определенные трудности, пошла обозначенным судьбой путем. Пошла и никогда не пожалела об этом.

Даже когда рухнула страна, и она осталась без профессии. Собственно говоря, профессия дала ей все, что должен испытать человек при прохождении жизненного пути. И она не была просто набором определенных знаний по специальности, она стала образом жизни, формирующим не только внешнюю сторону существования, но и сформировала внутренний стержень. Прожив многие дни в условиях, преопределенных образом жизни, Соня прожила, собственно, многие жизни.

Каждый день был как маленькая жизнь со своим началом, восхождением, пиком, схождением, и концом, полным покоя и умиротворения, от сознания выполненного долга. Это не было ни подвигом, ни религией, профессия не оставляла выбора. Можешь — иди, не можешь — уйди с дистанции. И многие уходили.

Но на тех, кто оставался, можно было положиться как на самого себя, иногда даже больше, чем на самого себя. Соня не сошла с дистанции, дистанцию отменили. Но, на открывшейся новой, Соня строго следует первому и основному правилу, данному ей профессией раз и навсегда: никогда не останавливаться, сквозь пот, сквозь усталость, сквозь туман, из последних сил, шаг за шагом — вперед и вперед, вверх и вверх.

И вершина, рано или поздно окажется под тобой, а перед тобой — весь, пусть доступный только твоему взору, но от этого не менее прекрасный и удивительный мир.

Страна, взрастившая Соню и подобных ей, не выбиравших место и время для рождения; живущих в едином ритме со своей страной; не судящих, но растящих детей и сады, рухнув, оставила завет: принимать жизнь как данность, данную кем-то свыше раз и навсегда, неся ее, как знамя, вперед и вперед. Они не ведали храмов и дворцов, но им была ведома истина, — они любили все, к чему бы, или к кому бы им ни довелось прикоснуться самозабвенно и преданно.

 

7 Проснувшись поутру в другой стране, Соня не сразу осознала, что произошло. Какое-то время, продолжая жить по инерции, Соня пыталась весь свой предыдущий жизненный опыт осмысленно применять к новой реальности, меняющейся не по дням, а по часам. Профессия еще кормила ее, сад плодоносил, подрастали дети. Страна, хоть и поменяла название и границы, по-прежнему оставалась отечеством. И для тех, кто покинул ее, и для тех, кому бежать было некуда, да и незачем. В стране происходили бурные перемены.

Перемены потрясали до самых оснований, так, что иногда становилось непонятно где верх, где низ, где право, где лево. То, что казалось незыблемым, в одночасье превращалось в руины. Воспользовавшись смутой, власть в стране «прихватила» новая прослойка, объявив себя «новыми русскими». «Новые русские» выбрали для страны новый курс, при этом, не поинтересовавшись у большей части русских и не русских, хотят ли они следовать новым курсом.

Сама Соня была полноценным представителем российского народа, поскольку в ней перемешалось три крови: по одному деду она могла числиться коми-пермячкой, по другому — татаркой, по бабушкам одной и второй — русской. Впрочем, и это был не факт. Просто Соня уверена была в четырех фамилиях. И в пятой, которую она приняла, когда выходила замуж, и которую носили ее дети. И все пять фамилий, достоверно известно было Соне, верой и правдой служили отечеству, гордясь и своими делами, и своим происхождением, разделяя с отечеством и горести, и радости. Не могло быть для них хорошо, если в стране было плохо.

И не могло быть им плохо, если стране было хорошо. Они все жили в едином ритме со своей страной. И несли ответственность и за себя, и за страну, даже если и находились по разные стороны баррикад. «Раньше думай о родине, а потом о себе». «Новые русские» провозгласили, что необходимо сначала подумать о себе, а про родину как-то забыли вовсе, растаскивая ее, руша, уничтожая все лучшее на своем пути.

Народ объявили ленивым, бестолковым и никчемным, и интересовались им только в качестве «электората». А, себя любимых — талантливыми, умными и работящими, даже если, по существу, выходили на большую дорогу с обрезами, и попросту занимались грабежом, присваивая себе все то, что многими трудами не одного поколения кропотливо и любовно выстраивалось.

Поскольку Соня была полноценным представителем российского народа, его единокровной составляющей, то никак не могла согласиться с тем, что народ этот ленив, так как сама она всю жизнь работала, не покладая рук. Не могла она согласиться и с тем, что народ бестолков, поскольку все кто ее окружал с детства, стремились к знаниям, овладевали ими, и, как правило, имели или ремесло, или профессию.

И уж тем более, разговоры о никчемности российского народа вызывали у нее, мягко говоря, недоумение.

По ее разумению так могли рассуждать, только уж совсем необразованные, либо не очень здоровые, не осознающие себя индивидуумы, возжелавшие власти не только материальной, но и власти над душами, не понимая, что самая благодатная власть — это власть над самим собой. И только не владеющие собой стремятся овладевать чужими душами.

С Душою российского народа необходимо сотрудничать, партнерствовать, либо стать составляющей ее. Проблема же Сони в новой реальности, а поскольку, Соня отождествляла себя с российским народом и проблема народа тоже, по Сониному разумению, состояла в доверчивости, доходящей до наивности, в терпении, и в вере, не смотря ни на что, в светлое будущее.

Хотя, возможно, это была вовсе и не проблема, а мудрость. Ведь, так или иначе, долго ли коротко, но все точки расставлялись, времена менялись, менялись и правители. Россия продолжалась, шаг за шагом, через кровь, через пот, сквозь туман, не изменяя себе, храня в чистоте Душу, держась на наивных и верующих, восходила и восходит на новые, все ярче сияющие вершины. Россия — пристанище гениальных душ.

В России можно манипулировать сознанием, но невозможно манипулировать душами. С ними можно и нужно резонировать на одной частоте.

И мудр и прав будет тот правитель, который сумеет осознать и воспользоваться этой особенностью российского народа. Возможно, он должен быть поэтом, не обязательно пишущим стихи, но воспринимающим, чувствующим и осознающим ритмы.

 

8 Сойдя с дистанции, обусловленной канувшей в небытие страной и профессией, Соня вступила на иную стезю, обусловленную новой реальностью.

Необходимо было, несмотря на новые веяния, растить и учить детей, продолжать жить самой, по возможности активно. Новая реальность пришлась, в аккурат, на Сонин, еще не лучший, но уже приближающийся к таковому, женский возраст. Новая стезя, хоть и проглядывалась, но сквозь мглу, иногда такую плотную, что Соня не могла различить сквозь нее даже свою вытянутую руку. Сонина семья вынуждена была переменить место жительства. Муж метался между семьей и работой, которую он с трудом, пользуясь всевозможными ухищрениями, все-таки обрел в другом городе. На новом месте жительства Соню обступила беспросветная тьма.

Новая реальность, провозглашенная так стремительно, на поверку оказалась хаосом. Все, кто был способен думать прежде о себе, бросились делить народное достояние, кто нет, — сидели у разбитого корыта или метались в поисках хоть какого-нибудь хлеба насущного. Сладких пряников, возможно и хватило бы на всех, хотя бы до той поры покуда хаос вновь бы не стал самоорганизовываться, только те, кто имел к ним доступ, делиться ими уже не желали. И, объявив себя деловыми, тащили их под себя, неимоверно и немилосердно, прикрываясь новыми возможностями и новыми свободами.

Терпеливый российский народ взирал на все это действо, смахивающее на мародерство, сначала с недоумением, позже — с мудростью.

В основной своей массе, народ, если не знал, то уж точно чувствовал, что не существует никаких иных свобод, кроме одной, данной свыше раз и навсегда, великой и незыблемой Свободы выбора. И делая выбор, всякий раз, мы принимаем ответственность не только за каждый поступок, но и за каждое слово, мысль, чувство.

И, как и во все предыдущие времена перемен ли, режимов и прочих катаклизмов, интуитивно ли, осознанно ли, народ хранил свою Душу, зная, что времена переменятся обязательно, и кто-то должен, обязательно должен выращивать детей и сады! Соня была частицей своего народа. Поэтому, когда тьма обступила ее со всех сторон, Соня задумалась, как сохранить душу и вырастить при этом детей.

И поскольку, страна приказала долго жить, мама осталась в далеком леспромхозе, и до нее можно было дотянуться только сердцем, бабушка уже пребывала в мирах иных, друзей самих одолевала тьма и помощи, тем более света от них ждать не приходилось, Соня вдруг вспомнила о Боге.

 

9 Вначале это было Слово.

Слово, всплывшее на поверхность из глубин уютного и теплого леспромхозовского детства, хранимого мамой и бабушкой. Слово, произносимое ими не всуе, нет. Они произносили его в крайних случаях, когда надеяться уже больше было не на что, и не на кого. А надеяться было необходимо. В одиночку не мог существовать и Бог.

Вспомнила Соня и о бабушкиных словах: «Жить будешь долго и счастливо, Бог в тебе победил». И перед Соней предстало, внезапно, но отчетливо: вновь образовавшаяся страна, пребывая в младенческом состоянии, не в силах сама справится с одолевающей ее тьмой. Ей нужна была помощь. За ее неокрепшую младенческую Душу шла жестокая и непримиримая борьба. И помочь мог только Бог, только Свет. При одном условии: наличие доброй воли, продиктованной великой и единственной Свободой, Свободой выбора, данной Богом людям, поскольку сотворил Он их по своему образу и подобию. И без их согласия даже Он не мог вмешиваться в ход истории.

Но Бог никогда не оставлял Россию без присмотра. Может ли оставить, тем более позабыть своих детей любящий и заботливый Отец, даже отрекшихся и заблудших? И, Соня сказала: «Господи, помоги, войди в мою жизнь. Вернись в Россию».

Пусть и была ее наивная молитва каплей в море, песчинкой в пустыне, но ведь море составляют капли, а пустыню — песчинки. Соня была частицей своего народа, а значит и Сонина душа, была частицей народной Души. Души, вновь народившейся страны, которая отчаянно взывала о помощи. Многие дни, недели и месяцы повторяла Соня свою наивную молитву, ничего конкретного, в общем-то, не ожидая. Но от молитвы становилось тепло на сердце, появлялись надежда и смысл.

Соня теперь уже и не помнит, сколько прошло времени, прежде чем она осознала, что пространство и внутри нее, и снаружи непостижимым образом просветлело. После долгих мытарств, у мужа появилась постоянная, хорошо оплачиваемая работа, что было очень важно, так как он был единственным гарантом материального благополучия семьи. Дети получали хорошее образование, а Соню настигли стихи. Она не ждала их. А если о чем-нибудь и просила, то только о том, чтобы Бог указал ей ее место в новой реальности, высветлил дистанцию, в начале которой она пребывала.

Стихи, подобно профессии, выбрали Соню сами. Она не писала их, она их записывала, оформляла, как телеграммы, пропуская через себя каждый текст, подобно телетайпу. Иногда — легко и быстро, иногда — долго и мучительно. И тогда ей казалось, что стихотворение она записала не графитом или пастой, а кровью, своей кровью. Она помнила наизусть каждое свое стихотворение, и любила. Стихи были ее детьми, неважно в муках ли рожденными или легко и быстро, каждый ребенок был желанен, дорог, и любим.

Бог победил в Соне во второй раз. Сонины стихи ходили по рукам в качестве самиздата. На оформление книги не было средств. И куда бы только Соня не обращалась, в попытке — отдать, не отдавать уже становилось невозможным, отказа не было, но и ответа — тоже. Соня объясняла это обстоятельство ничем иным как продолжающейся борьбой между светом и тьмой. Тьма вставляла палки в колеса. Но, Соня знала, раз Бог уже победил в ней два раза, победит и в третий. «Бог троицу любит». И стихи дойдут до тех, кому они предназначены, являясь, по существу, выраженными в словах частицами их собственных душ.

 

10 Бог побеждал и в стране. Его победа становилась все более очевидной. Страна понемногу приходила в себя. Пряники растащили окончательно, какую- то часть уже съели, другую умыкнули за пределы отечества, оставив черстветь в запредельных норах на черный день. И для некоторых «самых новых», именовавших теперь себя олигархами, черный день уже наступил. Другие, накушавшись, задумались, и, проявляя добрую волю, перестали тащить из отечества. Еще слабо, но уже явно, под видом благодетелей, возвращали народу крупицы его же достояния то в виде «не ухода» от налогов, то в виде металлической детской площадки. Народ, снисходительно посмеиваясь, радовался все же: «С паршивой овцы, хоть шерсти клок».

Но с экранов телевизоров все еще мутным взором надменно взирал бандит, отчего-то в одночасье ставший «героем нашего времени», а полки книжных магазинов ломились от всевозможного некачественного книжного продукта, востребованного якобы в больших количествах. Литераторы вяло и редко рассуждали о некой «массовой культуре», углубляясь при этом в дебри философии и филологии настолько, что сами же начинали там блуждать, не помня с чего и начинали, не говоря об итоге. Экономисты, оглядываясь на «запад», увязали в трясинах «свободного рынка». Политики, озадаченные поиском «национальной идеи», начисто позабыли о тех, ради кого, собственно, ломали копья.

Народу не нужны были дебри, трясины и впавшие в амнезию политики. А уж бандит в образе народного героя, тем более. Уж кто-кто, а бандит в народе во все времена был просто бандитом, а герой — героем. Народ всегда различал эти понятия, как бы, и кто бы, не пытался манипулировать его сознанием, и навязывать спрос на продукты «массовой культуры», подобно наркодельцам распространяющим дешевые наркотики.

Душой народа манипулировать было невозможно. Народ жаждал простоты и ясности, света и добра. Всего того, на чем держится, и длится жизнь. И, пока, бандиты разбирались друг с другом; литераторы блуждали в дебрях «массовой культуры»; экономисты утопали «в свободном рынке»; политики теряли память в поисках «национальной идеи», терпеливый и доверчивый российский народ, проявляя добрую волю, ежедневно, ежечасно, ежеминутно возвращал в Россию Бога. Проясняя взоры бандитов, показывая путь литераторам, извлекая экономистов из трясин, вводя в память политиков.

Устав ото лжи, от манипуляций сознанием, от претензий на его, народа Душу, многие тысячи Вер и Люб, Надь и Саш, Коль и Вов, Иванов да Марий, повторяли наивно, неумело, но настойчиво: «Господи, помоги, войди в мою жизнь. Вернись в Россию». Им необходимо было растить детей, им необходимо было растить сады.

Им нужна была страна, в которой они появились на свет, пусть изменившая название и границы, но от этого не переставшая быть отечеством. Страна взывала о помощи, и они помогали ей, продолжая работать, учиться, рожать, петь песни и писать стихи, помня заветное: нести жизнь, как знамя, вперед и вперед. Кто, если не они?

Тьма сдавала позиции. Это был еще не рассвет, но это были предутренние часы, очаровывающие жемчужным сиянием, предвосхищающие неотвратимый восход солнца.

В России наступал Новый год. Россия вышла на новую дистанцию, она не выбирала ее, а если о чем — то и просила, то только о том, чтобы Бог показал ей ее место в новой реальности. Россия начинала осознавать ритмы Вселенной. Бог побеждал в России дважды. Победит и в третий: «Бог троицу любит».

Об авторе: Галина Владимировна Томилова родилась на Урале в 1959г., с 1978 по 1995г.г. жила на Алтае близ Горно-Алтайска, работала геологом. С 1995г. и по сей день живет в Томске. Закончила Новосибирскую Академию государственной службы. Недолгое время работала в администрации Томской области.