Аркадий КУТИЛОВ (1940-1985)
«МОСКВА ПРИДУМАЕТ МЕНЯ»
* * *
Не пойму я тебя, иноверца,
наши взгляды давно разошлись.
Расстоянье от сердца до сердца –
может, час, может, целая жизнь…
Через чащу добра и порока,
сквозь уступки, пинки и тычки…
…А прямая до сердца дорога –
не длиннее вот этой строки.
Ты
Кем-то в жизнь ты неласково брошена…
Безотцовщиной звали в селе…
Откопал я тебя, как картошину,
в чуть прохладной сибирской земле.
Я впустил тебя в душу погреться,
но любовь залетела вослед…
не смогу и за тысячу лет.
В семье
В семье
значение всех событий
приобретает особый стиль:
погиб «Титаник»;
родился Витя;
зелёный чайник снесли в утиль…
Война в Камбодже;
сосед буянит;
украли сумочку у жены…
«Титаник» жалко,
и жалко чайник…
масштабы
упрощены.
Война
Есть я, есть ты в зелёном кимоно,
и телевизор смотрит диким глазом…
Я не люблю военное кино:
там всё не так, как в дедовых рассказах.
Я скромный зритель, тютя и губан.
Не для меня твоей причёски грива.
Тебе нужней экранный горлопан,
который «умер» точно и красиво.
Он после съёмок бросится в такси,
ты в мыслях сядешь рядом на сиденье…
И вот тогда – о господи, спаси! –
мне так нужны войны цветные тени!..
И я взовьюсь, как утка на лету –
трофей твоей добычливой охоты.
Вот пусть тогда распорют темноту
брюхатые десантом самолёты!
Пусть бомбы сядут к праздничным столам,
пусть взрыв-букет цветёт в руках у смерти.
Лежит кругом людей кровавый хлам,
и хлопья пепла носятся, как черти!..
…Я не люблю военное кино!
Люблю тебя в зелёном кимоно!
Ревную дико, тупо, ослеплённо!
Люблю тебя в проклятии зелёном!..
…Зачем ты смотришь в чёрное окно?!
* * *
Ты брошена, разбита, искорёжена,
над письмами закончился твой пост.
Душа твоя в конвертики уложена
и злобой перетянута внахлёст.
Ты волосы болванишь чуть не наголо, –
смотрите, мол, а мне на вас плевать!
Ты стала узколицая и наглая,
слова твои – всё «мать» да «перемать»…
Ты брошена, судьба – сплошные дыры,
и голос недоверием изрыт.
Старушка из семнадцатой квартиры –
«Хороших не бросают!» – говорит.
Ребёнка незаконного, внебрачного
таскаешь контрабандой под плащом…
А пошлина давно уже уплачена
бессонницей, слезами и дождём.
Ты брошена, ты, значит, нехорошая.
Ты брошена, как камушек со скал.
Ты брошена и сплетней припорошена…
А я как раз такую и искал.
МОЙ ДЕНЬ
В этот день я не знаю ни границ, ни оков,
даже Смерти кричу: «Эй, мадам, будь здорова!..»
В этот день мне плевать на когорту врагов –
от швейцара Никиты до министра Петрова.
Не медведь, не змея, не енот, не лиса, –
я такой Человек, что найдёте ли кроме-то!
Режу правду в глаза, крою матом туза,
не пугаюсь часов и коварных барометров.
В этот день я бросаю любые дела.
Пусть отделы зарплат от убытков повесятся!
…Это день 32 числа
любого текущего месяца.
ВКЛАДЫШ К МОЕЙ ТРУДОВОЙ КНИЖКЕ
Вот я умру, и вдруг оно заплачет,
шальное племя пьяниц и бродяг…
…Я был попом, – а это что-то значит!
Я был комсоргом, – тоже не пустяк!
Я был мастак с багром носиться в дыме.
Я с топором вгрызался в синий бор.
Я был рыбак, и где-то на Витиме
мой царь-таймень не пойман до сих пор.
Я был художник фирмы «Тети-мети».
Я под Смоленском пас чужих коров.
Я был корреспондентом в райгазете
и свёл в могилу двух редакторов.
Учил детей и им читал по книжке,
как стать вождём, диктатором Земли…
И через год чудесные мальчишки
мою квартиру весело сожгли!
Я был завклубом в маленьком посёлке.
Поставил драму «Адский карнавал»…
И мой герой, со сцены, из двустволки,
убил парторга. В зале. Наповал.
Бродягой был и укрывался небом.
Банкротом был – не смог себя убить…
Я был… был… был… И кем я только не был!
Самим собой?.. А как им надо быть?..
Любовь и долг
Звучи, мой стих, во храме и в овине!
Про верность долгу слушайте рассказ.
Он токарь был, она была графиня,
и вот судьба свела их глаз на глаз…
Шальная ночь гудела соловьями,
и месяц млел от призрачной тоски.
«Мне хорошо, – она сказала, – с вами!»
Он промолчал, лишь стиснул кулаки.
Она цвела заманчиво-жестоко,
её желал и мёртвый, и живой.
Но он был токарь, первоклассный токарь,
и секретарь ячейки цеховой!
Вуаль графиня скинула не глядя,
но он угрюм, как танковый завод.
Графиня рвёт с себя тугое платье,
но он угрюм… Графиня дальше рвёт.
Графиня бьётся, стонет, свирепеет
в почти предсмертной чувственной тоске.
Он членский взнос (четырнадцать копеек)
в кармане сжал до хруста в кулаке.
Графинин вид чертей ввергает в трепет!
Бог очумел от шёлковой возни!..
Сам Луначарский, вдруг явившись в небе,
ему вскричал: «Возьми её, возьми!»
Но он её окинул гордым глазом
и – «Нет! – сказал. – Хоть жгите на огне!»
Она лежала в стадии экстаза,
а он стоял немного в стороне.
Не сдался он, так чист и неповинен!
Бушуй, наш враг, от ярости бушуй!
Он токарь был,
она была графиня…
Он – просто токарь,
а она – буржуй!
* * *
Назло несчастьям и насилью,
чтоб зло исчахло наяву,
Земля придумала Россию,
а та – придумала Москву.
И вечно жить тебе, столица!
И, грешным делом, я хочу
стихом за звёзды уцепиться,
чтоб хлопнуть вечность по плечу.
Живу тревожным ожиданьем,
бессонно ямбами звеня…
Мой триумфальный день настанет:
Москва
придумает
меня!
Поэзия @ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ И СЛОВЕСНОСТИ. — №4. — апрель. — 2013.