Александр Фомин (Купавна, Московская обл.). Бисерово. Стихи.

Александр Фомин (Купавна, Московская обл.)

БИСЕРОВО 

И потихонечку куря, сварю себе на ужин

В кастрюльке чёрной каурдак из щучьих потрохов.

Евгений Курдаков

 

Ледник оставил здесь озёра, к себе на Север уползя,

А человека–фантазёра нашла заветная стезя

Гадать в мечтательной усмешке, какой большой его собрат

В какой такой великой спешке рассыпал бисер – не собрать?..

В тоске о предке исполине его потомок фантазёр

Блуждает, видно, и поныне по берегам его озёр.

Рыбак в подвязанной рубахе как белый парус над водой,

За ним, в одном руки замахе, сачок – притопленной фатой.

В нём рыбная бликует глыба, но ловщик непоколебим,

Ведь самая большая рыба ещё не выблеснена им.

Плавник замшелый еле тащит, а всё невестится пока –

Глаза белёсые таращит из–под воды на рыбака.

А он не ведает, что втуне утопнут все его труды,

Бросая золото латуни в прореху древнюю воды.

Терпения долга наука, но – брызнет бронзой чешуя,

Ударится о берег щука, блесну латунную жуя.

Бульон наваристый наужен… Уголья тормоша в золе,

Пора и предка ждать на ужин, последний ужин на земле,

И наблюдать восходы чисел в икринках меркнущего дня

И то, как собирает бисер большая чаячья родня.

Ледник вернётся из пустыни, гремя гирляндами оков,

Дохнёт на воду, и остынет уха из щучьих потрохов.

 

*** 

Светлой памяти любимого деда

Сабурова Исая Мартемьяновича…

 

Пока ещё закупорены токи,

что в нас от первых дней сотворены,

и слёзные безмолвствуют протоки,

и тайные ходы затворены –

протоки совести… Родительские реки

текут, пересекаются вдали.

Плывут по ним и далее – во веки

веков – по морю синему ладьи:

смурные, смоляные – воплощение

тяжёлых лет, и каждая течёт…

Течение приносит утешение

и холодит, и жжётся горячо.

И не помогут никакие доводы,

когда, сочась, как старая бадья,

на слёзные напросится на проводы

очередная грузная ладья.

 

Отмучился дедушка миленький мой

в последний день мая.

В последнее время смотрел он, родной,

на свет, не мигая.

В последнее время он весь был седой,

весь белый–пребелый…

Никак не уладишься с этой бедой,

Что ты ни делай.

 

Цветущая память на прошлого ложь

найдёт постепенно:

зияющий полдень затянется сплошь

сиреневой пеной.

Запахнет сиренью, и буду вдыхать,

по деду вздыхая,

и дедушка будет вдыхать и вздыхать,

благоухая.

 

А помнишь, четыре больших дурака

бока нам намяли?

И мы соответственно мяли бока,

старый да малый…

Очнулись в канаве, смеялись тишком

да кровью плевали,

а после дорогу пешком да пешком

полировали.

 

Шагали в Кулигу, где с давней поры

живут староверы,

где в чёрные брёвна стучат топоры

истинной веры…

 

– Ты, Саня, в бою не особо робей:

побои не насморк,

но только рукой – он учил меня. – бей

и чтобы не насмерть.

Рукой и не насмерть… И чтобы, гляди,

не сделать калекой:

кто знает, быть может, ему впереди

быть человеком?..

 

Кому–то такая душевная ширь

помнится за небыль.

Какой же мой дедушка был богатырь…

Таким же и мне быть!

 

***

Неужели опять раздерёмся,

Двое лучших друзей?

И опять меж собой разберёмся,

Что таких бы друзей да в музей.

Прадед твой – из казачьего войска,

Мой – из красных орлов.

Нами мирного свойства

До сих пор не подобрано слов.

Те слова золотые

На великом походе уже,

Подойдут – залатают

Не заросшие раны в душе.

Доведут до устройства

Двух горячих голов

Прадед мой из небесного войска,

Прадед твой из небесного войска

Пару ласковых слов.

 

***

Знаете ли вы Нину Исаевну? Каюсь,

Вы до сих пор ничего не узнали о ней.

Когда я волнуюсь, то я задыхаюсь, то я спотыкаюсь,

Но я попытаюсь вас познакомить с мамой моей.

 

Когда в чемодане – подобии колыбели –

Стареньком чемодане я надрывался, малой,

Ко мне наклонялись деревья – сосны и ели –

Песни шумели, слезясь умилённо смолой,

Душистой смолой уснащали меня шелестящие лапы,

И рос просмолённым, веселей становясь и смелей.

Были лапы и лапочки, лапы, конечно же, папы,

А лапочки точно маме принадлежали, ей…

 

Вот и оно, неуклюжее чувство сыновье,

Такое простое со всех неохватных сторон.

Мама, прости поведение сыну слоновье,

Ведь неплохое, искреннее животное слон.

Целую, мама, ручки твои, пока на бумаге,

Но ты же знаешь, я и живьём смогу.

Спешу, час неровен и глубоки овраги,

А если устал – так уютно, покойно в снегу.

 

Вот и конец разлинованной детской тетради.

Я не прощаюсь, но заранее говорю:

Люди любимые, памяти, памяти ради

Маму любите мою, всё равно, что свою.

 

***

Сыну Арсению

 

Сыночек, садись на колени мои,

Смотри, прискакали олени мои

С рогами–рогами–рогами.

Они протрубят «уруру-туруру»

И будут свирепо, пока не умру,

Сражаться с твоими врагами.

 

А птицы какие – скорей посмотри

И глазки закрой, пусть летают внутри

И душу твою опахают,

Красивые самой живой красотой.

Впусти этих птиц, за ценою не стой.

Порхают-порхают-порхают.

 

Давай полетаем как птицы с тобой,

Попрыгаем будто олени с тобой

По кочкам–по кочкам–по кочкам.

А в ямку потом обязательно «бух!»,

Укроет от глаз придорожный лопух

Весёлого папку с сыночком.

 

***

Скажи-ка правду мне, дружок

Спасательный кружок,

Каких отчаянных людей

Держал ты на воде?

И скольким было не дано

Отправиться на дно?

С прощальным взглядом на борту,

С мольбой во рту…

 

Кто был тобою окружён –

С теплом твоим знаком,

И ты недаром водружён

Спасательным значком

На обшелушенном носу

Бродяги–катерка,

А возле – в пойменном лесу –

Свеченье костерка,

В чаду которого свою

Молитовку творю

И повторять не устаю,

И снова повторю:

 

Скажи-ка правду мне, дружок

Спасательный кружок,

Когда отчалит катерок,

И мрак разинет пасть,

В наипоследний этот срок

Не дашь пропасть?

Поэзия @ ЖУРНАЛ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ И СЛОВЕСНОСТИ, №6 (июнь) 2012 года