Алексей Полубота (Москва) «Необыкновенные приключения обыкновенной ветки». Сказка

Алексей ПОЛУБОТА (Москва)

Необыкновенные приключения обыкновенной ветки.   

Жила-была ветка. Довольно обычная. Если не считать того, что она росла на карликовой берёзе. Такие причудливо изогнутые деревья живут только на далёком-далёком севере, где восемь месяцев в году лежит снег.

Зимой ветка почти всё время спала, вздрагивая и качаясь от прикосновений колючих пальцев метели. Летом – зеленела маленькими всегда свежими листьями. Ими она перешёптывалась с растущими рядом подругами. Это было самое лучшее время! Солнце светило даже ночью. Особенно ветка любила тихие солнечные дожди. После них так весело было стряхивать сверкающие капли на проходящих по тропинке двуногих существ! Странные существа появлялись и тут же исчезали. Почти все они куда-то торопились и были неповоротливы из-за больших горбов на спинах. Однажды ветка услышала разговор двух присевших неподалёку сорок. Из него она узнала, что двуногих зовут людьми, и что где-то далеко, так далеко, что и за два часа не долететь, есть огромные серые скалы, в которых они живут. Между домами носятся сердитые неугомонные звери на круглых лапах. Звери то и дело рычат на бегу, а в темноте у них загораются страшные, слепящие глаза. Ветка с интересом прослушала разговор двух сорок, но не придала ему большого значения. Люди мало интересовали её. Они появлялись редко и казались совершенно безобидными существами. А кроме того, стоило ли верить таким болтливым птицам, как эти сороки?!

Ветка верила только в то, что видела сама. Надо сказать, что она росла посреди карликовой рощицы и поэтому думала, что нет ничего главнее и умнее на свете, чем такие же, как она берёзовые ветки. Только с ними можно было не спеша пошептаться о погоде, осудить прожорливых куропаток, поедающих весенние почки, или, прижавшись друг к дружке, защищаться от сильных холодных ветров. Правда, порой та или иная соседка пыталась заслонить от неё кусочек солнечного неба, и тогда надо было целыми месяцами, напрягая все силы, расти, чтобы оттолкнуть бесцеремонную подружку. Но что же делать – приходилось принимать жизнь такой, какая она есть.

Недалеко от ветки лежал большой чёрный валун. Он никогда не делал никому ничего плохого, но всё же многие его боялись и старались не расти в его сторону. Были ветки, которые считали, что все несчастья в их берёзовом мирке происходят из-за таких вот угрюмых валунов. На мхи и маленькие кустики черники, росшие на земле, ветка, как и её подружки, почти не обращала внимания. Они шептались так тихо, что невозможно было понять, о чём. Да и стоило ли вслушиваться в шёпот растений, которым никогда не дорасти даже до самой маленькой карликовой берёзки?

Возможно, ветка так и прожила бы до глубокой старости, не зная ничего, кроме своей рощицы, если бы однажды не прошёл небольшой дождь. Именно такие больше всего на свете любила ветка. Падающие с неба дождинки с тихим приятным шелестом освежали уставшие за день листочки. В нежно-голубом небе, выглядывая из-за облаков, светило мягкое ночное солнце. Дождь уже заканчивался, когда на тропинке послышались шаги.

«Что может быть лучше, — обрадовалась ветка, — сейчас кто-нибудь из двуногих заденет меня, и мы вместе полюбуемся сверкающими в воздухе солнечными каплями!»

Один из людей действительно задел ветку, и она осыпала его пригоршней водяных горошин.

— Проклятая ветка, — выругался человек, — растёт над самой тропинкой!

Он остановился и снял с пояса какую-то странную блестящую на конце палку. Ветка не знала, что палка называется топором и что ей запросто можно срубить самую большую из карликовых берёз. Однако от её острого блеска ей вдруг стало страшно и холодно, как бывает поздней осенью, когда воет ветер, а с неба льются потоки ледяной безжалостной воды. Человек взмахнул страшным предметом в воздухе, и ветку у самого её основания пронзила нестерпимая боль. На мгновение она потеряла сознание. А когда очнулась, не сразу поняла, почему лежит на сыром мху, а вокруг испуганно шепчутся те самые кустики черники, на которые она привыкла смотреть свысока. Может быть, ветер пригнул её к самой земле? Однако в рощице было тихо, и лишь лёгкий ветерок шелестел в верхушках деревьев. Новый приступ боли вернул ветке память. Она попыталась оттолкнуться от противного мха, чтобы снова оказаться на берёзке. Однако упругая сила, которую давало дерево, покинула её. Сколько ветка не напрягала своё искалеченное тело, ей не удалось даже пошевелиться. Ветка беззвучно заплакала от боли и отчаяния.

Между тем шаги людей становились всё тише и вскоре затихли совсем. Вместе с ними начало затихать и волнение в берёзовой рощице. Лишь некоторые деревья, те, что росли поближе к тропинке, ещё дрожали маленькими листьями от пережитого страха. Однако вскоре успокоились и они. И что удивительно, уцелевшие ветки почти не обращали внимания на попавшую в беду подругу. Как ни в чём не бывало, они нежились в лучах солнца, сверкая ещё не высохшими дождевыми каплями. Только одна из них, та, с которой несчастная ветка теснее всего обнималась во время зимних вьюг, и с которой больше всего приходилось спорить из-за солнечных лучей, только эта ветка, наклонившись к земле, прошептала несколько утешительных слов.

Отрубленной ветке было очень горько. Чем слабее становилась боль, тем сильнее мучила её обида на вчерашних подруг, равнодушных к её горю. Сначала она решила вовсе не разговаривать с ними. Однако молчать всё время она не могла. Ослабевшими, поникшими листьями ветка начала шептать о том, как тяжёло лежать без движения на сыром неуютном мху, как противно, когда заползает на тебя скользкий холодный слизняк или наглый жучок, отгрызающий кусочки коры. С каждым днём её шёпот становился всё тише и неразборчивей. Сначала росшие рядом ветки прислушивались к ней, но скоро это им надоело, и они стали делать вид, что ничего не слышат. Даже самая близкая подруга отвернулась от неё поближе к солнцу.

От безысходности ветка попыталась разговориться с черничными кустиками. Теми самыми, которые прежде считала недостойными внимания. «Всё-таки это тоже растения, — подумала она, — И у них даже есть листья. Пусть и совсем крохотные».

Однако кустики знали с каким пренебрежением относятся к ним берёзовые ветки. Поэтому они вовсе не горели желанием утешать одну из них, поневоле оказавшуюся вместе с ними на земле. К тому же в черничнике как раз наступила горячая пора созревания. Каждый кустик изо всех сил старался, чтобы именно на нём выросли самые крупные и вкусные ягоды. Ведь именно благодаря этим чёрно-синим бусинкам, которые любили и люди, и птицы, кустики считали себя самыми главными растениями в лесу. Стоило ли в такое важное время отвлекаться на какую-то отрубленную ветку?

А скоро и разговаривать стало нечем. Листья на ветке совсем завяли и свернулись в сухие сморщенные трубочки. Прошептать ими что-нибудь вразумительное было невозможно. Ветка окончательно замкнулась в себе.

Наступили чёрные дни. Ветка, которая и на ветку-то теперь была мало похожа, всё глубже утопала во мху. Смертельная сырость, прежде холодившая только её кору, понемногу проникала всё глубже и глубже, подбираясь к самой сердцевине. Всё чаще ветка впадала в безразличное забытьё, не замечая, идёт ли дождь, или светит солнце. Иногда, очнувшись, она видела над собой прежних подруг смеющихся в рассветных лучах. И тогда её охватывала бессильная ярость. Ей казалось, что ветки смеются над её искалеченным, отсыревшим телом, над сморщенной, изъеденной жуками корой. Как она мечтала в такие минуты стать той, срубившей её блестящей штукой в руках двуногого существа!

Постепенно она стала забывать, что когда-то росла на дереве. Больше всего она теперь любила зиму. Под толстым слоем снега было тепло, и не донимали назойливые насекомые. А главное, никто не смотрел на неё и не смеялся над её несчастьем. Самым мудрым существом в роще ей теперь казался старый валун. «Он больше других пережил, и больше других знает, — думала ветка, — потому и молчит всё время, как и я».

Так прошёл год, а может быть и все два. Однажды ветка очнулась тихой солнечной ночью. Только что прошёл дождь, и маленькие листочки на карликовых берёзах излучали влажное серо-золотое сияние. Что-то смутное шевельнулось в зачерствевшей душе бывшей ветки. «Кажется, когда-то я больше всего любила именно такие ночи», — подумала она. В этот миг невдалеке послышались человеческие шаги. Немало людей прошло мимо срубленной ветки, не замечая её. Она давно уже перестала обращать на них внимание. Однако в этот раз её охватило необъяснимое волнение.

Шедший по тропинке человек был добрым двуногим. Ему давно уже была нужна палка, чтобы сбивать дождевые капли с росших по краям тропинки деревьев и кустарников. Но ему не хотелось для этого делать больно живому дереву.

«Вот тебя-то я как раз и искал», — произнёс он, поднимая с земли отсыревшую ветку. Она не понимала его слов, однако от теплоты его рук, а, главное оттого, что в одно мгновение удалось избавиться от опостылевшего мха, ей вдруг стало так легко и радостно, как не бывало даже в детстве во время солнечных дождей.

Человек согнул ветку, проверяя её на прочность. Неожиданно в руке его оказался тот самый предмет, беспощадный блеск которого ветка запомнила на всю жизнь. Бедняжка хотела громко зашептать от страха. Однако шептать было нечем. Даже сморщенные листья-трубочки давно отвалились от неё. Остро заточенный топор несколько раз обрушился на ветку. Каждый раз она вздрагивала, ожидая, что сейчас её пронзит страшная боль. Но боли почти не было. Человек отрубил лишь тонкий подгнивший кончик и несколько боковых отростков. «Наверно, эти блестящие штуки бывают злыми и добрыми, как и люди, которые держат их в руках», — подумала ветка.

«Отличная палка», — сказал двуногий, осматривая, что у него получилось. Так ветка получила своё новое имя. А заодно – и хозяина.

Человек неторопливо пошёл по тропинке, время от времени ударяя палкой по мокрым берёзовым веткам. Сначала палке доставляло удовольствие хлестать предавших её соплеменниц. Ей даже хотелось, чтобы хозяин бил их посильнее. Однако скоро это занятие надоело ей.

Незаметно тропинка пошла в гору. Берёзок становилось всё меньше. Они, словно испуганные чем-то, всё ниже жались к земле. Зато, чем выше, тем больше попадалось могучих морщинистых валунов. Они возлежали на пышных мхах, как заколдованные, грозные звери. Палке, которая за всю жизнь видела только один небольшой валун, стало не по себе. «Кто бы мог подумать, что на свете так много этих угрюмых великанов. Наверно, от страха перед ними здешние берёзки не осмеливаются расти выше кустов иван-чая. Значит, мне ещё повезло, что я родилась в тихой берёзовой рощице», — размышляла она.

Так они оказались на самой вершине. Человек неожиданно закричал что-то радостное и зачем-то поднял руки вверх. А палка, не отрываясь, смотрела на открывшуюся перед ней картину. В прохладных лучах ночного солнца бесконечные сопки выгибали свои каменистые спины поближе к небу. На их склонах изумрудными островками теснились рощицы карликовых берёз. Между сопками загадочно желтели болота, и ещё сверкало что-то синее и весёлое, похожее на большую извилистую тропу. «Наверно, это река, о которой однажды рассказывали сороки. — Догадалась палка. — Так значит, она действительно существует, и на свете есть места, где можно днём и ночью пить чистую воду, не дожидаясь дождей».

Палку охватил безудержный восторг. Оказывается, мир был таким большим и необыкновенным! И никто из веток, там внизу в тесной рощице даже не догадывался об этом. И только она, единственная из них, увидела его таким, какой он есть на самом деле. Значит, что-то было в ней особенное, от чего двуногий обратил внимание именно на неё. Палка по-новому взглянула на человека. Да, теперь она была уверена, что люди – самые главные и умные существа на этой земле. Ведь они могут ходить, где им вздумается, могут срубать и поднимать берёзовые ветки, и без капли страха громко радоваться чему-то рядом с грозными валунами. Даже тот двуногий, который срубил её, казался теперь не таким злым. «Наверно, он тоже хотел, чтобы я, в конце концов, оказалась на вершине сопки», — подумала палка. Она решила верой и правдой служить своему хозяину.

Между тем тропинка начала постепенно спускаться вниз. Скоро палка услышала непонятный звук, отдалённо напоминающий шум дождя. Через минуту человек остановился. Сразу у его ног начиналось что-то невероятное. Вода могучим потоком мчалась по камням, подпрыгивала на них и закручивалась в стремительные пенистые воронки. Тут и там летели брызги, подрагивали испуганные прибрежные деревца. Над водой стоял рёв, который, казалось, не смог бы перекричать даже двуногий. Палка не сразу поняла, что это и есть та самая река, которой она любовалась на вершине сопки. За всю свою жизнь веткой она видела только маленькие весенние ручейки. Но от их журчания становилось тепло и радостно, а от шума реки зябкие мурашки пробегали по коре.

«Зачем мы пришли сюда? Надо подальше держаться от таких мест», — едва она успела это подумать, как двуногий окунул её в бурлящую воду. Непонятная яростная сила тут же начала вырывать палку из спасительных рук. Она еле-еле успела воткнуться в ледяной, противно шуршащий песок. На мгновение хозяин поднял её над потоком и тут же опустил опять. На этот раз её кончик больно ткнулся в какую-то корягу. Палка хотела уже только одного – снова лежать и тихо догнивать среди сырого, но такого спокойного мха. Вдруг сапог двуногого соскользнул с большого, обросшего водорослями валуна. Двуногий отчаянно взмахнул руками. Палка, забыв страх, нырнула в бушующую стремнину. Едва она успела зацепиться за камень на дне, как неимоверная тяжесть навалилась на неё. «Спасите!» – беззвучно закричала палка.

 

Минуту спустя они отдыхали на берегу. Двуногий, сняв с себя тяжёлый неуклюжий горб, сидел на мху. Из его рта маленькими облачками расползался густой едкий туман. Обессиленная палка лежала у его ног.

«Теперь я в долгу перед тобой, — говорил хозяин, обращаясь к ней, — если бы ты не удержала меня, я бы свалился в реку. И неизвестно, чем бы всё это кончилось».

Палка, конечно, не поняла ни слова. Но она и сама чувствовала, что оказала важную услугу хозяину, и от этого окончательно поверила в то, что она не такая, как все.

«Какая ещё из веток в нашей жалкой рощице может похвастаться тем, что не только перешла бурную реку, но и помогла это сделать двуногому?! Думала ли моя берёза, когда я маленьким листочком проклюнулась на шершавом стволе, как далеко пойдёт её дочь!» — примерно так размышляла палка.

Но вот, что странно, сколько ни убеждала она себя в том, как скучно расти на дереве, всё время в одном месте, ей хотелось снова увидеть свою рощу. И, пожалуй, в глубине души она не отказалась бы опять тихонько покачиваться на карликовой берёзке, радоваться солнечным дождям и перешёптываться с подругами о проплывающих облаках.

Человек нацепил на себя горб, и они пошли дальше. Немало ещё чудесного увидела палка во время их путешествия. Однажды с высокой скалы она посмотрела вниз и обомлела. Там внизу замерло снежно-голубое небо. Точно такое же, как вверху. Нет, пожалуй, оно было даже красивей. «Удивительно, на всём озере ни единой морщинки, — произнёс человек, — небо отражается в нём, как в зеркале».

В другом месте тропинка начала петлять среди зелёных великанов. Великаны были похожи на большие деревья. На них даже росли ветки. Но вместо листьев, ветки были покрыты зелёными иголками. Великаны совсем закрыли небо своими большими мохнатыми шапками. Палке даже на минуту показалось, что наступил вечер, хотя она и знала, что вечера в их края возвращаются только в самом конце лета. А однажды палка увидела несколько карликовых берёзок, которые росли прямо на скале, бесстрашно свешиваясь ветками в пропасть.

Наконец, человек остановился и достал из лежащего на земле горба небольшой свёрток. Он немного повозился с ним, и, через несколько минут в ловких руках двуногого свёрток превратился в большой зелёный валун. В этом валуне человек мог исчезать, когда ему вздумается, и из него же появляться. Палку он воткнул в землю рядом с ним. «Будешь моим верным сторожем», — сказал хозяин.

Тут палка увидела в его руках другую палку. Но только блестящую, синюю и без коры. Несмотря на то, что она была совсем маленькой, её блеск казался высокомерным. Вдруг синяя палка начала расти в руках человека и скоро стала выше самой высокой карликовой берёзки. Хозяин поднял её тонким концом вверх и ушёл к ручью, шумевшему неподалёку. Наша палка осталась одна. Сначала она даже обрадовалась тому, что можно отдохнуть в одиночестве и поразмыслить обо всём, что с ней произошло. Но скоро ей стало грустно. Слишком далеко была родная роща. Палка хотела рассказать росшим вокруг берёзовым веткам о своих приключениях, но вспомнила о том, что разучилась говорить. Ночное солнце склонилось к западным сопкам. С ручья беспокойными клочьями пополз туман. Палке стало совсем одиноко. Ей даже начало казаться, что хозяин никогда не вернётся.

Но он вернулся. И не сказал палке ни одного приветливого слова. Он теперь обращался к её синей сопернице, которую называл удочкой.

«Здорово ты поработала сегодня. – Сказал он ей — Особенно, когда на перекате рядом со старой сосной клюнула большая форель. Если бы не твой гибкий кончик, не видать мне добычи, как собственных ушей».

Человек поколдовал над кучей собранного им хвороста, и вскоре в тумане заколыхались алые языки пламени. Палка никогда не видела костра, но где-то в самой сердцевине её родилась смутная тревога. Ещё совсем молодой и зелёной она слышала рассказы старых веток о страшном огне, который много-много лет назад погубил почти всю их рощу. По словам старушек, этот огонь, словно ненасытный зверь, пожирал все деревья, которые попадались ему на пути. Не щадил он ни совсем молодых веток, ни даже престарелых пней.

Палка с ужасом смотрела, как языки костра поднимаются всё выше. Она почувствовала его горячее дыхание. Ей показалось, что огонь подкрадывается к ней. «Один прыжок – и я в его лапах», — замирая, подумала палка.

Но в этот миг двуногий начал сердито топать ногами на костёр. Тот недовольно заурчал, дохнул ему в лицо дымом, однако послушно отполз обратно. Да, воистину, двуногие были самые главные существа на свете, если им покорялся даже неукротимый огонь!

Палке стало немного спокойней. И всё-таки совсем успокоиться она не могла.

Каждый раз, когда двуногий подбрасывал новую порцию валежника, огонь взмывал вверх, и в его потрескивании ей чудились безответные крики о помощи. Всё-таки там в костре погибали очень похожие на неё существа.

«Хорошо, что я не такая, как все, и двуногий никогда не бросит меня на съедение огню», — как заклинание повторяла про себя палка.

Так прошёл день и ещё одна ночь. Человек то исчезал в своём валуне, то уходил с удочкой к ручью. Иногда он подолгу сидел у огня, глядя, как тот мечется, словно хищник в капкане. В такие минуты подвешенный над костром котелок затягивал протяжную, заунывную песню. Палка всё также стояла верным и бесполезным часовым на маленькой лесной опушке.

Под утро второй ночи человек вернулся очень уставшим. «Погода портиться, — сказал он, — рыба клюёт плохо. Пора возвращаться назад».

Погода действительно испортилась. Холодный, пронизывающий ветер гнал по небу низкие облака. Из них то и дело начинал сыпаться хлёсткий сердитый дождь.

«Перед дорогой надо хорошо выспаться, — сказал человек и тут он, наконец, посмотрел на палку, — надеюсь, ты снова будешь моей верной помощницей в пути». Палка, которая к этому времени уже научилась немного понимать человеческий язык, была выше семи карликовых берёз от счастья – наконец-то о ней вспомнили!

Ветер между тем становился всё злее. В какой-то момент, он дунул особенно сильно. Палка, не удержавшись на своей единственной ноге, свалилась на землю. Вместо дождя из туч пошёл мокрый, противный снег.

«Ну и дела, — сказал двуногий, вылезая из волшебного валуна, — надо скорей разводить костёр». Он очень замёрз и хотел согреться. Двуногий сгрёб весь хворост, какой нашёл на поляне. Спросонья он не узнал свою палку, лежащую на земле, и кинул её в общую кучу.

«Меня нельзя бросать в костёр, я не такая, как все», — кричала палка, но, конечно, хозяин не слышал её. Вскоре языки костра лизали нижние сухие ветки. С каждой минутой становилось жарче. Палка задыхалась от едкого дыма. Огонь подобрался к ней вплотную. Боль, ещё более страшная, чем от удара злого топора, начала рвать её на куски. Она, как и весь горевший с ней хворост, молила о пощаде, но двуногий, сидевший у костра даже не пошевелился, чтобы спасти её. Через пол часа только горстка остывающего пепла напоминала о том, что когда-то на земле жила ветка, которая стала палкой и возомнила себя особенной.

Двуногий, напившись горячего чая, стал собираться в дорогу. «А где же моя палка?! — воскликнул он. — Неужели я нечаянно кинул её в костёр? Жаль, хорошая была спутница». С этими словами он пошёл искать новую подходящую ветку.

Но всё-таки наша палка не умерла до конца. Её душа облачком дыма поднималась в небо. Она не жалела, что рассталась с землёй. «Стоит ли жалеть о мире, где даже самые главные и мудрые существа, предают своих друзей и бросают их в костёр, обрекая на страшные муки?!» – думала она.

Облачко хотело теперь только одного: перед тем, как оно окончательно развеется в небе, ещё раз увидеть родную рощу. И её желание исполнилось. Оно уцепилось за большое облако, которое как раз несло ветром в сторону её родных мест. Они проплыли над рощей так низко, что можно было разглядеть даже листочки на ветках. «Прощай, — родная роща, — прошептало облачко, — прощай навсегда».

Но, конечно, ветки не услышали её. Их сильно качало ветром, и они сердито шептались, когда он наклонял их слишком близко к земле.