Александр Балтин (Москва). Маленькие поэмы.

Поздравляем постоянного автора «Журнала литературной критики и словесности» с 44 днем рождения, который он встречает в расцвете  недюжинного  поэтического мастерства и во всеоружии прожитых лет.   

Александр БАЛТИН (Москва).

МАЛЕНЬКИЕ ПОЭМЫ

ЖИЗНЬ ЖАННЫ

Куски, фрагменты  и  моменты –

А  кровь  судьбы  не  склеит  вновь

Жизнь  Жанны – областью  легенды

Звучит – высокой, как  любовь.

 

О, с  ней  святые  говорили,

Трёхмерность  яви  одолев.

Её  стезю  определили.

И  празден  королевский  гнев.

 

Вот  древо  Жанны – пламенеет

Плодами  света  и  трудов.

Война  увечит, как  умеет

Тела  и  души.

Много  снов

О  нашем  мире  мирозданье

Видало. Бездна  глубины.

За  битвой  следует  молчанье

Другим  неведомой  вины.

 

 

О, как  ликуют  мародёры –

Как  Жанна  их  повергнет  в  стыд.

Церковной  власти  коридоры,

Прелатов  золочённый  быт.

 

Суп  из  предательства  наварист,

На  кухне  адской  выкипал.

Что  видно  на  веку  на  вашем?

Любой  не  мал, что  миновал.

За  боем  новый  бой – и  снова

Пласты   истории  густы.

И  Жанны  силой  света  слово

Бой  остановит…Сколь  сурово,

Столь  правда  в  оном  высоты.

 

Меч  Жанны, чья  балансировка

Отменна – легендарный  меч.

Её  в  бою  легка  сноровка –

Она  спасала  от  увечь-

Я  понимаю – так  и  было.

Я  силу  не  могу  понять,

 

Какая  Жанну  окрылила.

Знак  этой  силы  узнать.

 

…горит  огнями  дом  соседний,

Над  ним  ночная  глубина.

Век  всякий  думал – он  последний,

И  снова  длились  времена.

 

Церковный  суд  прошит  обманом,

Из  оного  изъять  бы  ложь,

Какая  в  мире  многогранном

Алмазы  копит – в  неустанном

Стремленье  выиграть.

Изъяном

Жизнь  будет – коль  во  лжи  живёшь.

 

Костёр  в  сто  языков  охватит

Сухую  девы  Жанны  плоть.

Врата  сакраментальны – хоть

Мучительны.

Но  боль  откатит,

Что камень – мощная  душа:

Ей  новые  открыты  тропы,

Миры в  какие  не  спеша

Восходит  Жанна – жалко  толпы

Внизу, по-прежнему  круша

Явь, катят  к  чаше  катастрофы,

Презрев  небес  благие  строфы –

О  том, что  правда  хороша.

 

ЛЕСТНИЦА  ЛЮТЕРА

Монах  проедет  на  осляти –

Рассчитано  и  горько  пьян.

Он  любит  каждый  свой  изъян,

Ему  бутылка – вечно  кстати.

 

Вон  индульгенциями – раж —

Торгует  в  рясе  и  зевая –

Тот, кто  пугать  всех  адом  рад,

В  него  естественно  врастая.

 

Твёрд Лютер, голова  свежа,

И  мысли – от  янтарной  силы

Небес, и  к оным  льнёт  душа,

Провидя  света  перспективы.

Монаху  Лютеру  невмочь

Терпеть  обжорство, пьянство, бредни

Догматов – тут  сплошная  ночь

Духовная, и  век  последний.

 

…как  будто  видишь – он  идёт,

На  дверь  собора  прибивает

Противу  индульгенций  свод,

Рискует, и  об  этом  знает.

Не  убоялся  ни  костра,

Ни  пыток, их  ядрёной  мощи.

Что  боль  от  них? Она  остра,

Но  есть  же  мир  небесной  толщи.

Небесный  пласт, его  руда

Душ  совершенных, светоносных.

Речения  монахов  косных,

Их  алчность, жизни  их — беда.

И  что? Такое  навсегда?

Конюшням  Авгия подобна

Сегодня  церковь – грех  и  хлам,

 

Грехи  пузаты, и  подробно

Диктуют  то, что  делать  нам.

 

Но  Лютер  церковь  раздробил –

Во  зло  подобное  дробленье.

А  даровала б  сила  сил

Возможности  для обновленья –

Для  измененья  церкви…Мощь

Различны  направленья  имет.

Небесная  сияет  толщ –

Никто  такую  не  отнимет.

 

Вершит  Библейский  перевод,

Душой  ликую  Лютер – ночью.

И  адский  житель, адский  кот

Увиден  Лютером  воочью –

Чернильницей  в  него  скорей!

(чернильницу  бы  ту  в  музей).

 

Причины  вне  системы  жизни,

Жизнь  кодексом  не  прочитать.

Биографы  порою  лживы,

Горазды  факты  подгонять.

Из  двадцать  первого  представить

В  деталях  Лютерову  жизнь –

Уроки  взять, поправки  к  яви

Вписать, и  на  разрыве  жил

Стремиться  к  осознанью  сути,

Которую  не  осознать.

…что  человек  есть  смесь  в  сосуде –

Никто  не  сможет  отрицать.

 

ЛОГИКА  ЛОЙОЛЫ

От  объедков  пищи  очищать

Скучно  ль  оловянные  тарелки?

К  этому  труду  не привыкать

Мальчику  по  кухне – коли  мелки

Чувства, мог  тогда  б  переживать.

 

Но  Лойола, орден  основав

И  возглавив, противу  гордыни

Трудится  на  кухне, свой  состав –

Душу  то  есть – в  пласт  введя  отныне

 

Мудрого  смирения. Вода

Отмывает  утварь  без  труда.

 

Храбрый  дворянин – Лойола – знает,

Как  ужалить  шпага  может, но

Вера  экстатичней, чем  вино

Душу  опьяняет.

Окрыляет.

 

Орден  невелик  пока. В  былом

У  Лойолы  и  пути, и  битвы,

И  сомненья – поострее  бритвы,

Или  ум  скрутившие  жгутом,

Или  душу  трогали  огнём.

А  духовные  ворочать  камни

Посложней, чем  камни  естества.

Только  оболочками  слова

Видятся – доступная  едва

Суть  прельщает, и  сияет  славно –

Не  обманет? Ангел  разведёт

Два  крыла – увидите  копыта.

Человек  инстинктам  живёт,

Жаждой  счастья  и  пластами  быта.

Вектором, ведущим  вверх, один

Жив из  тысяч, или  сотен  тысяч

Разных, но  включая  их величеств.

Папа – дома  веры  господин.

В  лоскуты  пристало  б  роскошь  рвать,

Жить  среди  неё – такая  ересь.

Вера – это  значит  рваться  через

Данность, высоту  осознавать.

 

Вот  Лойола  генерал, притом

Вовсе  не  мечтающий  о  славе.

Вписанный  в духовный  дом, а  дом

Оный  отдан  небу, как  державе

Истины – она  одна  притом.

Жить  не  можно, с  истиной  лукавя.

Жить  нельзя  в  пределе  золотом.

Вера – каждой  жизни  есть  заглавье,

Этого  не  ведаем  притом.

 

ДОМ  ДОСТОЕВСКОГО

Из  лабиринта  выход  к  свету –

Зачем  иначе  лабиринт?

Но  всяк  по-свойму  муку  эту –

И  невозможен  тут  репринт –

По-свойму  муку  жизни  терпит.

А  иногда  вкус  яркий, терпкий.

 

Жизнь – не еда, её  на  вкус

И  классик  пробовал  едва  ли.

Разнообразные  детали

Жизнь  составляют – это  плюс.

А  минус – важного  нельзя

Понять  сквоженье  корневое.

Навряд  ли  детство  золотое

Даст  Достоевского  стезя.

 

Сундук – тот, на  котором  спал,

И  домика  убогость – вот  он:

Давно  уже  музеем  стал

В  московскую  реальность  воткан.

 

Тома – продленье  жизни? Нет?

Ночной  порою  созидает

Писатель  мир, в котором  свет,

Потьма  которому  мешает.

Вериги  каторги  уже

Разбиты. Снег  белел  отменно.

А  с  детства  раны  на  душе,

И  с  ними  жить  довольно  скверно.

Жить? Да! Но  с  оными  писать

Куда  сподручней. Вынимает

Из  раны  образы  опять,

И  лабиринты  изучает.

 

А  в  Оптиной  я  помню  дом-

Музей, где  вызревал  неспешно

Роман, и  он – последний  том.

…старик-отец  себя  потешно

Ведёт, и  адово  притом…

 

Все  ль  ипостаси  наших  душ

Исследовал  пристрастно  классик?

Но  вывод – он  весьма  неясен.

Сквоженье  есть  ярчайших  дуг,

Шары  сияний, и  миров

Густые  янтари  над  нами.

Кто  оные  познать  готов

И  истину  поднять  на  знамя?

 

Алкая  истину, труды

Ты  сам  свои  отягощаешь.

Узнавший  голос  нищеты,

Душой  едва  ли  обнищаешь.

 

Табак  крошится; крошки, жаль

Всё  мимо  гильзы…Ночь  густеет.

Из  ночи  строить  вертикаль

В  поля  небесные  умеет

Душой  познавший  вертикаль

Кто  пишет, курит  и  болеет.

 

Кто  повествует  нам  о  нас

Так  много, что  не  ожидали –

Про стержни  смысла и  скрижали,

Шары  страстей, прозренья  шанс…

…про  то, как  может  смертный  час

Свет  новый  бросить  на детали…

Стигматы  состраданья  жгут

Ко  всем, когда  опять  читаешь

Того, чей  черезмерный  труд

Собором  света  почитаешь.

 

ЭЗОТЕРИЧЕСКАЯ  ПОЭМА

Виноградники  миров  над  нами,

Тень  от  них – привычный, зримый  мир.

Что  успех, когда  душа, как  в  яме,

Пусть  незримых, но  ужасных  дыр?

 

Жизнь – система. А  её  причины

За  пределом  оной, велики.

Лестниц  золотящихся  картины,

Их  вполне  воздушные  штрихи.

 

Дальнобойно  слово – сокровенной

Силы  мы  не  знаем, говоря,

И  словами  праздными  соря

Противу  величия  Вселенной.

Мне  страшны  листки  календаря –

Жизнь  их  обрывает  будто  осень.

Кто  её, скажи, об  этом  просит?

Обращаясь  к  самому  себе,

Вместе  обращаешься  к  кому-то.

Выключил  и  вновь  включил  компьютер –

Виртуальность  явлена  судьбе.

Так  с  порога – Здравствуй, я  судьба –

Никогда  она  не  говорила.

Я  бы  глянул  и  воскликнул – Ба!

И  рукопожатье  б  окрылило.

 

И  мечты  страшны – как  будто  в  щель

Тараканью  загоняют  борзо.

Ночью  звёздной  золотое  просо

Кто  клюёт, свою  скрывая  цель?

Есть  ядро  явления  и  плоть

Оного – хоть  может  быть  не  плотной.

Есть  река, но  не  построить  плот –

Переплыл  бы  реку, беззаботный.

Жизнь  рекой  назвать  я  не  берусь –

Не  хочу платить  налог  баналу.

Я  к  провинциальному  причалу

Подойду  и  испытаю  грусть.

Пахнет  замечательно  вода,

Волны  лёгким  звоном  обольщают.

Облаков  петлистые  стада

Над  лавиной  жизни  проплывают.

Мысли  ход – по  сути  жизни  ход.

Подлинная  жизнь  — как  сфера  духа.

Коль  душа  созрела, будто  плод,

То  о  свете  смерти  будет  дума.

 

Поэзия© ЖУРНАЛ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ И СЛОВЕСНОСТИ, №12 (декабрь)  2011.