Андрей Смолин: «В ПОИСКАХ ПУТИ»(Александр Цыганов, Виктор Плотников, Вячеслав Белков, Александр Драчев).Четыре книги «сорокалетних» вологодских писателей

Андрей Смолин

В ПОИСКАХ ПУТИ 

(Александр Цыганов, Виктор Плотников, Вячеслав Белков, Александр Драчев)

Четыре книги вологодских «сорокалетних» писателей

Литературные судьбы четырех вологодских писателей (имена назовем далее), о которых сейчас речь, складываются по-разному. Но есть в них много и общего. Впрочем, не мудрствуя лукаво, надо зачислить их в разряд «сорокалетних» «вологодской» школы современной литературы. Если, однако, нет возражений против условности определений, объясняющих литературный процесс по признакам времени и места, где он совершается. Нам же такая привязка к месту и времени нужна. Она позволит выявить различия и закономерности творческого становления одного поколения писателей.

Пока не столь очевидно, но внимательному наблюдателю заметно, что с начала 90-х годов влияние литературных «столиц» (будем относить к ним и города, где выходят «толстые» журналы) на провинцию значительно ослабло. Нет и «столичного» былого могущества в утверждении на Олимпе новоявленных соискателей. Писательская общественность на местах обрела возможность (чего добивалась давно) активно влиять на издательскую деятельность в своих регионах. Появились новые имена, которые в прежних условиях могли довольно долго оставаться в тени. Это в целом отрадное явление остается вне поля зрения критиков. Правда, и самих критиков среди литературной молодежи на местах все меньше и меньше.

В Вологде, к сожалению, отмечается та же тенденция. За последние пять лет здесь издано около тридцати первых или вторых книжек литераторов молодого и среднего поколения, то есть, для любого, даже начинающего, обозревателя литературной жизни здесь непочатый край работы. Ан нет, критиков не видно, не слышно. Время от времени сами писатели берутся за рецензирование, но это, согласитесь, не совсем их дело. К тому же местная периодика практически отвернулась от текущей литературы. Таким образом, получается, что литературный процесс в провинции обеднел, даже искажен, как в кривом зеркале. Еще хуже другое: выходят настоящие, талантливые произведения, а о них мало кто знает. Читатель остается в неведении. Виной тому не только мизерные подчас тиражи, но и тенденция, отмеченная выше.

Вот и писатели, которых мы довольно смело загнали в одну «обойму» (надеюсь, они меня простят), не страдают от чрезмерного критического пригляда. Наоборот, практически ни одному из них не довелось увидеть разбора не только всего своего творчества, но и отдельных сборников. Не буду утверждать, что разом исправлю эту нелепость. Но и от желания поговорить об одной лишь из книг каждого отказаться не могу.

1

Итак, имя первое: Александр Цыганов. Представляется, что ныне это один из самых активных писателей среднего поколения не только на Вологодчине, но и всей отчизне. Уже пятилетку практически каждый год выдает он на-гора по сборнику прозы. Не всегда это переиздания, хотя и такое случается. Более того, этот вологодский прозаик взял, кажется, за правило каждый квартал (даже и чаще) появляться на страницах периодики с очередной новинкой. Хорошее, надо сказать, правило. Оно заставляет быть всегда в форме.

Сейчас произнесу нечто крамольное. Никогда не являлся сторонником раздачи авансов, но тут внутренне готов обмолвиться: судя по всему, «вологодская» школа обрела настоящего лидера в своем среднем поколении. Предвижу много возражений. И вправду, нельзя количественные показатели ставить превыше качественных, хотя у прозаиков без одного не бывает и другого. И литература — не спорт! Пьедестала тут не установишь, победителя не огласишь. Впрочем, порой появляется необходимость выявить самого успешно работающего на данный момент. Ну, хотя бы для премии. (В былые времена их в области было несколько, а сейчас — ни одной. Вот бы было прекрасно, если какой-нибудь гигант по примеру «ЛогоВаза» — у нас в области таким является «Северсталь” в Череповце — учредил областную премию! Кто сегодня хуже писателей обеспечен материально?). Конечно, в литературной жизни лидер (особенно на областном уровне), помимо чисто творческих достижений, должен обладать и нравственным авторитетом. Этого у А.Цыганова не отнять. Думаю, что со временем ему скажут спасибо многие из молодых за кропотливое, мудрое наставничество.

Честно сказать, пришлось довольно долго размышлять о том, какой из сборников А.Цыганова взять для обзора. И как-то незаметно мои симпатии вновь обратились к его московской книжке «Ясны очи», вышедшей в «Молодой гвардии в 1991-м году.

Скорее всего, А.Цыганов будет со мной спорить, но возьмусь утверждать, что пока «Ясны очи» — лучшая книга писателя. Смелость такого утверждения не означает, что оно истинно Очевидным достоинством этого сборника является то, что, он издан в Москве.

Как театр начинается с вешалки, так и книга — с обложки. Не в укор, а скорее на заметку издателям на местах (сужу, конечно, по Вологде, но тенденция, очевидно, общая) можно заметить, что нынешний самиздат — большинство книг в провинции рождается на свет Божий на средства меценатов или самих авторов — за версту отличается от продукции бывших государственных издательств. К слову, в Вологде как-то сразу обратили внимание на это печальное явление. Писательская общественность в меру сил способствовала тому, чтобы началось техническое обновление типографий области. А в отношении рукописей, предлагаемых к изданию, принято за правило, что они проходят обсуждение профессионалов. Отныне каждой рукописи придается хотя бы и общественный редактор из числа писателей, имеющих опыт издания своих произведений. И это уже дает свои результаты. Многие книги стали выглядеть вполне пристойно, иной раз, по качеству превосходя и столичные издания.

Еще раз прошу прощения за столь неожиданное отступление от темы. Но именно превосходно изданный сборник прозы А.Цыганова в свое время и заставил задуматься о проблемах книгопроизводсгва в области. Во всяком случае, какие-то соображения удалось опубликовать в местной печати, что, наверное, повлияло на улучшение ситуации.

Отступление — делу не помеха. И надо уже начать разговор и о творчестве А.Цыганова. Безусловно, «Ясные очи» его лучшая книга. Прозаический сборник вологодского прозаика сделан с очевидной любовью. Часто ли встретишь в издательской практике провинции, чтобы книга снабжалась предисловием и послесловием? Есть там и важные авторские откровения, мимо которых пройти нельзя, которые много нам объясняют. И не только то, почему А.Цыганов в свое время взялся за перо, но и те направления в творчестве, которые выбрал прозаик.

Обратим внимание на те слова, которые А.Цыганов взял да и выделил из своего предисловия: правда, сострадание, душа! Вырванные из контекста, они, при поверхностном взгляде, ничего не объясняют. А слова-то для этого прозаика ключевые. Не бросается он ими, а укрепляет себя, как подпорками. Вот названия лучших из первых рассказов Александра Цыганова: «За милую душу», «Земляки». «Во святой час», «Родные мои»… Какие теплые слова! Какие прекрасные понятия заключены в них! Сразу пахнет русской жизнью, деревенским духом, где было многое просто и ясно, где держалось все на человечности отношений, чего нельзя добиться, если окружают тебя совсем уж чужие и незнакомые, как в городе. Иной раз кажется, что в начале творческого пути вологодский прозаик был слишком благостен, не пытался даже замечать какие-то мерзости и горечи русской деревни, но разве сердцу прикажешь? Может быть, стремление к доброму и освященному традициями сельской жизни помогло писателю найти нравственный стержень не только в себе, но и в творчестве. Без сомнения, это так!

Пять лет назад, и сейчас снова ловлю себя на мысли, что при прочтении «Ясны очи» не делаешь сногсшибательных открытий, хотя и не известные ранее грани тоже приоткроешь. И при повторном чтении целостность восприятия остается почти такой же, как и при первом. В чем загадка? Ведь на дворе черт знает что творится, рухнуло многое из того, чем жили нынешние «сорокалетние» и, надо полагать, дорожили, а, читая А.Цыганова, как-то забываешь о плохом снова и снова попадая в атмосферу добра и сострадания, может быть, самых необходимых нам сегодня. Стоит ли лишать себя человеческого участия, сердечной доброты, семейного тепла, даже и не по своей вине? Вот Александр Цыганов убежден, что делать этого не стоит, ибо душа заболевает. Бесчувствие и страх рождает ненависть, доброта рождает только добро! Этот нравственный закон накрепко усвоен вологодским прозаиком.

Интересно посмотреть и за творческой эволюцией А.Цыганова. Вспомним, с чего он начинал? Лучшие из первых рассказов попали в разбираемую книгу. Можно сразу увидеть, что автор не стремился населить их множеством персонажей. Три, четыре, больше — редко. Не пытается писатель, и водить нас по белу свету, всячески заманивая в места знакомые, родные. В его первых произведениях много описательности, даже созерцательности. Это А.Цыганову было нужно тогда. Он пытался закрепить в себе, как на фотопленке перед проявлением, что-то очень дорогое и близкое, будь то деревенское детство, солдатская служба или зеленое студенчество. Мне думается, именно тогда могло сложиться впечатление (о чем вспоминает Сергей Есин в послесловии к «Ясны очи», приводя мнение довольно известного литературного авторитета «о некотором несовершенстве писательской оптики у А.Цыганова), что вологодский прозаик не будет уж столь дерзким в постижении жизни, а ограничится вполне знакомым материалом. Опасения эти не подтвердились. Последние работы говорят о том, что писатель довольно далеко ушел от себя первоначального, все смелее вскрывая пласты жизни, ранее ему неведомые. Впрочем, это не означает, что он изменил себе или родной земле. Просто на место созерцательности пришли мудрость и понимание своей роли в окружающем мире.

Какие подходы нашел А.Цыганов в сборнике? Давайте посмотрим на это на примере двух повестей – «Одна забота» и «Отрядник». Если первая и тогда казалась прямолинейной, слишком простенькой, как газетный очерк, то и сегодня она читается примерно также. Пусть наполнена драматизмом история семьи Антона и Ангелины Кадиловых, но взгляд писателя на нее определен заранее. Есть пострадавший — Антон. Он и требует соучастия и сострадания. А вот Ангелина обречена быть «обвиненной» во всех грехах. Так, конечно в отношениях двоих бывает редко. Относительная неудача повести только подтверждает это. Понимаю, впрочем, почему автор решил включить эту повесть в сборник, во многом подводивший итоги первого этапа его литературного пути. Она по-своему была данью периода поисков новой дороги, которую писатель искал тогда. Он попытался дать свое объяснение определенной трагичности своих любимых деревенских героев, увидев их в городской среде непохожими на себя прежних.

Важно и то, что А.Цыганов в это время уже менял ориентиры в творчестве, что проявилось в повести «Отрядник». В этой работе автор сразу отказался от внешней занимательности, сосредоточив внимание на сложностях человеческих взаимоотношений, для чего привлек материал, хорошо ему знакомый по службе начальником отряда осужденных в глухой-глухой стороне Вологодчины, где, конечно, хватил лиха. И написал повесть, которую, уверен, никто бы не смог так написать на такой сложной фактуре. Почти о том пишет и Сергей Есин: «Сейчас трудно сравнивать «лагерные» сюжеты Александра Цыганова. После газетных публикаций, романа-репортажа (мое собственное, личное определение жанра) Габышева «Одлян», после откровений «Стройбата» С.Каледина, где строевая часть страшное тюрьмы, повесть Цыганова «Отрядник» и несколько рассказов могут показаться не столько крутыми, как ныне положено. Но я недаром чуть выше сказал о русском сердце, и если хотите, дорогой читатель, то о русской традиции в литературе. Она ведь всегда сосредотачивалась на духовном мире, на внутренних приключениях, на возвышении человека».

Да, да, именно так: все у А.Цыганова стоит на духовном мире и возвышении человека. Ну, где взять более благоприятный материал для антитезы «добро-зло», как на зоне? А писатель находит новую формулу: большее добро или меньшее добро. Согласитесь, это совсем другой принцип освоения материала. И он мог по-другому и не дать успешного выхода в творчестве. А вот вологодский прозаик добился успеха. К тому же, мы не должны забывать и об ином мотиве писательской работы. Однажды усвоив замечательную формулу В.Шукшина: «Будь человеком!», А.Цыганов уже никогда не отказывался от нее. Собственно, автор мог бы поставить ее девизом ко всему сборнику. Мне представляется, что повесть «Отрядник» вообще лучшая у А.Цыганова. Такого душевного накала, гармонии чувств, соответствия исполнения замыслу он в новых произведениях еще не достигал! Может быть, этот вывод скоропалителен, не совсем точен, но озвучить его надо. И скорее для самого писателя, чем для его читателей.

Так нужно ли было уходить так далеко, вспомнив «Ясны очи»? Сам писатель, думаю, уже давно забыл о ней. Он знает, что главная книга еще впереди. И кажется мне, что именно после этого сборника А.Цыганов взял новый разбег, начав писать философскую (или мистическую?) прозу. У другого бы это могло стать манерностью, даже данью моде, но еще в «Ясных очах» улавливались многие мотивы его новых рассказов и повестей. Они рождались под влиянием русской жизни, в которой много необъяснимого и загадочного. А что насчет его лидерства в своем поколении? Думаю, что А.Цыганов, верный высоким духовным обязательствам перед собой, не думает ни о каком «лидерстве». Впрочем, недалек тот час, когда нынешние «сорокалетние» должны будут с достоинством занять позиции своих старших товарищей. А на это способны люди крепкие и мужественные.

Имя второго писателя, включенного в этот обзор, Виктор Плотников. У меня нет уверенности, что оно известно многим. Он только недавно выпустил свой первый сборник рассказов «Когда мы будем вместе» (Вологда, 1993), хотя собственно дебют в литературе был у него достаточно давно. По некоторым признакам можно говорить о том, что его первая книжка слишком задержалась.

Начало, впрочем, положено. «Когда мы будем вместе» оказалась при прочтении книгой интересной с той точки зрения, что разрозненные публикации литератора не могли никак сформировать устойчивого представления об его творческих возможностях. Иной раз брало сомнение, что В.Плотников нашел себя, складывалось впечатление, что он только-только нащупывает свою дорогу. Первая книга какие-то сомнения рассеяла. Не могу сказать, что писатель выступил состоявшимся мастером, но крепкая проза объемно раскрывает мысли и чаяния его. Сложилось впечатление, что автор, сложившийся традиционалист, будет, по всей видимости, следовать в своем творчестве принципам социального реализма (хочется ввести в оборот новый термин). Это позволит ему глубже всматриваться в современность, отыскивая в ее сложностях материал для своих произведений.

Пока известны только рассказы В.Плотникова. Видимо, к большим формам он на подходе. Но и на малом пространстве рассказа литератору удается довольно многое. В.Плотников предпочитает мелодраматические завязки, исследуя чаще ситуации неординарные, на грани жизни и смерти. Последнее слово произнесено не зря. Пожалуй, давно не приходилось встречать такого пытливого внимания к рубежу в жизни человека, за которым начинается вечность. Смертей в этой книжке даже чересчур, но, может быть, писатель и прав: чаще всего смерть родного или близкого проявляет в каждом из нас нечто потаенное, то, что тщательно скрывается в обычные дни. Может быть, впрочем, не стоило так часто щекотать нервы читателю, вышибать из него слезу. Скажем, в рассказе «Одиночество» можно бы показать и разведенную женщину, а не вдову, ведь женское одиночество чаще вызвано первой причиной, но не менее трагично, чем вдовство. По правде, говоря, ждешь другого окончания и во «Встрече», кстати, довольно шаблонном рассказе по сюжетным построениям: не видишь такой уж безысходности в жизни девушки Саши, чтобы так рано умирать ей не своей смертью… Писатель, конечно, «хозяин» судеб своих персонажей. Исправить тут ничего нельзя — книжка вышла в свет, но хотелось акцентировать внимание на таких вещах потому, что есть надежда, что автор, вернувшись к своему первому сборнику, что-то да переделает при переиздании.

Словом, мне не показалось, что успеха В.Плотников достигает тогда, когда излишне драматизирует жизнь. В лучших своих рассказах, таких, как «Дом для сирот», «Ванька», писатель идет по пути раскрытия социальных противоречий, напряжение произведения достигается за счет приличного знания автором жизненных проблем. Заметно, что у дебютанта есть определенное знание жизни, умение найти в ней типичное, но этого, согласитесь, не совсем достаточно для того, чтобы с уверенностью прогнозировать творческое развитие В.Плотникова. Пока он как бы в фарватере учителей реальных или духовных, но будем надеяться, что влияние их не погубит стремления писателя самостоятельно решать творческие задачи. Словом, считаю необходимым довести это новое имя до сведения читающей публики. Остается надеяться, что и сам Виктор Плотников даст новые поводы для встречи с ним.

Имя третье — Вячеслав Белков. Отдавая дань ему за многие годы работы в критике, мы смело можем предположить, что самому ему критического упоминания дожидаться пришлось бы долго. Тем более что он, как, пожалуй, никто из вологодских «сорокалетних», все время стремится разнообразить жанровую палитру своих сочинений, обращаясь, то к документалистике, то к литературному краеведению (требует разговора также и его популярная биография Н.М.Рубцова, вышедшая недавно в Вологде), то к чистой прозе, не забывая, впрочем, и про критическое осмысление текущей литературы. Словом, довольно редкое у писателей его поколения (во всяком случае, в Вологде) разнообразие творческой палитры, что заставляет обозревателя пребывать в некоторой растерянности: что же выбрать-то? И верно, остановиться на чем-то одном затруднительно, но волевым усилием наш взор падает и в этот раз на «Повесть о Вологде» (Вологда, 1991 год). Как видим, тоже книжечка давняя, но от этого не потерявшая привлекательности — она из разряда тех «вечных» книг, которые в Вологде можно будет переиздавать хоть каждый год. «Повесть о Вологде» конечно же, интересна не только вологжанам, но и всем умным и любознательным читателям.

Не раз приходилось говорить с автором по поводу этой книги. Не сразу мы сошлись во мнениях, к какому жанру ее следует отнести. Нам помог В.Чивилихин, который свою «Память» определил как роман-эссе. Но В.Белков «подталкивал» все в сторону Василия Ивановича Белова. Ведь у того есть несколько великолепных документальных повестей, не вполне, кстати, оцененных критикой. Но и тут не все получалось. Пришлось, в конце концов, определилось работу В.Белкова, как лирическую повесть-эссе.

Так что же такое «Повесть о Вологде»? Это признание в любви к любимой Вологде, ее людям, истории, будущему, улицам, паркам, домам, теням забытых предков, книгам, мостам, прудам, церквам, поэзии древнего города. Ряд этот можно продолжить до бесконечности. И то всего объять не удастся. Боюсь, что у читателя сложилось впечатление, будто бы речь идет об огромном фолианте, а повесть-то тонюсенькая, страничек на пятьдесят. Объемность повествованию придает умело выбранный жанр, позволяющий вместить… всю любовь, которая, известно, не знает границ.

Вот автор говорит: «Мне очень приятно говорить: «Я родился в Вологде». Говоря это, всякий раз испытываю гордость, не всегда, может, и уместную. Дело ведь не в том, где ты родился, а в том, в чем пригодился. Но трудно с собой совладать — горжусь, и все тут. Похожее чувство я часто испытывал в детстве, когда в удивительных наших сказках доходил до слов: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!». Хорошо, наверное, что с годами мы не всегда теряем способность различать запахи…».

А дальше? А дальше надо продолжать цитировать всю повесть. Или отложить ее совсем, ибо разве интересно про чужую жизнь, если есть своя, есть своя родина, свои родные, свои книги, свои площади и дома? Впрочем, отложить «Повесть о Вологде» не удается. Автор затягивает нас, все смелее и смелее переходя из одного времени в другое, затягивая в круговорот образов, мыслей, цитат, фантазий, исследовательских находок, стихов, прозы, и конечно, людей-вологжан и не только. И попав в этот круговорот, не знаешь вдруг, как из него выплыть, ибо, дойдя до конца повести, вдруг чувствуешь необходимость вернуться в ее начало или середину. А то еще захочется и поспорить с автором. Хотите пример? В своей повести В.Белков не раз возвращается к размышлениям о Времени. «Время — самая непостижимая вещь, и я люблю его больше всего на свете. Всякий раз, когда пытаюсь заглянуть в прошлое, передо мной встает невидимая стена…». Или: «Будущее в тысячу раз реальнее прошлого. Будущее будет, а прошлого уже нет, его уже никто никогда не потрогает». Или: «Никогда не пытайся узнать все. Не запоминай номеров, фамилий, исторических дат. Когда узнал и запомнил — станет так грустно, как будто тебя обокрали». Продолжать? Вы со всем согласны? Нет, не удержусь, еще добавлю, хоть и перебрал с цитатами: «Чем же будет писатель доказывать свою правоту? Только талантом… Разве мы ищем правду факта? Мы ищем истину. Писатель завораживает нас. И, кажется, это удается тем верней, чем чаще он отступает от точного мертвого факта, от бытовой детали. Вся тайна заключена в сегодняшнем слове, а не в минувшем факте…». Иной раз кажется, что В.Белков перегрузил повесть своими маленькими открытиями, ибо их так много, что другому бы из каждого такого открытия можно бы сделать по добротному очерк. Видимо, это так. Но думается, что писатель еще много-много всего оставил в черновиках. Не удивлюсь, если когда-нибудь увижу эту книжку толще раз в десять, а будет она уже называться не «Повесть…» а «Роман о Вологде». Честно говоря, В.Белков настроил меня на это своими новыми работами, где он по-прежнему охотно делился своими открытиями, которые равнодушному взгляду просто недоступны.

А ведь у этой книжечки есть и вторая часть – «Сто историй о Рубцове». В ней большие очерки о находках и исследованиях, связанных с жизнью и творчеством поэта Николая Михайловича Рубцова, а также миниатюрки — стихотворения в прозе! — тоже посвященные ему. Автор, правда, все время дополняет их, ибо не устает добывать все новые и новые факты из жизни замечательного русского поэта. И только поэтому нет сегодня большого смысла поговорить о них подробно. Но не случайно и то, что именно этот раздел В.Белков включил в «Повесть о Вологде». Ему крайне важно только на одном примере Н.Рубцова убедить сомневающихся, что вологодская земля и город Вологда удивительно богаты талантами, что именно здесь русский дух, может быть, пахнет сильнее, гуще… Впрочем, мы не будем и другим русским городам отказывать в этом праве, но там, конечно, есть свои писатели, которые и должны написать повести о них. Вячеслав Белков о них уже не напишет, ибо в отношении Вологды он — однолюб: «Мы живы, пока о нас помнят. И как бы мне хотелось охватить памятью все минувшие поколения моих предков, все события вологодской городской истории. Но этих событий так много, что даже во время короткой прогулки по городу они переполняют взгляд и сосуды памяти…». Что тут можно добавить? Собственно, а что я пытаюсь доказать? К чему призвать? Только ли к внимательному прочтению этой небольшой повести? Нет, это само собой разумеется. А захотелось мне вдруг, чтобы, сбросив груз повседневных забот, мы однажды по новому увидели все вокруг. Зачем? Чтобы осознать, что около нас так много прекрасного, загадочного, что жизни каждого из нас не хватит, чтобы все понять и запомнить, чтобы по-новому полюбить свой уголок земли и его людей. Меня не покидает эта мысль всякий раз, когда берусь вновь углубиться в круговорот «Повести о Вологде». И, наверное, не только я так думаю. А значит, писатель достиг результата, добился успеха. Читатель вправе разделить его!

Достаточно хорошо зная творчество В.Белкова, я одно время предполагал, что он находится на творческом перепутье. Он и сам пытался убедить меня в этом, размышляя о некоторых тайнах своего творческого метода в беседах со мной. Кажется, что мы блуждали в трех соснах. Даже если Вячеслав и «разгадает тайну прозы», как он однажды отозвался о своей работе, даже если он снова вернется к уже наработанным принципам в «Повести о Вологде». Это не будет возвращение по существу, а совсем новый виток, который таит много загадок. Мне сейчас не дано знать, что из этого получится. Как, впрочем, и самому Вячеславу Белкову…

Александр Драчев из разбираемых сегодня авторов, является, пожалуй, самым загадочным, таинственным писателем. Когда-то, уже давно, то есть более десяти лет назад, начав литературный путь, смело и неожиданно (для писателей его поколения) повестью «Умственные люди», он вдруг надолго исчезал из поля зрения читателей, публикуя лишь рассказы, хотя некоторые из них, например, «Нарисованный человек, «Паутина» свидетельствовали о том, что молодой писатель не сидит, сложа руки, а озабочен загадками мироздания, оставаясь верным уже опробованному в прозе материалу. Это и подтвердила книга «Сон» (Вологда, 1993), куда, кроме названных рассказов, вошла повесть «Идол в Ярокурове». Впрочем, слухи о ней давно ходили в писательской среде, было, кажется, несколько вариантов повести, но я читал только тот, который вошел в «Сон», и она мне показалась.

Добавим интриги, процитировав критика Василия Оботурова, который по поводу этой повести высказался так: «Странную повесть написал наш земляк, приглядитесь… А разве не странен наш мир, претерпевший за последний век невероятные превращения, и не странны люди, с ними смирившиеся, и до сих пор склоняющиеся то к бестолковому бунту, то к привычному смирению… Так или как-то иначе, по-своему думал Александр Драчев о превратностях жизни и личной и стадной, но в ощущении противоречивости расколотого мира и родилась повесть «Идол в Ярокурове»».

Странная повесть, невероятные превращения, бестолковый бунт, привычное смирение… и Бог его знает еще, что приходит на ум внимательному читателю А.Драчева не случайно. Писатель дает пищу для ума, хотя я бы не рискнул сказать, что как раз философская глубина повести всех удовлетворит. Даже наоборот, прошло совсем ничего после выхода книжки, а она уже покажется кому-то безнадежно устаревшей, ибо увидятся в ней приметы эпохи уже, как иной раз кажется, так далеко от нас отстоящей, что и возврата к ней быть не может. Или не должно! Однако не стоит разделять эту точку зрения. Повесть вологодчанина имеет глубокий подтекст, который еще предстоит разгадать.

Внешний сюжет «Идола в Ярокурове» вернет нас во времена, когда общество, еще, конечно, советское, занялось пересмотром отношений внутри себя. Общество, помнится, быстро дробилось на группы (пока еще не классы!) «демократов», «анархистов», «рыночников», «кооператоров», «ветеранов строя» и т.д. Не время говорить об этом сейчас. Так вот, А.Драчев спроецировал это беспорядочное «деление» общества, до этого скрепленного идеологией и принуждением к смирению, на провинцию, вовлекая нас в довольно типичный конфликт вокруг нового памятника Идолу, в котором, очевидно, без подсказки угадывается вождь всех времен и народов. Уже на одном этом материале повесть могла бы привлечь внимание, но А.Драчев решил еще добавить и довольно сильный бытовой материал, попытавшись в таком полифоническом построении произведения дать все-таки разъяснение своей позиции по целому ряду проблем современной жизни. Бытовая сторона повести написана уверенно, даже с небольшим форсом, что говорит о том, что автор с предметом разговора знаком не понаслышке и имеет собственные воззрения на проблему семьи и общества. Это уже само по себе достижение, большая удача писателя.

Но я больше думал о «странной» повести с другого бока и, кажется, в конце концов, определился с тем, что автор хотел бы стушевать, не выставлять на показ. Спрашивается: зачем в хорошую бытовую ситуацию насильно вталкивать этого монстра — Идола? Если можно было без него и обойтись! И ведь мы помним, что в русской литературе все эти «каменные гости» и «медные всадники» всегда появлялись там, где было нужно показать призрачность, хрупкость мира живых людей, а «памятники» как бы возвышались над толпой, заставляли ее трепетать. А.Драчев решился рассмотреть обратную ситуацию: а что будет, если толпа или часть ее попытается Идола скинуть, придет ли долгожданное освобождение от рабства идей и воззрений Идола? Как вообще люди смогут жить без Идола? Как они от него будут освобождаться?

Мы с начала повести ощущаем, что Идол знает все и про всех. А жители Ярокурова убеждены в том, что Идол может повлиять на судьбы каждого из них и всех вместе. Напряжение ситуации автор передает через напряжение между домочадцами Валентина Петровича, между ними и Чернорицким, между Чернорицким и Ваней… Все время не покидает ощущение, что А.Драчев варит ярокуровцев в кипящем котле ненависти. В жизни Ярокурова зреет гроза. И она разряжается… когда Ваня, совестливый, но не примирившийся с отцом в воззрениях на Идола, произносит: «Господи!». Одного обращения к Всевышнему оказалось достаточно, чтобы «в это мгновение резанула молния и кончик ее ударил прямо в грудь Идолу», а противоположный берег — город разделен рекой — начал «заполняться народом, пробудившимся, наконец, от почти кошмарного векового сна».

Да, в то время казалось, что достаточно удара молнии, чтобы русскому народу пробудиться от «кошмарного векового сна». Но жизнь, к сожалению, опровергла оптимизм писателя. На месте старого Идола появились новые, и конца им не видно. К сожалению, «идолизм» народа не удалось искоренить одним ударом молнии. Вера в Идола оказалась живучей, а как с ней бороться, думается, никто не знает. Кажется, пришло время, когда человек должен подняться в своих глазах как величина самоценная, но этого не происходит. Далек я от мысли, что А.Драчев своей повестью не успел за временем, скорее наоборот, эту повесть нужно еще читать и читать… А писатель, между тем, опять «скрылся» из поля зрения, пока ничего не опубликовав после своего «Сна». Может быть, он его перечитывает, чтобы еще что-то да додумать? Не будем мешать ему в этом!

Обратили ли вы внимание, что я и не пытался сравнивать между собой «сорокалетних» «вологодской школы». Конечно, между всеми разбираемыми писателями есть точки соприкосновения. Но при первом обобщении литературного пути каждого из них нужно было бы поискать различия, выявить несовпадения, особенности каждого, чтобы увидеть, что поколение «сорокалетних» движется в целом врассыпную, не пытаясь перейти дорогу друг другу. Думаю, что это и сделает его интересным и заметным для читателя.

 СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:

Андрей Петрович Смолин (1959) — литературный критик. Живет и работает в городе Вологде. Закончил Высшие Литературные Курсы при Литературном институте им.А.М.Горького (1999). Член Союза Писателей РФ