Андрей Клавдиевич Углицких: Журнал литературной критики и словесности
|
Блоги писателя А.Углицких:
|
Поэтическая этнокультурология. К 80-летию О.Поскрёбышева* Первые
Поскребышевские чтения
в Глазове
* Статья публикуется в соответствии с планом выполнения гранта РГНФ «Культурный феномен
российской провинции» (Номер проекта 10-04-80406
а/У) 26 мая
совместно с Глазовским пединститутом
им. В.Г. Короленко провели региональную научно-практическую
конференцию «Первые
Поскребышевские чтения». Это важное в культурной жизни
республики событие привлекло внимание наших ижевских гостей – верной
спутницы поэта Зои Ивановны Поскребышевой, ведущего критика-литературоведа
Удмуртии, члена Союза писателей России Зои Алексеевны Богомоловой,
замминистра национальной политики Удмуртской Республики
Ольги Викторовны Царегородцевой, встретивших в среде глазовской
интеллигенции добрый приём и одобривших
деятельность местных учёных, педагогов,
краеведов и сотрудников библиотек. Пленарное
заседание открылось уникальными кадрами
фотографий и авторским исполнением
стихотворений – записью выступления поэта
по Всесоюзному радио в цикле «Поэтическая
тетрадь». Вниманию
участников конференции было представлено
полтора десятка научных докладов, круглый
стол, выставки книг, презентация
биобиблиографического указателя «Олег
Поскрёбышев и Глазов», книжных новинок
издательства «Удмуртия», экскурсия в
институтский музей. Завершилась эта насыщенная программа
вечером воспоминаний «Мир полон встреч». На нём прозвучали
стихи и проза О.Поскрёбышева,
были показаны
редкие видеокадры и
презентации, блистал детский хор «Глазовчанка»,
виртуозно пела гармонь В.Трефилова… А
сколько искренних тёплых признаний и живых
трогательных воспоминаний друзей, коллег,
родственников поэта прозвучало в
литературной гостиной!.. З.А.Богомолова
и З.И.Поскрёбышева сделали нашей библиотеке
ценные книжные подарки. Мы с землёй навечно
связаны, Сращены – не
разорвёшь. О.Поскрёбышев О.Поскрёбышев
по сути своей краевед-универсал.
Он знает и чтит историю Удмуртии от седой
древности до реалий современности,
убедительны его поэтические изыскания по
географии и топонимике, он серьёзный
этнограф, компетентный специалист по
фольклористике, он
на «ты» с местной природой, талантливый
лингвист-переводчик и диалектолог,
сторонник народной педагогики -
словом профессиональный
этнокультуролог. Вечные
образы-символы и проблемы «добра и зла», «жизни
и смерти», «войны и мира», «света и тьмы», «отцов
и детей», «правды и лжи», «верности и
предательства», «чести», «долга», «совести»
выдержаны О.Поскрёбышевым в духе народных
традиций удмуртской концептосферы,
вмещающей в себя не абстрактную, а свою
«землю» («дорогу», «реки»,
«леса», «дом»), свой
«хлеб» и свои «песни».
И ещё собственные, поскрёбышевские
понятия-«маяки» - «посох», «конь», «птица», «труд». Этот
дух верности и любви к родному краю
струится из всех его произведений и,
завораживая, настигает, увлекает и
очаровывает читателя местной колористикой. «Старинный
удмуртский обычай», «Деревенский мой народ»,
«Лоскутное одеяло», «Перепечи», «Отцовский
дом», «Удмуртский мёд»,
«Цветок золотой – италмас», «А кто мы»,
«Моя Удмуртия» - это только
некоторые заголовки регионоведческих
творений поэта. О.Поскрёбышев
патриотично славит не
только Родину Россию, он поэтизирует своё
Отечество-Удмуртию. Для него это не
абстрактная категория, не территория, не
местность, а родная
земля. Если б жизни мне
хватило По земле пойти пешком, Я весь край, родной и
милый, Обстучал бы посошком («Говорили прежде люди…») Или
Пускай ещё среди
лесных проплешин С медведем здесь
столкнёшься в двух шагах, Но этот край назвать
угом медвежьм Не повернётся твой
язык никак. Певецу
Удмуртии дороги «волны песен, шуток, смеха»,
«поля, и луга, и тропинки, и гулы, и звоны, и
тишь»… А вот к родникам, рекам, ручьям,
заводям, прудам, затонам его душа прикипела
особенно («Жить не чаял без реки…»).
Настоящий певец земли-кормилицы, что
зовётся в народе «мать-земля сырая», он настолько пропитан её
живительными соками, что родниковая
свежесть, речная прохлада, прибрежные
картины неизменны в его пейзажах. Невесть когда возник, Пробившись из
суглинка, Наш лепетун-родник, Серебряная спинка… Речка. А за речкой- За витьём излук- Есть и будет вечно Наш заречный луг…(«Речка») «Знают, помнят берега, Что одна у них река…» («Берега») С
бесконечной рекой по-особому торжественно
сравнивает поэт нашу речь в зеркально
отражающихся и взаимодополняющих
друг друга афоризмах:
«И текла и будет течь/ Наша реченька, как
речь» и «Ах, текла и будет течь,/
Словно речка, наша речь!» А
стихотворение «Река» - это философская
притча и гимн жизни!
На
«перекрёстке» трёх рек и родился поэт! И
себя, свой жизненный путь и личную судьбу он
символически соотносит с рекой, токами
которой живы природа, человек, семья: «Да и
сам я речкой в жизнь впадаю/ В самый что ни
есть кипучий стрежень». Его
растворённость в реалиях края,
причастность к судьбе «малой родины»
проявляется в топонимической конкретике,
поэтизации удмуртских
рек, деревень и дорог. Вот они, речки и
речушки – живительные артерии нашего края,
описанные поэтом: Пызеп, Сыга,
Вала, Подборенка, Тойма, Рожайка, Молодь,
Воложка… Исследование
«имени речки,
словно ласточки», сложилось в кружево ярких
и убедительных фонетических, сезонных,
цветовых и даже вкусовых
перепетий-открытий вариантов
поэтических этимологий топонима: Ой, речка, Позимь,
Позимь, Позимь!.. В названье-то земля и
озимь Корнями обнялись
легко. Одно словцо, а что
наделало – Перемешало с жёлтым
белое, Зелёным всё обволокло… Ой, речка, Позимь,
Позимь, Позимь!.. Хрустит словечко на
морозе И тает сахаром во рту. Одно словцо, а что
наделало – С зелёным породнило
белое, С ледком зазимок –
теплоту… Особенно,
кажется, повезло
Чепце. Это о ней такие разные поэтические
зарисовки: «Ах, Чепца, Чепца-река», «Сплав на
реке Чепце», «Медоносы у самой Чепцы..», «Над
Чепцой, где от звонких жалеек…», «На
вечерней Чепце», «Отражаясь в глубинах
Чепцы…», «Истоки», «Долгие проводы –
лишние слёзы…», «Цветы на больничном окне»…
Это о ней задушевно-мудрые строки: По моему ль по краю
вечно Журчит Чепца, звенит
струёй. И что за родина без
речки. Без луговины над рекой! Писал
поэт и о городах, о Глазове, но карта
Удмуртии для него прежде всего в «именах»
деревень: Игра, Чепца, Омутница, Соловьи,
Кильмезь, Липовка, Полом и, конечно, Бани. Названье
Липовка вызвало у поэта
череду исторических
и звуковых ассоциаций: А было вот так – Ох, лихо ты, лихо!- Из лычка кушак, И лапти из лыка… История другой
деревни в – диптихе «Село Полом» и «Поломский
хор». «Обстучал
посошком» О.
Поскрёбышев и свою родную
деревню Бани
на печально знаменитой Сибирской дороге. Вот
как повествует он о ней в очерке «Завтра
стучится в дверь»: «Давно стоит деревня на
этом месте, а сколько – никто не знает. Как
упавший на место камень обрастает мхом,
обросла она легендами… Многое перевидали в
прошлом Бани. Здесь прогнали почти всех
декабристов, а позднее А.И.Герцена и Ф.М.Достоевского.
Сибирский тракт был напряжённо гудящей
артерией России». Очеркист
опирается на предание о том, что при
Екатерине II на
окраинах удмуртских и русских сёл,
окаймляющих путь ссыльных и каторжан,
строились «чёрные» бани. С тех давних пор
его родная деревня и носит своё название. Родная
деревня и Сибирский тракт описаны О.Поскрёбышевым
и поэтическим слогом: Моя деревня - Как будто что в нём, В таком названье?! …А путь змеится, А пыль клубится – Ой, многих гонит В Сибирь царица… А ранним утром Опять дорога К безмолвным рудам, К немым острогам… Эта
дорога – «трудный путь» скорби и невзгод
фигурирует и в литературно-краеведческих
стихотворениях поэта
о ссыльных писателях: «Радищев.
Ночлег у удмурта», «Ф.М.Д»,
«Баллада о печной трубе». Такая открывалась даль и ширь! Но вот – гляди: Деревня Омутница,- А главный омут впереди – Сибирь. Бреди звенящим трактом под
конвоем, С плакучей вьюгой перемерь весь
путь И-каторжник, Изгой среди изгоя- В том омуте сумей не утонуть. Характерны
авторские сноски-примечания к
краеведческим зарисовкам. Так один из
комментариев сделан прямо к заголовку
стихотворения: Ф.М.Д.* Под Глазовом, В деревне Омутница, В забытой богом
вятской стороне. Он вырезал – Не в силах сном
забыться – Свои инициалы на стене… *«По
дороге на каторгу в Сибирь Ф.М.Достоевский
ночевал в дер. Омутница (ныне Глазовского
района Удмуртской АССР). На стене избы, где
он останавливался, писатель вырезал свои
инициалы. (Прим. автора)» «Балладу о
печной трубе» поэт сопроводил сноской к
финальным строчкам: …И уже сквозь мрак и серость Вперекор недоле злой В первый раз ясней смотрелось, Дальше виделось впервой. Обжигала грудь отвага, Первый ропот возникал, И в душе рождалась тяга К дальним-дальним огонькам…* Примечание
О.А.Поскрёбышева гласит: * «В.Г.Короленко в
рассказе «Огоньки»
символически повествует о притягательной
силе огней, мерцающих в ночной мгле.
Концовка рассказа проникнута верой в
достижение далёкой, но светлой цели». Символ
света (света звёзд, глаз, огня, солнца, зари,
рассвета) очень близок был и самому поэту,
по-короленковски оптимистически
убеждённому, что «у нас от счастья все ключи/
И крылья за плечами»(«Какое это счастье…»). Что ни возьми
из поскрёбышевского – все о «белом свете»:
«Все светло, да как светло-то». Всюду явная
или скрытая борьба света с тьмой
и добра со злом. «Глазам теперь
невмоготу, когда они без света долго…», «Едва-едва
зари лоскут», «Вон за буграми/ Заря багряна»,
«Сердце, как факел во мгле/ гордо горело», «А
всего и было: света пятна», «Солнце в небе
утверждало власть»… И солнцеворот,
и «Течёт река, вся состоя из света», и «Качу
по рельсам-солнечным лучам», и «светлым
светла зимы российской ширь», и золото
италмаса, и живое пламя кипрея, и белеющая
белизна берёзы, и наблюдение: В
мире от Родины –ясно И
от берёзки светло. Как
же в мире поэта безмерно светло! Вешний
день высок и лучезарен, Льётся
свет без меры и помех. Солнце
землю, словно девку парень, Обнимает
на виду у всех… Зло и чернота
противопоставлены душевному богатству и
свету в стихотворении «Два портрета». И
естественно такое вот восприятие своей
малой родины в российском масштабе: Удмуртия, жаркой кровинкой Ты в сердце России
горишь. А о своей миссии поэт пишет
так, словно перекликается с толстовской
установкой «Надо не светиться, а быть
светлым»: Я
по крутым ступеням строк В
подвалы душ людских спускаюсь: Людскою
мыслью жгу висок, Людской
судьбой свечусь и маюсь. Или: Если
будет от стужи вам зябко, И
в лицо снеговей зарычит, Вспыхну
хвороста жаркой охапкой И
поленом истаю в печи… И
неслучайно заветное откровение того, кто
пренебрегая смертью «светится и светит»: «И
душа обомрёт от желания/ Солнце обликом
повторить». Вчитываясь
в поскрёбышевские строки в эти юбилейные
дни, я поймала себя на одном наблюдении: нет
у автора политических призывов, ура-патриотизма,
воинствующего атеизма, столь характерных
для людей его поколения, непременных в
литературе советской эпохи. Вечные
духовные и нравственные ценности,
собственная совесть были для О.Поскрёбышева
таким же камертоном в жизни, как и для
беспартийного В.Короленко, как и для
простого читателя, которому важны не
лозунги, а как писал сам поэт «лишь правда
сердцу дорога». По
воспоминанию старейшего врача Глазова
Зинаиды Павловны Зориной, учившейся вместе
с супругой О.А.Поскрёбышева в Ижевском
мединституте, поэт в 60-70-е годы очень часто
приезжал в Глазов и обязательно
выступал в медсанчасти. «Это
мой самый любимый поэт!- оживлённо говорит З.П.Зорина.
– Да и у всего коллектива глазовских
медиков он был самым уважаемым и духовно
близким автором. Он
нам читал: Я
ваш посох – смелей опирайтесь, Ваш
носильщик – давайте свой груз… Мне
такое не в тягость, а в радость – Я
на вас быть похожим учусь. Ведь
у него стихи не для партийных собраний, а на
каждый жизненный случай, поэзия – обо всём
важном. У него даже
берёзы «светло» стоящие, «как сёстры
милосердия»… Прочитайте его стихотворения
«Разговор со своим сердцем», «Что это было
со мной?» «Чужое
счастье Мне
глаз не застит; Лишь
боль чужая Всё
жить мешает» - это
слова Народного Поэта. Он
был настоящей поддержкой и просто
врачевателем наших душ.
Мы
часто проводили поэтические вечера, и
всегда добрые и
мудрые книги О.Поскрёбышева были нашими
лучшими помощниками! Целую машину книг
своей библиотеки и подборку сборников
стихов с автографами О.Поскрёбышева я
подарила в Глазовскую районную библиотеку.
Надеюсь, слово поэта, мечтавшего «живым
лицом, живой душой глядеть из строчек»,
востребовано и сегодня среди читателей». Держу
в руках зоринский экземпляр «Жизнью всё
было», вижу сделанные ей или её мужем
Виктором Стефановичем многочисленные
пометы. Вот одна из них, явно созвучная этим
сердечным, отзывчивым людям, строчки словно
о каждом из них самих: И
боль чужая пусть разит меня, Пусть
никуда мне от неё не деться И
так томиться ею, Словно
я – Сплошное
человеческое сердце. И
точно проходит «радуга меж двух сердец» -
вся их жизнь, созвучная трогательным
откровениям Олега Алексеевича…
Впрочем, так и было замыслено самим
поэтом: Что
значит «я» в стихах моих?.. Мне
для строки живучей важен Миг
жизни (Мой
иль чей-то миг), Порыв
души (Моей
иль вашей)… Преподнося
на Первых Поскрёбышевских чтениях в
подарок Зое Алексеевне книгу «Наше
культурное достояние», где имя её супруга
занимает достойное место, я поделилась
впечатлениями от общения с поэтом.
Вспоминая
творческие встречи с Олегом
Алексеевичем (в «Так
и было, что когда-то Над туманною Чепцой Жил он в ссылке – Бородатый, Рослый, Сильный, Молодой…»
Многие
годы изучая вместе со студентами жизнь и
творчество Короленко, я непременно
обращаюсь к этому произведению. А приобщая
будущих учителей-филологов к творчеству О.Поскрёбышева,
всегда читаю: Нет края, чтоб стал мне
милей и теплее… А вы, земляки, - вы мне
словно родня… Беду избедую и боль
изболею, Вы только чужим не
считайте меня… Пусть жизнь изойдёт и
останется в были. Пусть краски погаснут,
согрев без огня…- До самой той грани,
пока не забыли,- Вы только чужим не
считайте меня! И
как отклик на эти строки однажды на занятии
литературно-краеведеского спецсеминара в
буквальном смысле ожили
страницы поскрёбышевского рассказа об
институтской поре: о преподавателе Ирме
Эммануиловне Ротман, учившей меня
зарубежной литературе, и об одной из
сокурсниц писателя. Студентка-заочница
Аня Рылова рассказала: «Моя бабушка Ольга
Сергеевна Рылова училась на одном курсе с
Олегом Алексеевичем Поскрёбышевым. В нашей
семье это все знают по её рассказам. Она же
нам и поведала историю о том, как она
невольно помогла Олегу сдать экзамен по «западной»
литературе. В поскрёбышевском сборнике «Лоскутное
одеяло» рассказ про этот случай так и
назван именем моей бабушки «Оля Рылова». А
Наталья Кутергина привезла на занятие
старое фото, на котором её мама-школьница на
коллективном снимке с поэтом, её перебивает
Светлана Патракова: «До сих пор с
благодарностью помнят молодого
тогда педагога работавшие с ним в
Пужмезьской школе наши старейшие учителя Р.С.Щепина
и Б.И.Русских. Бережно хранящие память о
земляке, они организовали школьный музей».
Такие моменты делают для моих студентов О.Поскрёбышева
ещё ближе, понятнее и родней.
А я смотрю на своих студентов, слушаю их
и с гордостью думаю, что сегодня
наследие поэта в надёжных руках !
Наследие
О.А.Поскрёбышева – кладезь ценнейшей
информации о коллегах –
современных удмуртских авторах, с кем
он был особенно близок и
чьи стихи блистательно переводил (Н. Байтеряков, А.
Вотяков, В. Ившин,
В. Романов, Г.
Ходырев, С. Широбоков, Д. Яшин). Нерукотворным
памятником Ф.Васильеву,
Ашальчи Оки, Г.Красильникову стали
поэтические признания О.Поскрёбышева. Проблема
«поэт о поэте» заслуживает особого
внимания ведь в сфере творческого влияния
Олега Алексеевича были и остаются
глазовские авторы, унаследовавшие традиции
народного поэта Удмуртии – В.Захаров, Л.Смелков,
И.Фарушев, Н.Шагимарданов, А.Мартьянов,
А.Фомин, В.Мельм… По убеждению О.А.Поскрёбышева:
«Поэзия помогает человеку опираться на неё
сердцем и подниматься выше и выше – даже
выше себя дотягиваться до необъятных высот
и далей, утверждаться ещё запредельней. …
Причём не только увидеть себя в себе самом
помогает поэзия, но и постепенно, исподволь
творить в себе новый духовный облик,
несравнимо более сложный и глубокий, чем он
был прежде».
|
©2002. Designed by KlavdiiОбратная связь: klavdii@yandex.ru
|