Об авторе: Башкиров Денис Викторович, псевдоним — Гордиевский, русский, родился в г.Кишиневе.
Зоолог — специалист по особо опасным животным.
Занимался изучением и разведением персидских леопардов
и редкими видами крупных хищных птиц.
В последние годы работал в области биохимии в Институте Генетики АН.
Публиковался в газетах и журналах: «Днестр», «Коммунист», » Коммерсант», «Литературный Башкортостан», «Современная Литература», «Наше Поколение», «Южная Звезда» и других периодических изданиях
Денис Башкиров
ПРОЩАНИЕ С РЯБИНАМИ КИШИНЕВА
Три стиха и немного прозы
Меня напечатали в прессе,
Три стиха и немного прозы.
Старый друг мой умер в Одессе,
В объятиях туберкулеза.
А я в Петербурге хмуром,
Серебрю свою жизнь и брови.
Как-то ночью, быть может утром,
Мне приснилось, что я в …Молдове.
Все бегу по траве за другом,
Одуванчики не сминая…
И под солнцем, над жарким лугом,
Мы о том, что нас ждет, не знаем.
Вдруг застыли слова и звуки,
В даль открылась змея-тропинка.
Ну, вперед? Но упали в руки,
Капли теплые, с легкой горчинкой.
Летний дождь? Нет, проснулся…слезы.
Боже, как я хочу в Одессу.
Меня напечатали в прессе,
Три стиха …и немного прозы.
Соломенный город
Ты подарил мне соломенный город,
Спит он в руках у вечерних туманов,
Где-то в карманах семи океанов,
В странах, где царствует Осени холод.
В городе плачет танцующий замок,
Бродят по улицам сны и мечтанья.
Как же пуглив, но так нежен и ярок,
Свет звездных глаз из глубин мирозданья.
Ты подарил мне соломенный город,
Юности грустью покрытые крыши,
Ветер поет и его песню слышит,
Каждый, кто верует в то, что он молод.
В лунной бескрайности город проснется —
В книге дорог, на странице скитаний.
Знаю, что болью в душе отзовется,
Стук сердца города – тихий и дальний…
На вдохе…
На вдохе – жизнь, свет, радость…
Легкие шаги апреля.
И все, что вдали осталось,
И то, что излечит время.
На вдохе – сон молочая,
Связавший опять воедино:
Все то, что лежит у края,
И то, что неизмеримо.
На вдохе – шелест тревоги,
И память о том, как слепо
Споткнувшись об зов дороги,
В полях заблудилось небо…
Я верю: в руках заката,
Под гребнем волны прощанья
Вдохну все, что знал когда то…
…и затаю дыханье…
К минаретам Детства…
У дверей минаретов Детства,
Уставшие спят Драконы…
Я ночь получил в наследство,
И отломанный зуб короны,
Сапоги из болотной глины,
И сюртук из бумажной пряжи…
Шел я к Детству дорогой длинной,
Но меня не впустили Стражи.
На минаретах строгих —
Голос царит Рассвета…
Как в них взойти, убогим
Тем, кто не знает света?
Тем, кто во тьме кромешной,
Спрятался в юбках вьюги,
Ночь шьет колпак потешный
Из пряжи снегов… разлуки…
И дарит знак вересковый,
В ладонях дождя хрустальных…
А значит – вновь в путь мне новый,
В страну минаретов дальних…
Уголек, плывущий по реке и луна
Я уголек, плыву в реке,
Все в даль, все в даль…
А в небе тает вдалеке,
Луны фонарь…
И мне поет, в ночном пути,
Речной камыш…
Тепло огня в моей груди,
Зачем ты спишь?
На перекрестке меж миров —
— Вода, вода…
Луна летит в потоке снов…
— Скажи, куда?
Чайник кипит…
Чайник кипит, злится, ворчит —
В жарких объятьях плиты.
Чайник кипит –он говорит,
На всех языках воды.
А в доме луна, бьет зеркала,
На сотни осколков грез.
И занемог, и упал на порог —
Ослепший от слез мороз.
Где-то в дали, жгут фонари
Образы летних снов.
Где-то внутри, проснулись в груди –
Птицы забытых слов.
А чайник кипит, он неутомим,
В желании мне рассказать:
— Если ты жив, то кем-то любим,
И есть время – любить и…ждать!
Моя Коломбина
Моя Коломбина живет,
В мечтах из сигарного дыма,
И губ ее сладостный мед,
Пьет оперный бас из Берлина.
Бас толст и доволен собой,
Носит часы на цепочке.
И прячет в карман потайной,
Фото жены и двух дочек.
А в розах слились в синий лед,
Весенние слезы разлуки.
И ищет, никак не найдет,
Рассвет любви тонкие руки.
По ниточке зыбкой тепла —
Бежит он от зла и устоев.
В бездонную пропасть окна,
В страну старых книжных героев.
А в прядях персидских ковров,
Потеряны кольца и броши.
И змеи отравленных слов,
Скользят по улыбкам прохожих.
Внутри стекла
Внутри стекла путь близок и далек,
Мне внутрь стекла назначишь ты свиданье.
Внутри стекла мерцает огонек,
на тающем флагштоке ожиданья.
Внутри стекла,
я внутрь себя бегу —
Путем Алисы.
Сказочно и жутко,
В прозрачном заколдованном кругу —
Застыть лучом в недвижном промежутке.
Внутри тебя,
Стеклянные глаза,
Глядят на мир легко и отчужденно.
И лунным светом катится слеза,
В пылинке ночи, медленно и полно.
Внутри себя я вижу образ твой,
Блуждающий в зеркальном отраженье.
И внутрь стекла я помашу рукой,
Несбывшейся надежде на сближенье…
Не говорить по-французски…
Не говорить по-французски
И напротив,
Искать утешения плоти,
В старом добром бургундском…
Не говорить на английском
Напрасно,
Говорить о свободе прекрасной,
За шнапсом в плену арийском.
Не говорить по-фламандски,
Заранее,
Составить Гезам послание,
На сапожке испанском.
Но в объятьях доверчивой блузки,
Со сломанной красотою,
Запить, заболеть душою,
И вдруг зарыдать по-русски…
Прощание с рябинами Кишинева
Сквозь ночь, шум шагов
осторожных
Тумана. В дыханье рассвета
Привкус черешен дорожных,
С ароматом ушедшего лета.
Чувствуя горечь разлуки,
Странствую по воспоминаньям.
Улиц шершавые руки
Отвечают мягким касаньем.
И от радости ли, от надежды,
От предчувствия ли, раскаянья,
Рябина в красной одежде,
Как цыганка махнёт на прощанье…
Рождество
Ребенок спит,
У тихой колыбели,
Склонились ночь и месяц молодой.
А Млечный Путь сверкающей рукой,
Наполнил звездами аквариум купели.
Под Рождество,
Под долгий путь волхвов,
Под сонное дыхание рассвета.
Ребенок уплывает в царство снов,
На крыльях ангела, на паутинке света.
И звездные уходят корабли,
Из старой книги гавани. Под утро,
Пусть первый луч декабрьской зари,
Его окрестит ласково и мудро.